Забвение отменяется

Апарин Владимир
Владимир Апарин
Роман «Город двух апостолов»
Книга 2 «Забвение отменяется»
Глава 1.
В тот год, когда в его исчислении возникли непривычные три нуля, тихо заканчивалось моя педагогическая карьера, второй раз и видимо последний. Пять лет назад после очередной неудачной коммерческой операции, я по-быстрому сбагрил свой тонущий бизнес, помещение и наработанную клиентуру одному, молодому милицейскому пенсионеру. На обмывочном ужине, новоиспечённый хозяин был счастлив, как и его многочисленная казахская родня, перед очередным тостом, он многозначительно подмигнув сказал, не пожалеешь, что изменил свою судьбу. Огромное количество мясной закуски сделало своё дело, поздним утром следующего дня я проснулся дома в своей кровати, совершенно не помня события между подмигиванием и пробуждением. В комнате трещали две вещи: моя голова и телефон.
Сквозь треск в голове я понял, что звонил мой первый директор школы, в которую я был распределён после окончания физико-математического факультета. Теперь этот всегда неунывающий человек был большой шишкой в областном департаменте образования.
- Привет Петрович, узнаёшь, не разбудил?
- Да что Вы Виктор Степанович, давно уже на ногах – соврал я.
- Ну-ну – потянул он – Вообщем,  Володя без предисловий беру быка за рога. У тебя есть рога?
- Тьфу, тьфу, тьфу, нет – быстро ответил я, хотя треск в голове указывал, что видимо недавно были.
- До меня дошло, что ты освободился от угара предпринимательства? Или врут?
- Да нет, всё правильно.
- Так вот Володя, есть школа, средняя, но нет директора.
- Далеко?
- Нет, тут под городом, в Смирново. Как ты на это смотришь?
- Незнаю замялся я.
- За то я знаю. Жду тебя у себя после обеда, до шестнадцати. Дорогу я думаю не забыл?
- Нет.
- Кабинет двадцать третий.
Сработала основная черта казахской ментальности – подмигивание, с чего бы вдруг, оказалось пророческим. Через два дня, я с новой записью в трудовой книжке, катил на своём личном жигулёнке в Смирново.
Со славным коллективом Смирновской средней школы, мы сразу нашли общий язык и совместными усилиями бились за успеваемость, за дисциплину, за учительские ставки и посещаемость. При этом совершенно в одиночку приходилось биться за ремонт, отопление, снабжение и как ни странно с лавинообразным взрывом национальной самоидентичности казахской части учительства. Через пару месяцев, посещая облоно, я не обнаружил Виктора Степановича, через год на августовских совещаниях, нас русских директоров было уже только три человека. А ещё через год мне предложили провести в школе капитальный ремонт по одной известной бюджетной программе или стать учителем физики в этой же школе. Рисковать возможностью долгой отсидки не хотелось. Я выбрал учителя физики.
Учитывая мой предыдущий чин, казахская национальная самоидентичность в этом случае особенно не трепала мои нервы. Я спокойно учительствовал уже три года. Был многостаночником и кроме физики и астрономии, вёл немного математики, трудов, физкультуры и два кружка. Красивый и чистенький городок Смирново, хоть и был районным центром, имел два завода, элеватор, железнодорожный и автомобильный вокзал, большую районную больницу и другие индустриальные достопримечательности, был местом неторопливым и патриархальным. В смысле философской лености и преждевременного образования пивного животика. Торопиться было некуда, от школы до дома и других необходимых мест пять минут хода пешком, максимум пятнадцать. Эта неторопливость затягивала, надо было на что-то решиться, тем более из славного коллектива, времени моего директорства, осталось два замкнувшихся в себе учителя-пенсионера.
В учительской на перемене не с кем было даже поговорить, новые коллеги разговаривали в основном между собой и, увы, не на русском языке.
Меня держали только несколько сильных учеников старших классов, которых надо было, вопреки всему, довести до российских ВУЗов. Я уже вовсю научился получать удовольствие от достижения учительской цели. И вот в милениумный год я встретил необычного человека.
Из смежного двора, соседствующего с нами Дома престарелых, частенько заходили его обитатели, особенно когда мы шумно возились на спортплощадке, во время уроков физкультуры. Ничего не поделаешь, старость тянулась к молодости. Безысходное одиночество в облике тех людей, вызывало во мне тревожное любопытство. Я давно хотел с ними заговорить, но пока улаживал все дела и обязанности, они уходили, среди них выделялся один. Его стариком то назвать было неловко, выглядел он очень молодо, но болезненно, всё время, бледнея и глубоко вздыхая. Он всегда был очень опрятен: высок, но сутуловат, короткая стрижка, свежевыбрит, выглаженные брюки, в нём угадывался бывший военный. В тот день он был особенно бледен и я, отпустив класс на перемену, подошёл к нему.
- Здравствуйте. Хотите чаю? – неожиданно для себя предложил я.
- Не откажусь, голос незнакомца оказался окрашен приятным тембром.
- Только придётся подниматься на второй этаж. Пить чай будем в лаборантской, я не физрук, а физик.
- Я знаю, невозмутимо произнёс мой новый знакомый. Меня это заинтриговало.
Он молчал, пока я разливал чай и доставал бутерброды,основательно и заинтересованно рассматривая место моего профессионального обитания. Я потом заметил, что он всё делал основательно и заинтересованно.
- Ну вот, готово. Теперь надо познакомиться по настоящему. Нестеров Владимир Петрович – протянул я руку.
- Мухаметшин Владимир Рахимьянович – в ответ он неожиданно сильно пожал мою.
Тёзки! – воскликнул я и придвинул ему чашку горячего, женой заваренного, в термосе чая.
- Судя по всему бывший военный?
- Чай хорош! Польстил он моему самолюбию, отхлёбывая несколько основательных глотков.
- Нет, милиционер. – немного помолчав добавил он. – Удивленны?
- Нет, наверное нет, вернее ещё не решил – хотя было странновато , зачем ему быть в такой глуши? И чин видимо не маленький, подумал я.
- Подполковник. А в глуши, так мне всё равно где, лишь бы на глазах у людей, я одинок. Третий инфаркт одному уже не пережить. Боюсь.
- Я усмехнулся, вот это да, читает мысли!
- Нет не читаю, смотрю вам в глаза и строю логические предположения – улыбнулся он.
Это вызвало у меня восторг и полное доверие к этому бледному как мел человеку с печальными глазами.
С этого дня, он частенько заходил ко мне после уроков попить чайку, а вообще-то поболтать.
Жена моя, в этот год защитила диссертацию и по горло была загружена служебными обязанностями, четыре дня в неделю она жила в нашей городской квартире. В эти вечера мы иногда играли в шахматы у меня дома. Я постоянно чувствовал, что моему новому знакомому что-то от меня надо.
А, однажды по его взгляду понял, что он догадался, что я это понимаю. Он, долго молча, улыбался, мы как раз спорили про абсолютное зло. Я по своему физико-математическому воспитанию абсолютным считал только тепловую смерть Вселенной, а всё остальное относительным.
- Я видел абсолютное зло, задумчиво произнёс, подполковник. И это не образ, я трогал его вот этими руками и даже стрелял в него.
- Так оно, человек?
- Нет, похоже на человека, разговаривает как мы, ходит, делает вид, что ест, пьёт, а внутри оранжевая жидкость.
- Шутите?
- Нет, я присутствовал на вскрытии в морге.
- Где?
- В Петропавловске, в третьей городской больнице, там есть судебно-медицинская кафедра, знаете?
 - Да, ошалело кивнул я.
- Я вёл дело по убийству, в девяносто втором году, интересные вещи тогда происходили, да и сейчас, наверное, происходят.
-  Так, Вы, хотите сказать, что дело не закрыто?
- Незнаю. Приказ был закрыть, да и материалы все изъяли в Астану, ну, а что с ними, так дальше, незнаю.
Мы помолчали, хотя меня и распирало от любопытства. Наконец когда Владимир Рахимьянович стал собираться, он загадочно улыбнулся и сказал:
- Хотите посмотреть? – У меня кое-какие материалы всё таки остались, только в копиях.
- Ну конечно! – обрадовался я.
 - Нужна машина, съездить в городскую квартиру.
- Да, пожалуйста, хоть сейчас!
Он удивлённо посмотрел на меня.
- Жена ездит на своей – теперь я с улыбкой угадал его мысль.
Ночью мы привезли коробку из под телевизора, полную бумаг и чёрный набитый бумагами портфель, который к тому же был подозрительно тяжёлым.
Всё это, оставили у меня до следующего вечера. Я проводил с фонариком подполковника, до лаза в заборе и подождал пока сонный сторож, не открыл ему двери пансионата.
Днём, вечно где-то гуляющая по школе лаборантка, мой источник информации и сплетен, ввалилась в лаборантскую и с порога объявила:
- Вашего друга милиционера увезли на скорой в город. И видя мой недоумевающий взгляд, добавила: - С которым, Вы, всё время пили чай.
