Впервые Юрий женился, когда вернулся из армии, отслужив срочную. Раиса была первой станичной красавицей с длинной толстой косой ниже пояса, глубокими синими глазами и по-девичьи нежной кожей. Жили они, пока строили дом, вместе с его матерью, которая все, даже интимные подробности молодой семьи, без стеснения выносила на улицу. Из-за чего между неокрепшей семейной парой неоднократно возникали конфликты, и успокаивал нервную систему Юрий одним из самых распространённых способов - выпивкой. Что постепенно стало для него нормой.
Юрий с Раисой переселились в собственный дом, родили первенца, и тут новая беда - у мамочки при обследовании обнаружили туберкулёз. Прямо из роддома сынишку временно отдали на воспитание её свекрови, а Раису направили на лечение в тубдиспансер. На целые полгода. На мужчину свалились непривычные домашние обязанности и необходимость помогать жене с сыном. Способ лечения от физических и нервных перегрузок общеизвестен. И Юрий стресс не забывал всякий раз снимать. А тут ещё и погуливать начал. С годами проблемы усугублялись и в результате накопившихся обид и недопонимания они разошлись.
Делили нажитое добро, отчаянно сражаясь за каждую мелочь. В конце концов Раиса выплатила бывшему мужу его долю за дом и ещё он перевёз к матери целую тракторную тележку мебели и всякого иного домашнего барахла. Первый развод закончился взаимными обвинениями и сплетнями, а заодно алиментами на содержание сына более чем на десять лет вперёд. Но сын, Саша, с бабушкой и отцом дружил и часто прибегал к ним в гости.
Далее Юрий решил стать более осмотрительным. Во второй раз он женился на бездетной женщине с собственным жильём и предложил продать её дом и построить на участке его родного брата двухэтажный кирпичный дом с балконом. Брак был официальным и та без сомнений согласилась. К тому времени, когда красивый современный дом был построен, Юрий и вторую жену пьянством своим и придирками в нетрезвом состоянии вконец измучил. Она подала на развод и раздел имущества. И тут оказалось, что на собственный, пока не оформленный дом, она не имеет никаких прав. Потому как он даже построен на чужом участке, а именно - брата её мужа. Суды попортили ей немало крови. Раздел произошёл к немалой выгоде некогда безмерно обожаемого ею супруга.
В третьем браке, взяв женщину с ребёнком, Юрий с новой женой родили и общую дочь. К тому времени деньги от дома в основном разошлись и на остаток удалось лишь прикупить основательно потрёпанную отечественную легковушку. Содержал семью он на одну свою зарплату минус алименты, что отнюдь не способствовало семейному благополучию. А тут ещё и сватьи не сошлись характерами и донимали бесконечным выяснением отношений. Когда разошлись, Юрию досталась его разваливающаяся машина и новые алименты.
По взаимной симпатии и совету матери, в четвёртый раз Юрий выбрал трудолюбивую и хозяйственную вдову, которая по определению матери жила, как в сундучке, то есть аккуратно и не бедствовала. Женщина отделила взрослого сына и, к оставшемуся у неё небольшому домику, выстроила дом для жилья с новым мужем.
И тут Юрий заболел. А, получив после лечения радикулита путёвку на отдых, отправился на курорт. В санатории новоиспечённого курортника, что называется, бес попутал, - он влюбился. При очередном разводе и разделе имущества получил свою законную половину и переехал жить к пятой жене в соседнюю станицу.
Вот такая присказка. Сказка будет впереди. И сказка, по всему видно, чрезвычайно грустная, если не сказать печальная.
У Натальи было трое малолетних детей. Младшей едва исполнилось семь лет. Их ещё предстояло поднимать и поднимать. Кроме того платить алименты собственной дочери. Юрий работал как проклятый, чтобы угодить молодой и любимой жене. Здоровье с каждым годом ухудшалось, потребности домочадцев росли. Увеличивались и претензии к нему. Так прошло десять лет. Юрий готовился уйти на пенсию. И тут его из дома, который он давно привык считать своим, не совсем дипломатично попросили.
- Пока тебе будут оформлять пенсию, нам обеспечено полное безденежье. Так что до свидания, дорогой. Наконец-то я освобожусь от невоспитанного, хамоватого типа, к тому же выпивохи. Дети у нас выросли, до пенсии ты дожил и всего хорошего, в добрый путь!
