1.
В полумраке тесной комнатушки, при дрожащем свете потрескивающей свечи, склонилась над письмом прекрасная своей волшебной красотой фея. Недалеко плескалось море, шелестом гальки навевая воспоминания прошлых дней. Фея грациозно налила в нефритовый кубок божественный нектар , медленно выпила его и, тяжело вздохнув, продолжала писать, часто и плавно утапливая гусиное перо в серебряную чернильницу.
Всю свою жизнь фея прожила у моря. Каждое лето в её небольшом домике останавливались приезжающие отдохнуть на морском берегу рыцари, купцы и ремесленники с семьями. Она кормила их, скрашивала их досуг, кратковременно влюблялась и быстро забывала скудно оплачиваемые поцелуи и обьятья. В этом для неё не было ничего безнравственного: так жили все, имеющие на морском берегу замки, дворцы, дома и даже лачужки. Золото не пахнет, а грех и не грех, если он совершен во благо временно ближнего, - думала она.
Но тем летом фея по настоящему влюбилась. Он был скороход - доставлял в Королевство депеши и срочные Указы правителя, а на ковре – самолете возил грузы. Всю свою жизнь он прослужил оруженосцем во владениях Снежной королевы, там же, в снежных и холодных далях Северов, потерял жену. Он отличался от всех рыцарей, которых знала фея: он не пил, не курил, отвергал все её ухаживания и любые знаки внимания других фей. По вечерам он готовил еду из выловленной за день рыбы и они вдвоём ужинали , а потом он долго сидел в кресле на её крохотном дворике, играл на мандолине, неуловимо перебирая быстрыми пальцами шесть струн длинного грифа и тихо пел песни. Его печальные глаза не мигая смотрели на море, а голос был нежным и с хрипотцой от обожженных ледяными ветрами лёгких.
А потом рыцарь уехал и она стала тосковать по нему. Фея часто писала письма скороходу и каждый день выглядывала на пыльную тропу, проходившую рядом с её крохотным домиком - ждала письмоносца. А получив письмо, по многу раз перечитывала манускрипт. Он писал о пустяках: о пирах , о рыцарских турнирах при столичном дворе, о полетах на ковре – самолете и о своем пристрастии к ужению рыбы на мелких плёсах Борисфена. Иногда он присылал ей свои рисунки из прошлой оруженосной жизни: снега, скалы, ковры – самолеты и белые медведи. Эти рисунки она вешала над своим ложем, прикрепляя их булавками с рубиновыми огранёнными головками к поверхности венецианских гобеленов.
2.
Но однажды звезды на небе образовали узор, который по канонам её религии означал беду. К тому времени красота её пропала, она осунулась, постарела, стала чрезмерно увлекаться дружбой с мутным хмельным зельем, отдала свою душу культу старого, плешивого карлика , проповедующего ненависть и необходимость завоевания превосходства низшей расы над древней культурой соседей. Пророчества её новой религии сбылись . Её мечты были перечеркнуты письмом бывшего оруженосца, доставленного ей ранним весенним утром.
Письмо было из Испании. Бывший оруженосец писал, что он с девушкой, которая ему безмерно дорога, сейчас отдыхают на берегу моря Средиземного, и он счастлив и горд, что рядом с ним находится этот смарагд - лучистый и прекрасный. С письмом он передал дюжину картин - миниатюр кисти каталонского художника.
С ненавистью и презрением она рассматривала картинки. Её бесила красота женщины, её молодость и безмятежность. В её глазах она читала любовь к бывшему оруженосцу, ей противен был её малый рост, её фигура, её детские ступни в песке и узкие ладошки, которыми она обнимала скорохода. Особенное бешенство вызывала её одежда: слишком открытая и неприличных светлых тонов. Но больше всего была ненавистна её грудь - полная и готовая выпрыгнуть из одеяний.
Фея сорвала с потрескавшейся стены его рисунки и швейной иглой (булавки и гобелены были давно заложены в ломбард), исколола глаза влюблённым на миниатюрах. Но этого показалось ей мало. Она села писать письмо: гневное и яростное: … вы оба - епанутые создания… Только уроды могут так рисоваться – почти в открытых купальниках. Этими рисунками вы хотите удивить старых пердунов? …(орфография сохранена).
Исписав лист обвинительными наречиями и отбросив перо , она накинула на шею боа из крашенных куриных перьев, небрежно покрыла бесформенной соломенной шляпой голову и вышла на улицу, в холодную и влажную темень приморского городка. Идти было некуда и прислонившись к углу лачуги, она достала бутылку с самодельной чачей, выпрошенную в долг у татарина Ильяса и привычно выпила половину.
Утерев губы рукавом, она злобно прошамкала:
- Всё ништяк, сволочи… Зато я - фея и я - свободна. Патамушта…
3.
Бывший оруженосец Снежной королевы и его женщина получили письмо ближе к вечеру.
Он, взглянув на свиток пергамента, протянул письмо женщине:
- Прочти. Посмотри, что еще хочет от нас эта несчастная …
Женщина читала письмо, краснела и брезгливо улыбалась.
- Опять одни ругательства… Я сожгу его ?
Он безразлично пожал плечами.
Женщина бросила ненавистное письмо в камин и пламя от разгоревшегося пергамента осветило её лицо: красивое и любимое…
Луна желтыми лучами заглянула в одну из комнат замка бывшего оруженосца. На ложе, под висящими на стене мечами, лежали двое. Счастье кружило вокруг них.