Владимир Рахимьянович позвонил мне через две недели.
- Ну, что тёзка, бумаги ещё не смотрели? Зря. Оставляю всё Вам, сами всё поймёте. Месяца через два позвоню, еду в Москву на операцию. Всё Вам.
Материалы я посмотрел сразу же, сжигало любопытство. В тяжёлом портфеле, кроме этого обнаружил два пистолета системы Макарова, завёрнутые в бумагу с надписью – стреляй в голову и много коробочек с патронами.От cодержимого бумаг, копии протоколов и фотокопии у меня начался когнитивный диссонанс, то есть попросту, глаза полезли на лоб. А оружие я увёз в город и спрятал в таком месте, где бы никому не пришло в голову искать его. И, вопеки обыкновению, удачно, потому что после радостной ресторанной встречи в этот же день с более успешными сокурсниками по факультету, в течение трёх лет сам искал и не мог вспомнить где…

Глава II.
Весна в этот год выдалась ранняя и тёплая, уже четырнадцатого апреля школа явилась на занятия в костюмах «по летнему», а мои «орлы» - мужская половина одиннадцатого класса «Б», не сговариясь в одних безрукавках. И хотя во всю пахло окончанием учебного года, а предательский сквознячок изредка доносил даже запахи лета, приветливое солнышко всё же вовсю пыталось своим  теплом вернуть человеческий цвет, голым зелёным локтям моих «орлов» и синим коленкам моих «светских львиц» за компанию явившихся чуть ли не по пляжному дресс-коду.
Ещё не отключённое отопление в этот день сыграло особенно благодатную роль в учебном процессе. Отогревающийся  и восторженный класс на эмоциональном подъёме легко проглотил корпусклярно-волновой дуализм, принципы квантования и даже запомнил постоянную Планка, а коротенькая формула частоты электромагнитной волны, была заново переоткрыта самим одиннадцатым «Б», без моего участия. Вообщем после внезапного звонка на перемену мы расстались с классом довольные друг другом. Я даже начал подозревать, что именно на этом уроке и произошёл качественный скачок взросления моего подшефного класса. Но пришедший на смену восьмой класс показывал не меньшие чудеса физико-математической сообразительности, задачник Рымкевича выдавал нам необычно мудрёные случаи движения поездов, машин, полётов снарядов и честное слово,  вообщем-то вялый восьмой «А» быстро вспоминал тригонометрию и лихо разбирался с проекциями векторов и приложением сил, без посторонней помощи! На большой перемене ко мне подошла молоденькая учительница математики первый год вкушавшая «горький мёд» практического учительства.
- Какой-то необыкновенный день. Вы ничего не заметили? – удивлённо спросила коллега.
- У вас такое же мнение, - обрадовался я внимательности молодого однополчанина, потому что реально наша работа представляла «вечный бой», а покой нам «только снился».
Свой обед мы сегодня более чем заработали и манящие запахи с первого этажа из столовой подтверждали это.
Наш ангел-кормитель, шеф-повар Галина Михайловна, женщина незаурядных способностей и таких же габаритов, угостила нас с коллегой необыкновенным гуляшом и развлекла гимнастическим номером – «закрытие форточки с шатающегося стула», сопроводив всё действие замечанием.
- Ой, что-то будет?
- С чего вы взяли Галина Михайловна?
- А вон маленькая тучка, посмотрите.
 В центре безоблачного неба, висела посторонняя чёрная точка!
Однако радость весеннего денька навивала беззаботность, шумное появление шестого класса, на пятом уроке входило в рамки весеннего настроения и начало было обнадёживающим. «Юные физики» в этом возрасте очень серьёзны в плане изображения в тетради схем с доски, разными карандашами, неподдельным интересом к демонстрации элементарных опытов, а уж ответ у доски это не меньше чем защита диссертации у взрослых.
Супер – серьёзный шестой «Б» усердно срисовывал очередную схему с доски в полной тишине, когда в классе мгновенно стало темно, краем глаза я успел заметить, мечущуюся по двору со скоростью поезда светотень. Между прочим не всем «не физикам» известно, именно эту границу между светом и тенью мы  - физики и астрономы, и называем терминатором. Так вот этот терминатор поднимал мгновенно весь дворовый мусор в бесконечные пыльные столбы, он ударился в стекло, пробежал по молчаливой аудитории, исчезнув в дальнем углу и взорвался ворвавшимся шумом распахнувшейся фрамуги. «Юный физик» с двумя бантиками старательно писавший формулу пути как известно равному произведению скорости на время, исчезла вместе с мелом, тряпкой и всем, что находилось на демонстрационном столе в проеме хлопнувшей двери в  коридор.
А в кабинете физики поднялся довольный шум и визг, класс в восторге утихомиривал маленькое торнадо из тетрадок, учебников и портретов почтенных учёных.
Мгновенно повалил снег, неестественными хлопьями в промежутках метельных напоров ветра. Все сразу почувствовали себя обманутыми и замёрзшими. Концовка урока была скомкана, старательный и хозяйственный шестой «Б» занялся уборкой в кабинете, а я повёл неудачливого докладчика с бантиками в медпункт , чтобы заодно добежать два квартала до квартиры, за машиной. Необходимо было спасать от ангины, воспаления лёгких и менингита мой голоногий и голорукий одиннадцатый «Б», у них через пятнадцать минут кончались уроки. Пока я добирался до дома и возвращался к крыльцу школы на своём жигулёнке седьмой модели, снега навалило сантиметров двадцать.
Не глуша двигатель, за три рейса я развёз по домам довольный приключением свой класс. На наше счастье снег и не думал таять. Иначе эти мгновенные сугробы не дали бы нам возможности даже сдвинуться с места. Настал черёд развозить занятых всё это время наведением порядка в моём кабинете энтузиастов из шестого «Б» и моих собственных дежурных. Их маршрут был самым длинным – в Смирново, городке шириной четырнадцать кварталов и длинной двенадцать. На окраине улицы «Рабочего посёлка» стоял знакомый ГАЗ -51 – раритет из дома престарелых. Пурга его видимо застала в дороге, объезжая его я заметил перед машиной нетронутый снег, да и следов вокруг не было. Один из моих учеников шестого класса – Витя Митрохин обрадовался.
- О, это наша машина, мой папа на ней работает!
- Он у тебя в пансионате трудиться?
- Да, в доме престарелых, он завхоз. Сегодня видимо опять кого-то хоронят.
- Почему ты так решил?
- А отец вчера кузов подметал, мы в субботу дрова возили. Он всегда подметает перед похоронами.
Я аккуратно, чтобы не провалиться в засыпанную снегом канаву, объехал явно брошенный посреди дороги грузовик и подвёз чадо завхоза к самому крыльцу его дома. На обратном пути, любопытство пересилило благоразумие и,  проваливаясь по колено в снегу, рискуя потерять туфли, я заглянул в кузов «раритета». Утонувший в снегу, красный гроб и одинокий венок под снегом принявший форму запасного колеса. А вот крышка гроба была сдвинута, значит, не прибита.
Я запрыгнул на колесо грузовика и, перегибаясь через борт, дотянулся до самой крышки силясь сдвинуть её.
Я знал многих обитателей пансионата и своим долгом считал взглянуть на того кто на этот раз отправился в вечность. Гроб был пуст!
Но там недавно кто-то лежал, опилки под простыней были продавлены, подушечка помята, а в продаве лежала лента налобной молитвы.
Вот это был номер! Я  ещё не вернулся в душевное равновесие после прочтения первых двух папок материалов уголовного дела подполковника Мухаметшина, где присутствовали воскресшие покойнички, а тут сам, нос к носу столкнулся с похожей ситуацией! В это время из дома Митрохиных начали выходить люди. Надо сказать, что большие порывы снега кончились, люди радостно крякали, натягивая строительные голицы, и довольные щурились от снега. Это были копальщики могил, четыре молодых, но спившихся парня и всегда абсолютно трезвый бригадир. Последним вышел родитель Вити Митрохина, он нёс сумку с поминальными бутылками и закусками. Видимо у того кого собирались хоронить не было родственников. Чтобы не создавать неловкую ситуацию я сел в свою машину. Митрохин старший приветливо помахал рукой узнав меня и полез в кабину ГАЗ-51 со стороны водителя, двое копщиков последовали туда же, остальные лихо запрыгнули в кузов.
«Раритет» выстрелил из выхлопной трубы и резво рванул с места, в кузове попадали копальщики, но мгновенно вскочили на ноги и заорали, начав выпрыгивать на ходу. Грузовик остановился, из кабины высунулся вечно трезвый бригадир и заглянув в кузов снял шапку и почесал голову.