- Такая, получается, любовь?! - задохнулся Юрий.
- Какая любовь? О чём ты говоришь? Терпела тебя до пенсии и все дела.
- Выходит я помог тебе вырастить твоих детей и теперь оказался не нужен? - не верил словам Натальи расстроенный пенсионер.
- Почему только моих? И твоей дочери ты исправно платил алименты.
- Тогда отдай деньги, что я тебе принёс за дом, - не сдавался Юрий. Мне ведь тоже надо чем-то жить.
- Деньги за свой дом ты давно проел, а этот дом моя личная собственность, нажитая до брака с тобой и, значит, не подлежащая разделу, - не терялась жена. - А свою разбитую мебель можешь забрать с собой. Сумку с одеждой я тебе уже приготовила.
- Вот и приехали! - слишком поздно взялся за голову Юрий. Юридически он был бессилен. Давить на совесть Наталье бесполезно. Нужно было до первой пенсии просто не умереть от голода. Он наклонился за выставленной к двери сумкой и тут поясницу прострелила страшная боль, согнувшая его пополам.
- Ладно, хватит притворяться! Вали, давай, через дорогу к другу, на лекарства у меня денег нет, - особой жестокостью отозвались последние слова жены при расставании.
Юрий не помнил, как вышел со двора, оказался в сарайчике с печкой-буржуйкой соседа, устроился на лавочке, закутавшись в старое, годами висевшее на гвозде, тряпьё. Соседа Валеры дома не было. Он ухаживал за старенькой матерью и дома порой отсутствовал месяцами, заскакивая иногда по необходимости. Прежде они частенько выпивали здесь на троих, вместе с их общим приятелем Павлом, играли в нарды и шахматы.
Больной лежал в тишине и одиночестве. Собаки Валерий не держал, чтобы за ней не ухаживать. Дом его был крепко обустроен, соседи люди верные, не вороватые, а в сараюшке позариться было не на что. Несколько раз Юрий с трудом поднимался со своего лежака, выходил во двор попить из крана воды и, не глядя в сторону Натальиного дома, возвращался на прежнее место. На четвёртый день в сарайчик заглянул запыхавшийся Павел.
- Вот ты где, Юрок! Слава Богу, отыскалась пропажа. Спрятался, как крот в норе. Не мог кого-нибудь прислать? Я бы давно к тебе явился. Опять проклятый радикулит одолел? А твоя ведьма молчит, что выгнала тебя. Мне мальчишки соседские сказали.
- Павло, затопи печку и поставь чайник. Четыре дня во рту ни маковой росинки и от холода совсем задубел, - попросил больной.
- Не дрейфь, мы это дело быстренько организуем, - засуетился приятель. Моя тебе сумку харчей передала. Она эту гадюку хорошо знает, работали когда-то вместе. На вот, закури. Поди, и сигарет уж несколько дней не видал? Может врача вызвать? Не желаешь? Тебе видней, но пропасть не дадим, вместе и батьку легче бить, - бодренько частил Павел. А Юрий всем существом ощущал жалость приятеля и нежелание, почти патологический страх, оказаться на его месте.
Павел сходил в аптеку, принёс лекарства, натёр больному спину. Позже доставил из дома старый, но крепенький топчан, постельное бельё, тёплое одеяло с подушкой и чёрно-белый телевизор, с давних пор за ненадобностью коптившийся на чердаке.
- Это тебе от Валентины моей презент. А ещё борща в бидончике и блинков горячих к чаю передала, - хозяйственно занимался делами в сараюшке Павел. - Вот сейчас мы печку истопим, перекусим и можем партию в шахматы сыграть. А сначала выпей обезболивающее. И не будь таким смурным. Тебе от этой змеи надо держаться подальше. Вот выздоровеешь и уезжай в свою родную станицу. Иначе она своим ядом отравит тебя окончательно.
- Да тут можно жить потихоньку, вот только крысы наглые, по ночам пешком ходят, - крепился Юрий, и добавил доверительно, почти интимно, - Не могу я от неё, заразы избавиться. Внутри меня она сидит. Пусть и не нужен я ей, а всё же рядом.
