Владимир Голдин
К БУНИНУ В СЕНТ-ЖЕНЕВЬВ-ДЕ-БУА.
«Я жил тогда в районе гостиницы «Прага», - так, кажется, точно не помню, начинается один из рассказов Ивана Алексеевича Бунина. Эта вступительная фраза из Бунина не случайно пришла ко мне на память. Быть в Париже и не заглянуть к Бунину? Это не по-русски, тем более человеку не равнодушному к литературе. Пришлось агитировать русского гида группы, сказать несколько слов о пользе поездки на русское кладбище. Какой шум возмущения прокатился по автобусу: «Мы в Париж ехали не на кладбище…» Но вот мы в Сент-Женевьев-де-Буа. Место поклонения для каждого россиянина, ощущающего свою связь с историей, литературой, наукой, военной славой своей страны.
Пространство погоста открытое, светлое, и довольно просторное. В правом дальнем углу от входа имеются свободная площадь, хотя здесь уже давно никого не хоронят. Может быть за исключением французов.
Захоронения аккуратно расположены в ровные ряды и квадраты. Здесь нет, как на погостах России густых зарослей кустов, диких цветов и крапивы. Также ограничены и посадки больших деревьев, они есть, но не по всей площади кладбища.
Удивительный участок земли, где сошлись люди, объединенные единым законом жизни, а в реальном существовании своем часто соперники в творческих дискуссиях и взглядах на жизнь и её проблемы.
Начало мая, ещё нет многоцветия, преобладают оттенки серой земли, отблески стали на военных захоронениях, и только один холм балеро Нуриева сверкает красками восточного ковра, выложенного цветной мозаикой. У остальных православные кресты различной модификации. Каждое имя восстанавливает в памяти определённую информацию: семья Оболенских, он и она участники сопротивления фашизму, но лежат в земле порознь: она неизвестно, где-то в Германии, он здесь, вместе с её именем. Здесь же человек знакомый всей литературной и политической советской и французской элите. Зиновий Пешков: брат Якова Свердлова, воспитанник Максима Горького, личный друг Президента Франции генерала де Голля.
Судьбы, судьбы объединенные яркой, жизненной ситуацией. Много безымянных, где время стерло их имена, и нет родственников, изменить ситуацию. Есть деревянные кресты, потерявшие силу, склонившиеся перед холмиком, и только этот символ сохраняет момент захоронения, канувшего в вечность безмолвия человека.
Кладбище, в любой стране – место упования всех живых.
Яркие, громкие имена. Всех не охватишь. Прикоснуться хотя бы к некоторым.
Тэффи (Надежда Александровна Лохвицкая) – писатель юморист, знавшая женскую психологию досконально, по одному, какому-то незаметному, на первый взгляд предмету она раскрывала глубинные последствия поступков женщины, например, «Воротничок». Её читали цари и генсеки, но всё проходит, прошла и слава Тэффи, но в памяти любителей литературы это имя сохраняется вечно.
Совсем недалеко под плитой лежит Дмитрий Сергеевич Мережковский. Мережковский и Гиппиус – союз нерушимый на протяжении полувека. Один эрудит по многим гуманитарным наукам, знаток мировой истории и автор исторических романов. Помнится, как в студенческие годы бегал в университетскую библиотеку читать «Христос и Антихрист». Седая женщина, с каким-то подозрением задала мне вопрос: «С какой целью вы заказываете эту книгу». Что-то я промямлил её в ответ, но книгу получил.
Вот он смирившийся со всеми невзгодами лежит здесь, в ногах его, на отдельной мраморной доске упомянуто имя Зинаиды Николаевны Гиппиус. Казалось бы, лежать этой памятной доске на груди Мережковского, но она лежит в ногах. Это можно воспринять как символ и оценку ядовитого характера Гиппиус, «змея» чаще всего нападает с ног.
Какая противоположность творческих поисков Мережковского и Бунина. Первый знаток истории и автор многопудового собрания сочинений. Второй, знаток русской усадебной жизни, психолог, стилист, автор очаровательных рассказов, который за всю свою творческую жизнь смог сосредоточиться и написать одну повесть «Антоновские яблоки». Но такой рассказ как «Генрих» можно читать и перечитывать и при этом наслаждаться сюжетом и формой изложения, а может на текущий час лучше вспомнить рассказ из эмигрантской жизни «В Париже».
Я стою перед светлым надгробием великого писателя, где рядом лежит его верная муза жизни Вера Николаевна Бунина её имя отмечено в голове и ногах великого усопшего и это отражает смысл жизни этой семейной пары.
Я стою перед надгробием Бунина, а память воспроизводит портрет художника Нилуса из Орловского музея Бунина. Этот мемориальный музей писателя когда-то поразил меня своей светлостью от внешнего вида здания до отдельных наполненных светом комнат. Там у входа портрет, стройный, в расцвете лет Бунин, расстегнутый пиджак, небрежно заложенная правая рука в карман, в левой руке, между пальцев сигара, усы, бородка, и уверенный взгляд на посетителя…
Склоняю голову.
Время, время, в его ограниченном пространстве свершается всё. И здесь в Сент-Жненевьев-де-Буа покоятся судьбы людей, прошедших путь от рассвета до заката.