 Я выбрался наружу из машины, начал подходить к работающему грузовику. В кузове стоял Митрохин старший и бригадир копальщиков, остальные, очухавшись, возвращались обратно, проваливаясь всюду и сильно ругаясь на счёт чьих-то матерей.
- Представляешь Петрович, кто-то покойницу украл, пока мы грелись. – пожаловался завхоз обращаясь ко мне.
- Надо милицию вызывать, кроме меня ничьих следов нет, - показал я на мой след отпечатавшийся в снегу.
- Может мы её вообще не брали, - засомневался бригадир, - ну, в смысле из морга.
- Сума сошёл, я сам ей наголовную молитву прикладывал, - возразил завхоз.
- Давай Петрович на твоей сгоняем за ментами, а вам там стоять  и близко не подходить, тут кругом следы – распорядился завхоз Митрохин.
Мы проехали в центр посёлка, где на аккуратной площади располагались районные власти и районный отдел внутренних дел. Дежурный милиционер даже усмехнулся, когда услышал наше заявление. От Митрофанова попахивало спиртным, но мой костюм и галстук и трезвый вид его убедил в нашей правдивости. К тому же милицейское чадо училось в шестом «Б». меня попросили свозить двух представителей закона к незадачливому ГАЗ-51.
Старший лейтенант всех отогнал от грузовика на приличное расстояние, долго осматривал кузов и потом прокричал:
- В чём была покойница?
- В белых тапочках, - отозвался завхоз.
- Шутник, я спрашиваю, что на ней было надето?
- Чёрная юбка! А, нет, на этой был дорогой атласный халат, знаете, такой турецкий с отворотами.
- Всё понятно. Останься охранять, я за криминалистом, обратился старлей к сержанту с рацией.
– Кто со мной писать заявление? – теперь он посмотрел на нас.
 Вообщем домой я попал только к семи часам вечера. И первое, что необдуманно сделал отряхнув ноги от снега в своей нетопленной квартире, попытался съесть негнущуюся и холодную как подкова котлету. Вернее проглотил, пропихивая её в желудок сырой водой, испугавшись мысли, что это моя последняя котлета на этом свете, пока она перекрывала мне дыхательное горло! Через минут десять, придя в себя, я был счастлив как утром, а приветливые огоньки печи щёлкали сухими дровишками и успокаивали.Утром едва я вошёл в лаборантскую кабинета физики, мой личный «оракул» как я и предполагал встретила меня, участника событий и долго и подробно объясняла как всё было на самом деле с исчезнувшим покойником.
- Я давно в «Комсомолке» читала, что во времена перестройки кооперативщики из покойников делали котлеты, поэтому я магазинные не покупаю.
- Моя была из магазиная! – с ужасом подумал я, вспомнив вчерашнюю «подкову».
Весь учебный день, не в пример предыдущему был беден на события. Но это была всё -таки пятница, вечером моя работающая в университете областного центра жена, должна была приехать домой. Дождавшись, наконец, последнего звонка я по хлюпающим лужам, остаток вчерашнего снежного пиршества, поспешил к любимой женщине.  В уюте, тепле, под негромкую музыку, что-то шкварчало на плите, издавая загадочные запахи.
- Представляешь дорогой, решила приготовить тебе котлетки, обняла меня моя «радость», заглядывая в глаза, - магазинные…….
Глава III.
На следующий день, солнце словно извинялось и превратило наш милый городок в парную. Мой «ветреный» одиннадцатый «Б» действительно повзрослел за эти двое суток и усердно скрипел ручками, записывая за мной ответы на билеты выпускных экзаменов, но в самый разгар трудового процесса в распахнутые окна класса, влетели знакомые выхлопы соседского раритета.
- Снова повезли, вторая попытка – изрёк в тишине мой лучший ученик Гальчуков Гена.
Класс, молча, уставился на меня.
Надо сказать, что все городки «двенадцать на четырнадцать» в квартальном исчислении, имеют одну характеристику, здесь всё всем известно, всегда.
Я думаю, что «двенадцать на четырнадцать» это какой-то информационный кластер ещё не известный науке. Возьмите любой населённый пункт другого масштаба и события соседского двора уже надёжная неизвестность, здесь в Смирново все про всех знают как-то само собой. Серьёзно!
Жители городка начинают разговор друг с другом, будто минуту назад расстались, хоть и не виделись, допустим, неделю, и именно с той фразы, на чём последний разговор кончился. Это поначалу забавляло, но прожив уже почти пять лет здесь, я, сам стал за собой замечать такое же свойство. Судите сами, случайное самоубийство котлетой я чуть не совершил, в полном одиночестве, а на следующий день в столовой все коллеги справлялись о самочувствии и демонстративно вкушали только «знаменитый» гуляш, а учитель истории, закончив со своей порцией, подытожил.
- Хорошая вещь гуляш, не подавишься!
Итак, на молчаливой взгляд двадцати пар любознательных глаз следовало отвечать.
- Гена, сядь на моё место, и продиктуй классу от сих до сих. Указал я параграф в учебнике Г.С. Ландсберга. Между прочим, лучшем учебнике всех времен и народов по физике!
- И постарайтесь до моего возвращения остаться здоровыми, целыми и в своём уме, - напутствовал я притихший от восторга класс. – Я быстро, минут десять!
Едва шагнув за дверь, я налетел на готовую к дороге лаборантку Айнагуль, вид которой возражения не принимал. Под напутствующим взглядом всей школы, изо всех окон, моя «семёрочка» двинулась в путь.
На сей раз «раритетный» ГАЗ-51 ехал медленно, тщательно объезжая извечную дырявую беду России и Казахстана в изобилии разбавленную местным видом асфальта.
И даже во след процессии в этот раз шли несколько человек.
В первый раз  на моём «Смирновском веку» по всей дороге возле каждого дома кто-то стоял и молча, провожал колонну из ГПАЗ-51, нескольких старушек и моей «семёрки».
Ритуал был не затянут. Правда двух самых молодых вчерашних копальщиков я не увидел. Поймав мой взгляд вечно трезвый бригадир в своей манере вроде вчера расстались уведомил.
- Сидят голубчики, по пятнадцать суток дали за хулиганство! Бараны молодые, моча в голову ударила, решили разыграть, вот и спрятали старушку.
Присутствующие со вздохом, сочувственно покивали головами, чтобы такое не повторилось хоронили в закрытом гробу.
После установки венка вся «многочисленная» процессия уместилась на заднем сидении моей машины и с комфортом была доставлена прямо к крыльцу «социально-угодного» заведения.
На поминальном обеде было тихо и чинно, главврач сказал доброе слово и все напутственно отпили несколько глотков ритуального компота, съели по блину, а картофельное пюре с котлетой ели без моего участия. Правда завхоз Митрохин с дальнего конца обеденного зала подавал мне лицом какие-то знаки, но мимикрия в наше время в курс пед. института не входила и я ничего не понял.
Вернувшись домой я увидел, что моя «половинка» дорвавшись до хозяйственных хлопот увлекалась ими не зная меры, и квартира представляла банно – прачечный комбинат и парадный плац воинской части одновременно, всё блестело и стерильно сверкало!
Поэтому вместо приятного послеурочного созерцательного отдыха, пришлось выносить воду, трясти половики, мести кусочек тротуара перед домом и во дворе, в довершении издевательств, мне приказали собрать сухое бельё.
Третьим рейсом этого «не мужского» занятия я услышал за забором человеческое мычание и увидел счастливый «передатчик» Митрохина.
- Петрович надо поговорить, - икнул уже изрядно «расстроенный» завхоз.
- Стоит ли, не пойму, у нас разные весовые категории, - намекнул я на разницу в восприятии и мироощущении.
- В чём вопрос? – он раскрыл вечно сопровождающую его сумку. Полное изобилие, недопитые коньяк, свежие помидорчики, большой кусок аппетитной буженины. Тащить его в дом было запрещено, а копчёного мяса вдруг захотелось.
Мы прошли в огород и уселись на тёплых брёвнах подальше от взглядов горожан.
Помянув ещё раз коньячком чью-то бабушку, я от остальных доз отказался, а вот буженина порадовала. Митрохин, безостановочно курил и хлопал по «50 грамм», молча.
Наконец я не выдержал.
- Ну, что ты пришёл, чтобы отрубиться?
- Боюсь я Петрович.
- Цирроза печени? – неудачно пошутил я.
-Подписку давал «ментам» не разглашать!
-Ну и не разглашай, будешь потом жалеть.
- Мне одному не вытерпеть, я себя знаю, если не расскажу тебе, то расскажу жене, а это значит, придётся сесть, если она узнает, будет знать всё Смирново.
- Ну, тогда не рассказывай, - весело подбил итог я.
- Не смейся, тут такое дело, - он загадочно оглянулся.
- Слушай, не клюй мне мозг.
- Петрович помоги, - пьяненький завхоз схватил меня за рукав, и по его взгляду я понял, что у него действительно проблема.
- Ну, в чём тогда твои печали?