- Не дури, братец! Добьёт тебя твоя старческая блажь. Наташка стерва с самого детства, я её, как облупленную знаю. Она и детей такими же вырастила. Скажи, к примеру, за эти дни к тебе, больному и голодному, хоть раз кто-нибудь из них заглянул? А ведь ты им практически десять лет отдал. Пахал на них, даже в отпуск не ходил. И где она, человеческая благодарность? Не в ту, Юрец, влюбился, не той своё сердце отдал. Выжали они тебя как лимон и бросили на произвол.
- Так ведь и я не сахар, - попытался взять на себя часть вины Юрий.
- Никто не спорит. Однако дождались пока работать не сможешь и дали под самый дых.
- Верней, под зад коленом, - уточнил больной.
Время шло к вечеру. Павел, подставив напоследок поближе к топчану столик с едой, банкой воды и сигаретами, заторопился домой.
- Не обижайся, братишка, завтра загляну. Мне ещё по хозяйству управляться.
- Да о чём речь? Разве я не понимаю, что у тебя самого дел под завязку? Спасибо, Павлуха! Купи, пожалуйста, электрическую лампочку, вчера старая в патроне перегорела, ночью в темноте совсем несподручно. И Вале своей от меня большую благодарность передай.
Юрий лежал на жёстком топчане, как когда-то советовал врач, на спине, и наблюдал за длинной серой паутинкой, свисавшей с потолка, и медленно колебавшейся в воздухе.
- Вот и я, как эта паутинка, серый и беспомощный, никому теперь не нужный. Болтаюсь на холодном ветру. А ведь дома поделил с тремя жёнами. Новые, не дешёвые дома. И от матери досталась доля в наследство. Можно сказать, четырежды за жизнь получал наследство. А сам теперь перебиваюсь в чужом грязном сарае. И где все эти деньги? Прогулял. Потратил на выпивку, мотоциклы, женщин, ещё какую-то незначительную ерунду. Деньги тяжело добывать, особенно своим трудом, а уплывают они сами из-под рук на всякое баловство. Вот только за последний дом деньги Наташка сумела к рукам прибрать, да так, что и концов не найдёшь. Окрутила Королевишна старого дурня! - вспомнил насмешливую кличку, издавна придуманную станичниками подлой и неоправданно любимой им женщине.
Лёжа неподвижно, Юрий перебирал в памяти всех своих бывших жён и ни об одной из них не мог сказать дурного слова. С любой можно было счастливо прожить человеческий век, вырастить детей, оставаться под старость довольным и обихоженным. Красивые, ласковые, заботливые, работящие. Знал кого выбирал!
У каждой свой характер, сформированные временем привычки, но по-хорошему договориться не представляло труда для него абсолютно с каждой. Разве что третья, Клавдия, была с некоторой ленцой и строптивостью. Зато в другом преуспевала, за что, может, и потянулся безудержно к ней в своё молодое, горячее время. И покидая их, испытывал не столько стыд, сколько ощущение собственного превосходства над женщинами, гораздо больше него переживавшими разрыв.
Но лучше всех были первая и четвёртая жены. Раиска девственно-чистая, нежная, улыбчивая, с голоском звонким, как колокольчик, серебристым смехом и красотой такой, что и с ребёнком вышла замуж через полгода после развода с ним. Теперь у неё двое детей. Муж, Николай, работали когда-то с ним в геолого-разведочной партии на буровой в одной смене, на руках носит бесценную жену и на километр к ней никому приблизиться не позволит.
Четвёртая - Варвара - живёт самостоятельно, замуж выходить больше не захотела. Вот уж чистюля, вот уж хозяюшка! За такой женой как за каменной стеной. Да что делать, влюбился в свою чертовку, которая живёт через дорогу, а его обрекла практически на голодную смерть. И, кабы не приятель Павел с его добротой, может и загнулся бы в одиночестве в этом чужом, дырявом сарае. Теперь нужно немного подлечиться и попробовать ещё раз испытать свою фортуну. Авось Варвара не разлюбила до конца и примет его в свой дом, за который он в своё время отхватил немалые денежки, - зубной болью отозвалась правда. - Однако, спрос не бьёт в нос, вдруг и в самом деле повезёт напоследок. Надо только решиться.
Вечером на станичной улице то у одного, то у другого двора собирались соседи - отдохнуть после трудового дня, поговорить о том, о сём, рассказать свои и узнать чужие новости. И в этот прохладный осенний день, приодевшись потеплей, сошлись к длинной лавочке пожилые станичники, прихватив из дома и собственные удобные, привычные стульчики, чтобы расположиться кружком, лицом друг к другу на уличных посиделках. Обсуждали телевизионные новости, когда вдали показался старчески согнутый человек и очень медленной походкой, с трудом переставляя ноги, направился к ним. Все с недоумением и интересом смотрели в его сторону.
- Да никак это Юрка! - удивилась дальнозоркая тётка Полина. - А мне вначале показалось, что столетний дед на прогулку вышел. Вот и подумала, чей бы это? Вроде на нашей улице не живут такие.
- А то не дед? - отозвался расслышавший её пришелец. - Все мы теперь деды и бабки. Вот приехал прощения просить.
- К Варваре, что ли? Молодая жена, поди, выгнала?
- Ну да, перед ней виноват, к ней и прибыл, пусть сечёт мою дурную голову, - с трудом повернулся в сторону своей бывшей жены Юрий. - Перед всеми соседями прощения прошу и хочу, чтоб приняла обратно.
- А мне твоя повинность ни к чему. Я давно тебя простила. Живи себе счастливо, только от меня держись подальше, - удивляясь плохому внешнему виду бывшего мужа, ответила женщина.
- И на денёк не пустишь? Нет сил дальше идти, скрутил радикулит почище железного каната.
- Почему не пущу? Можешь пожить ровно три дня. Обстираю, накупаешься, подкормлю и даже денежек дам. И за это время твоему сыну Саше сообщу, что его отец хворый, пусть он тебя забирает. Мы с тобой более десяти лет вместе не живём и ты мне не нужен. Отгоревала я своё. Вначале мужа похоронила, потом ты меня ни с того, ни с сего бросил. Теперь сам живи, как знаешь.
- Что, Юрок, обидно, наверно, пока шёл с автостанции, по пути все дома свои повидал? Стали ещё краше, да чужие они теперь! - не преминула уколоть тётка Полина.
- И не говори! Что с дурака спросить? Был хозяином, а стал бомжем, - не отрицал собственной глупости Юрий.
У Саши было шестеро малолетних детей. Жили они в материнском доме, именно том, за который Юрий получил половину стоимости ещё при первом разводе. Всё вокруг было родным и одновременно чужим. Пока сноха по-хозяйски хлопотала по дому и во дворе, Юрий присматривал за внуками. Денег многодетной семье хронически не хватало. Проявлялось это во всём. В окружающей обстановке, одежде, питании. И тут впервые ему пришла вполне резонная мысль - а ведь он все последние годы жил со своей женой и её детьми в разы комфортней, и обеспеченней. Впрочем, как и с другими жёнами тоже. Кое-как дождались первой пенсии, накупили в магазине побольше разных продуктов. Сноха наготовила вкусных домашних блюд. Радости детей не было предела. Казалось бы, наступила, наконец, семейная идиллия, когда родные люди объединились в благом порыве поддержать друг друга. Да не тут-то было!
Непреходящая душевная боль и привычка к спиртному делали своё пагубное дело. На Юрия напала беспросветная тоска. Он стал покупать спиртное и нашёл себе собутыльника, правда в женском лице, и в её же обществе жилетку для своего нытья и жалоб. К сыну в дом привести, не отмеченную чистоплотностью личность, он не мог. И летом, временно, сын им поставил металлическую кровать в саду, под кизилом, набросив от дождя на ветки дерева большой квадрат линолеума. Двух пенсий им хватало на пропой и совместный скудный стол. Однако к осени собутыльники рассорились. Женщина прибилась к дальним родственникам, а Юрий предпочёл вернуться в сарай своего приятеля, поближе к последней жене.
При нём оставалась его пенсия, возможность в любое время приобретать спиртное и беспочвенная надежда соединиться с любимой женщиной. Драконовские методы расправы с ним бывшей жены на силу его чувств не повлияли.