- Петрович, у тебя в знакомых милиционер, большой чин. Ну тот с которым вы в шахматы играли!
- Владимир Рахимьянович?
- Да. Я же видел, что вы с ним о чём-то секретничали, что-то привозили ночью и ты его с фонариком провожал.
- Ну, подумал я, - ну не свинство ли, в этом городке ничего нельзя сделать незаметно!
- Что ты хочешь?
- Расскажи ему, что в гробу кирпичи были. Да, да. Я сам лично засыпал и крышку забивал.
- Зачем?
- Городские менты приказали, и подписку взяли, а тех двоих так отделали, что они на всё согласились они сейчас не на «сутках», а в больнице в городе!
- А бабка то где?
- Чёрт её знает, в бегах!
- …..?!
- Только тебе Петрович, а ты своему чину расскажи. Шурин это всё гад, опять за старое взялся. Лет восемь сидел у нас как мышь. Как он это делает не знаю. Только это его рук дело. Вот тебе крест.
- Он, что у тебя живёт столько лет?
- Да, восемь лет, работает у нас в котельной. Он конечно тихий, смирный, не пьющий, денег дал на дом.
Я вспомнил двухэтажную несуразную махину, как бельмо, торчащую посреди «Рабочего посёлка»..
- Знаешь, какие мы с ним дела проворачивали раньше? То-то. Восемь лет сидели тихо, я уже и забывать стал. А он опять за своё!
Завхоз хлопнул полный стаканчик коньячку.
- А у меня жена молодая, вот сынишка в шестой класс ходит. Посадят, кто его вырастит? А жена молодая ждать не будет, зачем я ей старый и в рассрочку. А?
Я не верил своим ушам, он мне плёл пьяный бред, про то, что я прочёл три дня назад в первых двух томах уголовного дела Владимира Рахимьяновича. Там же присутствовал раппорт лейтенанта Донцова, о том, как он догонял медсестру, умершую за двадцать лет до этого.
- А кто твой шурин, ну, чем он занимается в жизни?
- О, он большой человек, - прохрипел завхоз, хряпнув очередной стопарик. – он учёный человек, не обижайся, но нам с тобой, Петрович, на общий с ним гектар рассчитывать не стоит. Он профессор каких-то там наук. Да, он и не шурин мне по-настоящему, ему моя Людка троюродная сестра, какой он после этого шуряк?
- А как тогда?
- Денег у него немерено! В кочегарке то, он так, для вида. У него в Астраханке у знакомого даже машина своя во дворе  стоит. Он и нас иногда в город возит.
- Ну, а чем, чем вы занимались то? – сгорая от нетерпения попытался я ускорить развитие сюжета.
- А ты не спеши, я всё по порядку, - завхоз полез за сигаретами. Бизнес у нас был. Он какие-то опыты задумал, так ему умершие понадобились. Мы сначала на кладбище выкапывали бесхозных стариков, но дело хлопотное, один раз даже попались, прости меня Господи, - всхлипнул уже «оформившийся» от коньяка Митрохин.
Я в ответ отобрал у него сигарету, что его окончательно не развезло.
- Ну, а дальше что?
- Что, что дальше он устроил меня завхозом в богадельню. А что, за деньги то можно всё. Ну и рыть мы перестали, теперь я всё оформлял во время похорон. Он тогда приезжал на своей «двойке» универсале и во дворе у меня заменяли клиента на деревяшку.
- Ну, а зачем ему?
- Не знал, вот те крест, он лет восемь назад к нам приехал, неожиданно весь избитый, ну живого места нет. Дал денег, уговорил отлежаться, а потом и вовсе остался и начал строить этот дом. Думаешь я это сам! Но кой мне такой гробина, на него угля уходит, два «Камаза»! Подвал у него там, никого не впускает. Так вот, красть трупы мы перестали, я даже обрадовался такому родству, денег не скупиться, что-то копошиться у себя в подвале, вернее у меня, да и грех это с трупами то.
- Да и преступление.
- Вот, вот, это самое страшное, пропади оно всё пропадом, эти деньги такие!
- Ну и?
- Ну и года три назад, дал мне десять тысяч баксов и говорит, давай последний раз. Только на этот раз снесли старушку в подвал. Сижу, я значит, дома, после обеда в один день, вдруг вижу, что кто-то по двору шарахается. Ну я вышел поглядеть, вроде женщина. Пригляделся, старуха, которую мы неделю назад в подвал затащили! А она подходит ко мне и шипит.
-  Ну, что Максимыч, не признал, завхозья морда!
Я от страха обделался, но в сенцы заскочить успел. Она и давай дверь выламывать, хорошо, что только ручку от двери оторвала. Погрозила мне пальцем и куда-то в город ушла. Ну, я как полагается, пока привёл себя в порядок, пока намахнул грамм двести, решил пойти к свояку и морду набить за такие шутки. В подвале открыто, оборудования у него там всякого видимо – невидимо, когда только успел всё сделать. Сам на столе лежит, вроде дышит. Я давай его трясти, он ни в какую, пока ему коньяку не влил полбутылки. Смотрю ожил, встал, глазами моргает, ну я ему и въехал в рог, с удовольствием. Дурак говорит, это научный опыт. Я ему, всё дружок, хватит, я понял, что за опыты. Сворачивай свои опыты, а то не ровен час загремим. Ну, он меня уговорил всё же, не выгонять его, за деньги, что не сделаешь. Но обещал больше этим не заниматься.
Завхоз отобрал свою пачку сигарет и закурил.
- Ну, теперь понимаешь?
- Слушай Максимыч, наконец-то я узнал его отчество, - давай всё на бумаге запишем, это документ будет.
- Валяй, давай записывай, я подпишу так и быть, - Митрохин допил, в два глотка, свой коньяк.
Я усадил своего неожиданного гостя в машину и отвёз домой, смеркалось и я всматривался в каждую пожилую женщину встреченную по дороге. Одна из них несла ведро с водой от колонки, она была как раз в турецком халате и у неё блеснули красные огоньки глаз, но это от света фар, жаль конечно, что я не взглянул в зеркало заднего вида, а то бы заметил, что она стояла и смотрела в след такими же красными огоньками, когда машина уже проехала!
Всю ночь я читал материалы уголовного дела, пытаясь отыскать ответ, но передо мной была целая гора папок, а я был ещё в начале пути, поэтому записав рассказ завхоза я отправился спать.
Воскресное утро действующего учителя начинается в одиннадцать часов, это единственный день недели, когда ты принадлежишь только себе любимому. Если кто-то утверждает обратное, значит он в школе не работал. После позднего завтрака я решил проехаться к завхозу, для чего положил в бардачок «чекушку» в знак сочувствия и мужской солидарности. В воскресном и сонном Смирново мне попались на встречу несколько человек, что-то между собой обсуждающих, их обогнала «скорая помощь» явно из областного центра, а  возле несуразного «ковчега» завхоза кучковался народ, остекление первого этажа дома отсутствовало. А моя лаборантка Айнагуль, хоть и жила на другом конце нашего мегаполиса наоборот присутствовала. Мне не удалось даже выйти из машины, как я сразу всё узнал.
- Крыша съехала у дядьки Максимыча, - просветила меня лаборантка, протискиваясь на сидение и хлопая дверцей, - ничего целого не оставил, всем посёлком ловили часа два, ох и сильный же!
- Куда его?
- В город, в дурдом! ......

















Глава IV
Обдумывая события последних суток и неожиданное сумасшествие завхоза, я не заметил, как с лавочки соседнего дома поднялся человек и пошёл на встречу, едва я выехал из переулка.
Он был не высок, плотен, моего возраста, костюм его был не китайским ширпотребом, но одевался каждый день, локти пиджака были деформированы.
- Наверное, из «районо»  - подумал я, так по привычке мы называли свое районное «место кормления».
-  Здравствуйте, - просто и располагающе произнёс незнакомец.
- Вы Нестеров Владимир Петрович?
- Да, я.
- Я к вам по поручению, вернее по рекомендации Мухаметшина Владимира Рахимьяновича, - и он протянул мне свою руку.
- Это как пароль – улыбнулся я и ответил рукопожатием.
- Где бы нам поговорить, Владимир Петрович?
- Может чайку, там и поговорим?
- Чаю можно, но после, а сейчас давайте так, чтобы нас никто не слышал и не мешал.
Я взглянул на незнакомца.
- Нет, в машине жарко, да и покурить на воздухе лучше.
Узнаю контору и этот угадывал мои мысли, вздохнул и повёл нового знакомого в огород за с троение к знакомым брёвнам.
- Помогите нам, Владимир Петрович, - первое что произнёс незнакомец, протягивая своё служебное удостоверение  - майора милиции Малыгина Михаила Сергеевича.
- Я читал ваши протоколы, - вернул я книжечку.
- А это, это цветочки.
- Как?
Майор по-особенному вытолкнул сигарету из пачки, будто она сама высунулась и с удовольствием закурил, выпуская струю ароматного дыма.
- Помогите нам, Владимир Петрович, это не просто просьба, это обращение к вашей совести и разуму, Владимир Рахимьянович, нам характеризовал вас как человека умного и честного.
- Честного? – усмехнулся я, - кого это сейчас интересует?
- Честных людей много, большинство.
- Почему я?
- Потому что нам нужен человек не из нашего ведомства и ещё по одной причине.
- Какой?
- Давайте сделаем так, я вам отвечу на все ваши вопросы не здесь, а в Петропавловске. У вас же сегодня выходной? Давайте проедем в город, кстати вас ждёт сюрприз, - он улыбнулся.
- Приятный?
- Думаю да! Сделаем так. Я на своей машине сейчас проеду мимо вашего дома, вы запомните её, а в городе напротив магазина «Глобус» есть «Г» - образная пятиэтажка.
- Знаю.
- Заедите во двор и напротив моей машины войдёте в подъезд, тридцать седьмая квартира.
 Я всё так и сделал, на всякий случай прихватил запись беседы с завхозом, чувствуя , что всё это пригодиться. Через час я въезжал в знакомый двор, разыскивая взглядом тёмно-синюю Ауди 100. На звонок в дверь открыл майор Малыгин.
Трёхкомнатная квартира была необычной планировки, в коридор выходили сразу две двери, огромной кухни и огромной гостиной. В гостиной в глубоком кресле сидел знакомый человек, он встал на  встречу и я сразу узнал милицейского пенсионера, сто грамм на посошок, обещание смены судьбы, утренний звонок Виктора Степановича Кривушина. Да, это был человек, которому я продал свой бизнес! Улыбаясь, он двумя руками по-казахскому обычаю пожал мне руку.
- Полковник Думалиев, представил его майор, - Кайрат Аманжолович.
- В запасе? – спросил я.
- Действующий, - успокоил меня майор Малыгин.
- Так что? Покупка бизнеса была не настоящей?
 Полковник заразительно и располагающе рассмеялся.
- Ну, а  деньги были настоящие? Значит и покупка тоже была настоящая!
Понимаете, разыскиваем тут одного деятеля, очень осторожного. Ну, никак не даёт к себе приблизиться. Вот и решили иметь в тех местах, где он может появиться, хорошего человека. Вы ведь не в обиде, работать в школу ехали с удовольствием?
- Конечно!
- Так вот, мы знали, что в Смирново, у нас есть хороший знакомый. Он опять заразительно засмеялся. – У казахов, если два человека поели вместе мяса, они уже братья. Мы считаем вас хорошим знакомым, ведь так?
Я улыбнулся,  - чувствую себя Штирлицем, которого вербует актёр Броневой.
- Ну, ну, никакой вербовки, мы просто просим помощи.
 Я достал сложенные четыре листочка записи беседы с Митрохиным.
- Что это?
- Прочтите.
Полковник погрузился в кресло и в чтение. Майор у которого видимо было хорошее зрение, читал стоя через плечо Думалиева.
- Да, это он, - решительно заключил Кайрат Аманжолович, закончив мой опус.
- Вот видите, - он помолчал, мы в вас не ошиблись. Теперь дело сдвинется. Как бы нам самим поговорить с этим завхозом, устроите?
- Да пожалуйста, он здесь в психушке, и  я рассказал события сегодняшнего утра. Едва я произнёс последнее слово, Малыгин с досады хлопнул ладонью по столу.
- Ну, зверь! Как он чувствует? Теперь его не найти, и ведь гад, опережает нас на один шаг. Может попробовать? – он вопросительно посмотрел на полковника.
Тот согласно махнул головой.
Малыгин решительно вышел из комнаты, и хлопнул входной дверью квартиры.
Я, конечно, ничего не понял, но задумчивый вид молчавшего полковника, говорил, что мои новости их расстроили. Наконец он заговорил.
- Владимир Петрович, вам сейчас тридцать шесть?
- Да уж, возраст Христа, я как-то пропустил.
- Хотите серьёзно поработать?
- Кем?
- Понимаете, нам нужен человек, который смог бы проанализировать происходящее.
- Аналитиком?
- Да, аналитиком, знающим физику, философию, технику, очень уж необычная ситуация, которую следует изучить. Не секрет, - он улыбнулся. – в милицию не идут люди знающие физику.
Сюда идут знающие другое. Он усмехнулся и замолчал.
- У вас наверное не точное понимание. Я окончил пед. институт, меня учили, как учить детей и не совсем детей. Моя физика, это в основном девятнадцатый век  и немного двадцатый. Вам нужен человек университетского образования. У меня в дипломе – учитель физики, а вам надо чтобы было написано просто физик.
- Вы так считаете?
- Да.
- Вот, вот это и есть ответ, что нам нужны именно такие как вы. Вы знаете, что нужно и что не нужно, а эти университетские спецы вообще не видят в этом проблемы. Ну, не видят и всё. Восьмой год мы топчемся просто на месте.
- У государства нет нужных специалистов?
- А причём тут государство? Не приведи, Аллах милостивый и милосердный, если в это дело вмешается государство.
- То есть вы все делаете в частном порядке?
- Нет, мы вас привлекаем  в качестве частного эксперта в реальном уголовном деле, но в режиме приватности.
- Но у меня одиннадцатый класс, экзамены, подготовка.
- Время ждёт, делайте своё привычное дело, но будьте готовы, помочь нам в нужный момент.
- Владимир Рахимьянович с нами?  Я ведь читаю сейчас материалы, которые он мне оставил.
- Вот и хорошо, читайте, разбирайтесь хорошенько. Мы вам предоставим всё, что вы потребуете. Но я хотел бы, чтобы вы посмотрели и вот это.
Полковник встал, прошёл к книжному шкафу и вынул толстый фолиант, оказавшийся скрытой папкой. Из неё были извлечены две стопки чёрно-белых фотографий.
Они изображали огромное поле заваленное необычными существами, их привязывали к армейским грузовикам  люди в камуфляже и милицейских бушлатах. Монстры имели чудовищные по сравнению с грузовиками и людьми размеры. Человекообразные монстры или монстрообразные человеки были разорваны на куски, оторваны руки оканчивающиеся двупалой клешней, или трёхпалой ладонью, а то и копытом. Лошадиные, крокодиловые, лосиные, бычьи, и не поймешь какой формы, продырявленные головы были свалены в отдельную большую кучу. Отдельно были сфотографированы какие-то монстры-горы, наподобие диплодоков и цитозавров увешанных оригинальной сборкой похожей на упряжь или вьючную укладку. Сами монстры не были животными, на них была одета форма! На обычном человеческом торсе, двухленточная портупея, типа русской офицерской времен первой мировой, кожаные повязки на средней части тела, у некоторых имели вид полного мешка картошки.  Нижние конечности оканчивались, обычно копытом или лапой, но была и кожаная обувь! Например, фотография, видимо их вожаков, показывала на их ногах кожаные высокие ботинки, типа наших армейских берцев, но без шнурков, а как обмоткой обвязанной вокруг взъёма оригинальным морским узлом. Я даже поймал себя на мысли, что это гораздо удобнее наших шнурков или липучек с застёжками. У многих монстров были заплечные ранцы, наполненные чем-то увесистым.
- Что это? – поразился я фотографиям.
- Это, не вошедшие в официальное уголовное дело фотографии поля боя возле деревни Ямки Соколовского района.
- Я знаю эти места, у меня родни половина Желяковки, а под Ямки, мы постоянно ездили рыбачить!
- Да, мы в курсе.
- Кто бы мог подумать?
- Вот именно, вот именно, вы теперь и должны подумать, теперь это ваша работа,, думать, анализировать, принимать решения, мы вам предоставим всю информацию какой обладаем.
- Эта деятельность, ну которой я буду заниматься  законна?
- Не просто законна, а именно законна и гуманна и что ещё? – задумался полковник Думалиев. Я предупреждаю, что часть изображённого на фотографиях попала в нечестные руки. Мы хотим всё это вернуть на место! Всего лишь вернуть безвозмездно. У нас есть люди которые знают, чем может кончится запретное владение этими штуками.
- А можно воочию посмотреть эти артефакты или как их? Вещдоки?
- Обязательно. Будете приезжать в Петропавловск и мы предоставим возможность.
Вернулся домой в Смирново я затемно. Моя жена утомившись без устали обустраивать наше гнездо, успешно восстанавливала растраченную энергию, о чём свидетельствовала привычная моему сердцу тишина. Количество информации вываленной на мозг за сегодняшний день превысило, и мои скромные возможности и я тоже отправился под тёплый бок своей избранницы.
На следующий день штатный «оракул» встретила меня, не привычным человеческим приветствием, а возгласом, - Подумать только, что делается! И тут же поведала, что вчера после обеда приезжали городские милиционеры, целый автобус, оцепили Митрофановский особняк и что-то грузили долго в автобус, а ещё искали живущего в завхозовском доме шуряка.