- Забвение. То, что происходит в настоящее время со мной, называется забвением, - думалось Юрию долгими, холодными вечерами в его, плохо сохранявшем тепло, сарае. - На самом деле я абсолютно никому не нужен. Саше тяжело прокормить даже его собственных детей. Женщины во мне окончательно и бесповоротно разочаровались. Я старый эгоист и алкоголик, не способный в старости нянчиться с внуками и радоваться теплу семейного очага. Я пустое место. И всей своей непутёвой жизнью подтвердил это.
Прежде он никогда не задумывался всерьёз, какую невыносимую боль могло причинять предательство близкого человека, его нежелание продолжать совместную семейную жизнь, категоричное неприятие отверженного. Сколько раз по собственной прихоти он обрекал своих жён на одиночество! Небрежно и безответственно покидал и других женщин, всем своим простодушным сердцем готовившихся служить ему верой и правдой. Вначале давал надежду, а позже отворачивался. Теперь на собственной шкуре в полной мере познавал страдания некогда им покинутых. Чувство личной неполноценности, приниженности и неотвратимого приближения старости заполонило каждую клетку его существа. Использован и оплёван хитрой женщиной по отработанной до деталей и такой знакомой схеме!
Уж чего-чего, а женской любви Юрию во все времена хватало с лихвой. Он сам стремился к ней, преподносил себя этаким бравым молодцом-удальцом, - находчивым, весёлым, деятельным и удачливым. Несмотря на то что шутки его бывали грубоваты и порой вульгарны, за нечастое нынче в мужиках терпкое мужское начало, ему многое прощалось, на многое влюблённые молодайки смотрели сквозь пальцы. Он разжигал в сердцах обычных женщин нежные чувства и они готовы были платить сторицей.
От всех своих женщин требовал ежедневно чистой и наглаженной одежды, вкусной домашней пищи, тщательного за собой ухода. Любил и не отказывал себе в приличном парфюме. Всегда выглядел этаким сельским ловеласом, особенно притягательным в условиях дефицита мужчин на селе. Взамен ставил себе задачу как можно больше зарабатывать. И умел это делать. А спиртное употреблял вечерком да по выходным. Работа и трудовая дисциплина всё-таки оставались для него на первом месте.
Наталья покорила его своей необычностью, какой-то змеиной, неуловимой и мало поддающейся описанию красотой, сложностью, непонятностью её внутреннего мира и тем, что никогда не позволяла Юрию проявлять над ней власть. Прожив с ней немалое время, он едва ли мог похвалиться, что глубоко познал её душу или мог заранее просчитать, как она поступит в определённой ситуации. Наталья была единственной в его безалаберной жизни женщиной, оставшейся загадкой. Похоже, на сей раз она посчитала его простодушным и воспользовалась им как орудием для исполнения своих личных планов. А он впервые оказался жертвой противоположного пола. И какой беспомощной жертвой! Хотел и не мог разлюбить свою мучительницу, сердце отказывалось ему подчиняться, а чувства, к унизившей его женщине не желали ослабевать, и тем более растворяться. Наталья стала для него своеобразным наркотиком, которого он домогался и не мог получить.
Порой приезжал ненадолго хозяин сарая, привозил немного продуктов. Навещал его и поддерживал старый и надёжный товарищ Павел. Но ощущение тотального, ни чем не истребляемого одиночества охватило его, не оставляя ни на секунду, угнетало и подавляло, мешало спокойно жить и дышать. А тут ещё у Натальи появился новый мужчина. Они вместе выходили из его машины, не оборачиваясь на соседский двор, где изгнанный обитал, скрывались в доме, и ярости Юрия, смешанной с безмерной обидой, не было предела. Существование его в сарае становилось невыносимым.
Саше позвонили по телефону в один из самых холодных февральских дней. Чужой мужской голос сообщил, что отец его умер недели полторы-две назад и просил забрать труп для предания земле.
- Зовут меня Павел, - сообщил о себе мужчина. - Пока я лежал в больнице, твоего отца никто не навещал. Он, видать, простыл, заболел и скончался от пневмонии. Потом, окоченевший, долго пролежал в сарае. Его сильно объели крысы, поэтому хоронить разумней прямо отсюда. Я вызывал участкового и врача, справка о смерти имеется. Если что нужно, скажи, - чем смогу, постараюсь помочь.
Никого из бывших жён на похоронах Юрия не было. Да и провожавшие составили всего несколько человек.