- А ты, Айнагуль, знала его? – робко поинтересовался я.
- Хороший дядька, мои родители у него даже денег занимали. Он мясом приторговывал.
- Как его звали?
- Сергей Михайлович, мужик положительный, в кочегарке работал, зимой кочегаром, летом слесарем или сварщиком.
- А откуда знаешь, что мясом приторговывал?
- У него машина в Астраханке стоит, он на ней приезжал, у отца жеребят покупал.
- Зачем?
- Ну, на откорм.
- Ой, Айнагуль! Они же не выживут без кобылы, какой откорм?
- А ведь правда! – воскликнула лаборантка и надолго замолчала.
Первым уроком была физика в шестом «А». Вопреки моим ожиданиям Митрофанов младший не выглядел огорчённым и подавленным, наоборот, он по-моему очень гордился, участием в таком грандиозным «шоу», как поимка всем городом его безумного отца. После урока я задержал мальчишку и спросил, вставили ли им стёкла на первом этаже.
- Нет, мы ночевали на втором.
- Сходи сейчас на перемене к маме на работу и скажи, что после уроков я приеду к вам со своим стеклом. Договорились?
 У меня был прекрасный профессиональный стеклорез-алмаз и я иногда по просьбе соседей с удовольствием им пользовался «для их пользы». Все естественно в городе об этом знали, а мне ужасно хотелось хотя бы приблизиться к таинственному подвалу.
Мама Вити Митрофанова трудилась на телефонной станции, за углом, через дорогу от школы и естественно восторженный сын галопом отправился передать ей наш разговор.
Человеческий мозг самое сложная живая организация на Земле, о чем свидетельствует  уважаемая Наталья Петровна Бехтерева, но мозг Айнагуль был ещё сложней, обыкновенный вопрос про жеребят вызвал многоступенчатую смену поведения его обладателя.
Вопреки обыкновения на перемене лаборантка была на рабочем месте в лаборантской и протирала от пыли приборы и наводила порядок в многочисленных шкафах….. молча!
Я с интересом наблюдал весь учебный день за внутренней борьбой происходившей в молчавшем «оракуле» и уже на последней перемене Айнагуль на что-то решилась, лицо её стало снова беззаботным.
- У моего отца какие-то делишки с Сергеем Михайловичем.
- Каким? – изобразил я недоумение.
- Ну с кочегаром, он у нас ночевал сегодня, а утром они с отцом уехали на выпаса. Она вздохнула счастливо, видимо освободившись от груза. – Позвоните своему милиционеру, как бы чего не вышло плохого.
- Какому милиционеру?
- Который вчера на синей Ауди приезжал, он ещё с теми из автобуса Митрофановский дом оцеплял.
Ну, не свинство ли, к чёрту вся конспирация в этом городке. – подумал я и пошёл быстрым шагом в учительскую набирать пока ещё «секретный номер»…..


Глава V.
Вечное и неизбежное напоминание осветило остывшее тело замка. Пробуждение было почти счастливым, разноцветный витраж окна напоминал праздник и оранжевым лучом подбирался по белоснежной подушке к руке красивого мужчины в желании лизнуть и сказать: - «С пробуждением, сир!».
Именно так и воспринимал начавшийся день красивый человек – король Франции Филипп IV, между прочим, в народе прозванный тоже красивым, а сама Франция в то время претендовала на центр мира. Хотя до сих пор это надо было произносить в полголоса, боязливо оглядываясь в сторону восхода солнца.
Там в далёкой Тартарии сидел гордый кан, со своими сыновьями, которых в изобилии ему рожали этрусские жены. Старший от каждой жены назывался Ясь. А в обращении старший сын канна назывался Кана Ясь, и вот эти-то канаяси или князья водили несметные конные орати-орты-орды. Они то и огорчали жизнь Филиппа Красивого больше всего. Но теперь всё будет по-другому! Дождавшись, снисходительно, прикосновения «оранжевого привета с востока», король милостиво рассмеялся, откинул одеяло и опустил ноги с кровати, разыскивая мягкие туфли. Предстоял утренний ритуал, он фыркая поплескался в медном тазу тёплой водой, исполняя привилегию короля. Придворный цирюльник расчесал волосы, а у Филиппа были длинные, вьющиеся чёрные локоны, побрил лицо, после подождал пока сир отбудет по личным надобностям, причём всё это делалось уже при надетом камзоле и естественно длины человеческих рук не хватало. К королевскому заду приставлен был особый слуга. После этого цирюльник выливал целый литр пахучей воды – благовония на соверена, наконец, одевались штаны и обувь в зависимости от погоды и времени года.
Готовый к действиям король выходил из покоев в ритуальный зал. У центрального  камина его одиноко дожидался хранитель печати Гийом де Ногаре.
- Какие новости мой верный Гийом? - сир уселся в плетёное кресло перед полыхающим камином.
- Он молчит!
- Совсем?
- Нет, в начале конечно повозмущался, но когда я ему рассказал, что вы введении всех событий он замкнулся.
- Ничего, пусть помолчит, это даже полезно, знаете, пусть его не трогают скажем месяц или два, он будет думать, что его забыли. Это подействует. Гийом де Ногаре, рыцарь, которому поручили арест ордена тамплиеров опустил голову в знак согласия.
- А между тем, с капитула содрать кожу! До тех пор пока не расскажут, куда это они в гробах шлялись.
Глаза Ногаре сверкнули от восторга, но тут же приняли покорное выражение.
- Кстати, начинайте счёт орденской казны, не затягивайте, я хочу поскорее знать, насколько я стал богаче.
Филипп довольный расхохотался, потирая руки от удовольствия.
- Сегодня мы позавтракаем вместе верный Гийом.
Король весело встал и они проследовали в следующую комнату, там пока сир с рыцарем усаживались за уставленный яствами стол, толстый как бык слуга, уже на веселее, поскольку распробовал все напитки икнул и по кивку головы короля искушивал то или иное блюдо на предмет отравы, чтобы это убожество не прикасалось своими мерзкими руками к королевской еде были придуманы унизительная вилка и столовый маленький ножик, король и рыцарь ели просто руками!
- Сир, я бы хотел услышать распоряжение относительно судьбы задержанной красотки, - поймав момент в смене настроения короля спросил Гийом де Ногаре.
- Ах, да что же это? я совсем забыл за делами. Приведите её поскорее, король желает с незнакомкой разделить трапезу.
Бикен, пока её вели через двор замка, поняла, что хозяева поменялись. Предыдущая публика состояла из спесивых хорошо одетых молчунов, перед которыми суетились слуги, теперешние были болтливы, шутливы и любопытны, они расступились образовав коридор и переговариваясь смеялись и корчили рожи. Она благоразумно сдерживала себя от удовольствия дать кому-нибудь хорошего пинка. Наконец, в знакомой уже комнате, где она два раза разговаривала с магистром ей показали двух других. Один из них с хищным носом на пол-лица вышел на встречу и что-то говорил, покачивая от восторга головой. Бикен догадалась, что понравилась уроду. Второй мужчина встал, не торопливо подошёл и обошёл её. Он был ростом под два метра, чёрные вьющиеся локоны и лицом похож на актёра Вениамина  Смехова, игравшего роль графа де Ля Фера в фильме «Дартаньян и три мушкетера». Бикен от воспоминания иронично улыбнулась. Это привело этих двух в восторг. Её пригласили к столу и любезно усадили на чудовищной величины стул. Слиги принесли яства.
«Граф де Ля Фер» всем распоряжался и гостья поняла, что это и есть король Франции. Он пригласил начать трапезу.
- Не долго же Вы протяните, - подумала Бикен, - если утро начинаете копчёным мясом, сыром и вином. Интересно чем они лечат язву?
Но глоток вина она всё же сделала, очень хотелось пить. Она уже неделю жила в этом гадюшнике, так Бикен думала про мрачные, цвета природного камня стены замка, про некрашеные, выгоревшие рамы, неподъёмную мебель сработанную грубо. А главное болели бока, от дубовых досок ночного ложа, хотя как врач она ничего не имела против. Привыкну!
Вообще-то Бикен уже начала приспосабливаться, раз уж изменить ничего нельзя. Завтракала поздно, когда организм просыпался и печень начинала действовать. И всё это сыро-копченое изобилие спокойно переваривалось, требовала только варёное мясо, чем удивила прислугу, ведь варёное, это еда простолюдинов. Пила простую воду.
Один раз, когда её отпустили прогуляться по этому городу, похожему на полудеревенский райцентр где-нибудь под Омском, она встретила арабских торговцев, обливающихся потом от выпитого чая, тогда она обменяла одно из колец на мешок этого лакомства и под смешки прислуги часами гоняла чаи вприкуску с арабскими сладостями. Тоска по родным просторам и бешбармаку в этот момент отпускала.
Король улыбался, кушая куриный окорочёк и щелчком подозвав слугу, вытер об его одежду руки. Бикен развеселила церемония.
- Надо вызвать кого-нибудь из дам моего двора, пусть научат понимать наш язык – произнёс Филипп.
- Не прикажите  Сабрину Манюф , она женщина ловкая и смышлёная, - улыбнулся де Ногаре. Он явно положил глаз на незнакомку, хоть и расстроился, что добыча уплывала, раз король заинтересовался незнакомкой.
- Не стоит, предложите кого-нибудь постарше. Филипп не хотел, чтобы Манюф
Видела в прелестной коротковолосой красавице будущую соперницу.
Бикен ничего не понимая из звучавшей тарабарщины, догадывалась, что разговор ведётся о ней. И философски решила не паниковать, а спокойно посмотреть, чем всё кончится, поэтому радостное карканье заставило врача оглянуться. В зал вошла придворная дама. Она была в чепце, обтягивающем голову и завязанном под подбородком. Чепец был не повседневный, поскольку был унизан жемчугом и каменьями, заплетённые косы в разные стороны опускались по плечам, к концу стянутые жёлтыми ленточками. Высокий твёрдый пояс платья приподнимал грудь, которая в свою очередь была сильно стянута отдельным элементом платья., отчего красавица дышала короткими дышками. Прямая, длинная юбка, опускалась до самого пола, немного показывая атласные башмаки с загнутыми носами. Всю прелесть которых уже знала Бикен, прогуливаясь каждый день по внутреннему дворику гостиницы замка, и отмачивая ноги в тазу с водой после возвращения. Лицо явившейся красавицы было обильно чем то напомажено и было явно белее кистей рук. После приветствия  короля, присевшая в книксен женщина выслушала, непонятное для Бикен очередное карканье короля и обернулась к врачу. Ступор с отвисшей челюстью был результатом этого движения, то ли азиатская форма лица и необычный разрез глаз, вид которых усиливался утренним старанием Бикен, которая скуки ради сегодня с утра накрасилась, то ли короткая стрижка нашей землячки, выгодно отличавшая её от разряженной французской аборигенки, но врач опытным глазом определила, что это удивление сейчас по-видимому закончиться обмороком или гипертоническим кризом.
Глаза придворной дамы начали закатываться и невыпитое Бикен вино оказалось кстати, оно то и вернуло всех в действительность. Все закаркали, слуги подбежали и подхватили придворную даму, та хватала ртом воздух и захлебывалась от вина оказавшегося на лице. Король радостно хохотал и от удовольствия хлопал себя по бёдрам. Все охватило радостное веселье.
- Нет, надо скорее сходить к старику, - так он назвал в разговоре Великого магистра, - пусть поговорит с ней, как-то он всё таки с ней изъяснялся, смеялся от восторга Филипп.
 Слуги похохатывали, но опасливо поглядывали ибо знали коварство этого всемогущего человека. Один Ногаре сумрачно заметил:
- Не много ли чести ходить к нему советоваться?
- Нет, вы сводите незнакомку, пусть объяснит вам, а вы мне, дорогой Ногаре, - король резко сменил радостное выражение на сердитое, что ничего хорошего не предвещало.
Тут неожиданно все замолчали, разговор прервал утробный рык, похожий на вздох доносившийся из коридора соединённого с колодцем замка. Все окаменели. Одни от неожиданности, другие от догадки.  Догадались Филипп IV Красивый, хранитель печать королевства рыцарь Гийом де Ногаре и ….. прекрасная незнакомка, с удовольствием сверкнувшая своими бездонными карими глазами в сторону этих двух чудаков.
- Сохрани господи, чтобы это не слышали в городе, - произнёс де Ногаре.
- Глупости уважаемый, стены этого замка самые толстые во всей Франции, а у слуг это будет последняя мысль на этом свете! Последнюю фразу Красивый человек в камзоле цвета весеннего неба и изумрудными пуговицами произнёс особенно зловеще.
Одному человеку в этом замке это предостережение было «до лампады», он тоже услышал этот трубный рык, сидя в дальнем конце этого же подвала. И слёзы бессилия потекли по побелевшей в последние дни бороде и от обиды он даже заскрежетал зубами….


Глава VI.

Подготовка к урокам ежедневный обязательный ритуал любого учителя, это плата за возможность транслировать свои мысли в формирующиеся головы. Пока представители других, очень нужных профессий, лёжа на вечерних диванах и смотря развлекательные программы, извините «плюют в потолок», рядовой учитель берёт ученические тетрадки, учебники по предмету, свои конспекты и усаживается в укромный уголок, чтобы не мешать домашним и сидят до двух часов ночи, готовясь к новым урокам, и это независимо от возраста, педагогического стажа, каждый день, из года в год, с одним выходным в неделю. Если учитель ведёт одну параллель, и то в этом случае он исписывает за учебный год рукопись объемом в тридцать авторских листов, два полновесных литературных романа за девять месяцев. А если параллелей много! А если ещё посчитать все виды отчётностей, обязательных иначе не начислят зарплату. И хоть встречаются учителя, прекрасные импровизаторы не нуждающиеся в строгом конспекте – сценарии урока, всё равно писать надо и всё тут.
Правда в начале моего педагогического пути, ветры перестройки и либерализации, позволили нам забаловаться и мой первый директор Виктор Степанович разрешил мне не писать подробные поурочные конспекты, в обмен на свободный доступ на уроки всех и всегда, я имею в виду проверяющих, но эту вольность очень скоро повсеместно прихлопнули. Даже я уже будучи директором школы всё равно тянул  эту бурлацкую лямку наравне со всеми.
Это моё лирическое отступление к тому, что кроме поурочных планов, проверки тетрадей, навалилась весенняя напасть, подготовка к экзаменам. Поэтому к притягивающим всё моё внимание материалам Владимира Рахимьяновича, я приближался только глубокой ночью. И тут я нарушил правило БПО, бегай, прыгай, отдыхай, бегал и прыгал я согласно штатному расписанию, а вот вместо отдыха вчитывался в нехитрые и хитрые откровения следователей и экспертов, до утренних петухов.
 И все судебно-медицинские штуки: вскрытия, полостные разрезы, гниение, пальпации, пятна Лярше, Аутолиз, гнилостные эмфиземы и другие милые названьица напрочь отбили желание есть, пить и как-нибудь пополнять калории. После моего «законспирированного» звонка майору Малыгину, я, почувствовав лёгкое головокружение, оставшиеся уроки провёл против обыкновения, сидя за столом, чем немало озадачил своих учеников. Они опасаясь подвоха сидели тихо и тщательно выполняли все мои задания.
Наконец долгожданный звонок с последнего урока поставил многоточие и я вместе с радостным Витей Митрохиным отправился на «семёрочке», сперва в гараж за стеклом, а после к расхристанному особняку  бедного завхоза.
Дом нас  приветствовал многочисленными шторами, хлопающими на ветерке, из просторных окон, что указывало на домовитость молодой хозяйски не спешащей навести порядок в собственном жилище.
Пока я  вытаскивал весь кариес бывшего остекления и великодушно вставлял новые пыльные листы, мой подопечный проявил неожиданные поварские способности и пригласил своего учителя на яичницу толстым слоем шипящей с громадной сковородки и чай с бутербродами из деревенского жёлтого масла. При этом он покраснел от небогатости сервировки. Я похвалил повара и просил чаю с конфеткой. Увы, глазунья мне напоминала субконьюктивальные экхимозы, а вид аппетитного при других обстоятельствах масла, труп в состоянии жировоска. Представляете! Нет, с ночными чтениями надо было срочно кончать.
- Мама весь день на работе? – начал я обеденную беседу.
- Угу, - ответил Витя, увлечённо расправляясь с яичницей и приличных размеров бутербродом из домашнего хлеба.
- По папе скучаешь?
- Да что скучать. Некогда. Да он скоро приедет, мама говорит белая горячка. Это не надолго.
- А дядя Серёжа?
- Незнаю, он у нас  в подвале всё время жил.
- А милиция зачем приезжала? – поинтересовался я.
- Это он папку плохой  водкой напоил, самогоном.
- А где его комната?
- Вон в подвале, хотите посмотреть?
- А можно?
Мой  повар-гид  радостно сорвался с места в желании чем-нибудь удивить своего учителя.
Подвальчик был не слабый, четыре комнаты. Одна была видимо жилая, обставлена как комната-люкс в гостиницах, получше, пожалуй, хозяйских. Три другие были почти пустые повсюду были видны следы монтажа, милиционеры аккуратно всё сняли., но по болтам и кронштейнам было понятно, что посреди большой комнаты стоял стол, в углу на фундаменте что-то типа станка., многочисленные шкафы, в каждой комнате уходящая в верх вентиляция. Пол во всех трёх комнатах был застелен кафелем, причём настил качественный с аккуратной расшивкой. Я знал толк в этом деле, сам семь сезонов возил стройотряды и занимался строительным бизнесом в мою предпринимательскую пору! В этих комнатах искать было нечего, одна пустота, да и в жилой основательно поработали оперативники.
А вот моему гиду  было все в диковинку, я понимал, что Витя Митрохин здесь бывал не часто. Он деловито попрыгал на шикарном кожаном диване, посидел в гигантском кресле, пощёлкал пультом телевизора, заглянул в холодильник, отломив кусок копчёной колбасы и не обращая на меня внимания начал выдвигать всякие ящики гарнитура и дяди Серёжиного письменного стола. Ему было обидно, что они были пусты.
Да, смотреть было не на что, все вещдоки были изъяты, а мебель дяди Серёжи интересовала только Митрохина младшего.
- А там у вас что? – спросил я у жующего колбасу молодого хозяина, находясь уже в предбаннике подвала и увидев дверь в боковой стене.
- А, там кладовка, а дальше погреб для картошки. Я открыл дверь, щёлкнул выключателем и под тусклое освещение  лампочки увидел длинный коридор с полками солений и дверь, как я догадался погреба., когда я щёлкнул выключателем второй раз, боковым зрением я заметил как шелохнулась дверь погреба, её кто-то пытался открыть изнутри!
- А вы точно там картошку храните?
- Конечно! Мой гид сорвался с места и щёлкнул выключателем, я не успел отреагировать, он уже стоял перед дверью в погреб, с той стороны кто-то сильно даванул на дверь. Витя встал как вкопанный. Он тоже увидел, что там кто-то изнутри тёрся о дверь и она прогибалась.
- Конечно картошку, а что же ещё, - уже оторопевшим тембром произнёс он поперхнувшись. Он взглянул на меня и замедленно потянулся к затвору. Щёлк! Дверь распахнулась с силой едва не задев голову юному хозяину дома.
Следующее мгновение из темноты вывалилась зелёная старушка, с красными глазами, в китайском, когда-то ярком, а теперь грязном увешанном картофельными ростками и землёй, халате и не говоря ни слова схватила Митрохина Витю за плечо.
 - А-а, - только и пропищал ребёнок, затихая как сдувшийся воздушный шарик.
Старуха стрельнув в мою сторону взглядом, который  не оставлял сомнения в намерении, оторвав Виктора от пола второй рукой прижала его к стене.
Я кинулся на помощь ученику, вяло дрыгающему ногами, и старая дама получив физическое замечание в ухо, издав чавкающий при этом звук, отлетела обратно в чёрный дверной проём погреба.
Виктор растерянно хлопал ресницами и смотрел мне в глаза. Я грубо стряхнул его за воротник рубашки, чтобы  он очнулся и с силой пихнул его за  за себя, поскольку старая дама уже лихо поднялась и двинулась на встречу.
Краем глаза я заметил, что Виктор почему-то на четвереньках поспешил к выходу, а моё горло почувствовало мерзкое резиноподобное прикосновение руки с длинными и грязными ногтями. Сама кожа до локтя, оголившись из под халата, была цвета неспелого помидора!
Инстинкт самосохранения вернул меня из созерцательного состояния в нормальное. Старушка была слишком легка для моих девяносто четырёх килограммов при росте сто восемьдесят четыре. С омерзением я отцепил руку дамы и поднырнув, захватом завёл её за спину, своим коленом помог старой женщине  очередной раз добраться до погреба. Чавкающий звук подтвердил верность выбранного пути. В самом деле не бить же женщину между глаз.
Но в следующее мгновение старая леди неправдоподобно быстро вернулась обратно и зарядила мне в челюсть так, что я увидел праздничный салют, а ногой в живот я пропустил уже по-видимому из любопытства. Однако воздуха вдруг стало не хватать. Неожиданно ватными руками я пытался  задержать старушку, но она меня уже бесполезного отпихнула к стене и шагнула к моему ученику. Единственное, что реально тогда я мог сделать это протянуть ноги. Сработало. Мадам видимо ниже своих коленок  ничего не видит и поэтому не сумев перебраться через неожиданное препятствие, во всю длину вытянулась на бетонном полу.  Всё это сопровождалось чавкающим звуком.
В следующее мгновение она ухватила пятку моего пытающегося вырваться за дверь коллегу по несчастью. Коллега заверещал как маленький кролик.
Это и придало наконец мне силы и дыхание и я  собрав волю, рванул вверх и вперёд. Бегом, почти перепрыгнув через мадам я схватил упирающегося Митрохина-младшего за руку и вываливаясь сам, выдернул его в коридор за дверь.
Спасительная щеколда щёлкнула!
Что это было? Мысли путались в голове, наконец, я услышал всхлипывания Виктора. Надо сказать, что все предыдущие физкультурные упражнения мы проделывали почему-то молчком за исключением кроличьих звуков.
- Что это такое? –всхлипывал мой юный друг, подвывая. С той стороны начали ломиться в дверь.
- Незнаю, надо у родителей спросить! – пожал плечами я.
Старушка то видимо та которую мы потеряли. Но что же делать? Я скорее автоматически , чем соображая головой, схватил ученика за руку и выбежал на улицу во двор Митрохинского дома. Надо было позвонить по «конспиративному» телефону и побыстрей, внизу из подвала слышались стуки. Однако делать это из дома завхоза я передумал. Я знал о информационных возможностях тихого городка Смирново, хотя бы по истории с Ауди. Я взял за руку размазывающего по лицу грязь Митрохина-младшего, усадил на заднее сидение «семёрочки», заставив носовым платком утереться. Вернулся, закрыл основной вход в подвал, для надёжности накидав в первую ступеньку кирпичей, и мы рванули на выход из городка.
- А как же мама? – наконец, произнёс успокаивающийся Митрохин, когда мы уже проехали бензозаправку и летели по направлению к Астраханке.
- маму предупредим по телефону, чтобы задержалась на работе, - первый раз я пожалел, что не обзавёлся уже входившим в моду сотовым телефоном.
К Петропавловску мы подлетели минут через сорок., оживлённое движенеи на Бишкульском повороте отвлекло от посторонних мыслей. На КПП я остановил машину, перешёл дорогу и поднялся в комнату к поставому. Тот вяло осмотрел меня, не меняя позы замлевшего на солнышке тюленя. Новенькая в этом году муха, одиноко билась о стекло.
- У вас проблемы, уважаемый?
- Можно отсюда позвонить, товарищ сержант?
- А вы не перепутали? Это не городская телефонная будка.
- Но очень нужно, серьёзно.
-  Не портите мне мозг гражданин, проедте в город и позвоните из любого телефона автомата.
- Времени нет, дело очень серьёзное. Мне надо позвонить полковнику Думашеву.
Это имя произвело впечатление и служитель закона преобразовавшись в человеческий вид, деловито пододвинул мне аппарат.
С той стороны послышался знакомый голос майора Малыгина.
- Аллё, слушаю.
- Михаил Сергеевич, это Нестеров вас беспокоит.
- Что опять случилось Владимир Петрович?
- Звоню с Бишкульского КПП.
- Оппа, что так?
- Да вот службу кое-кто завалил.
- Даже так и где?
- В подвале Митрохина, под картошкой!
- Серьёзно, вы не путаете?
- Какое там, еле ноги унёс. Митрохин – младший со мной в машине. Дверь на замок заперли и ещё кирпичём засыпали. С той стороны молчали, видимо соображали.
- Вот, что приезжайте на квартиру к «Глобусу», там вас будут ждать.
- Надо хозяйку Митрохинскую предупредить, иначе придёт с работы и выпустит.
- Это правильно, предупредим, а вы поезжайте. Телефонные гудки показали с каким вниманием прислушивался к диалогу, все равно ничего не понявший, инспектор ГАИ.
Въехав в город я через зеркало заднего вида обратил внимание как Митрохин-младший вертел головой от впечатлений и удовольствия, решив закрепить положительные эмоции я остановился на Труда, у Кировского универсама и сходил купил мороженное, пепси колу и чипсы.
- Надо подкрепиться, - почти приказал я, застеснявшемуся ученику.
В знакомый дворик я въезжал во след тонированному джипу, из которого после остановки вылез полковник Думашев и двинулся ко мне на встречу. Одет он был в форму, на левой стороне френча бросалась в глаза солидная полоска орденских планок.
Я ему  тут же у машины рассказал о наших с Митрохиным приключениях. Он попросил оставить мальчика в «семёрочке», а мне подняться с ним в квартиру.
За ученика я был спокоен, гарантией был выбранный мной в магазине самый большой пакет чипсов и полуторалитровую бутыль пепси-колы.
В квартире полковник позвонил по телефону.
- Аллё. Зоя Семёновна вы не можете подъехать к нам. Да. Оно самое, по-моему началось. Несомненно…..