Юрий Фурманов
Как я упустил свое еврейское счастье
Трудно не только писать, но и приступить к писанию о еврейском счастье после Шолом-Алейхема... Бог ты мой, как он любил свою Бузю и с каким отчаянием писал: “Неужели я проиграл свое счастье, проиграл навсегда?” Он еще спрашивал, еще сомневался, а я уже точно знаю, что потерял единственную еврейскую девушку, на которой мог бы жениться навсегда. Но я не любил Дину и не мог сказать, вслед за героем великого писателя: “Тетя Рохеле, я так люблю эту вашу Дину, что в моем сердце
нет больше жизни”.
Но все по порядку. Далекие 60 е годы прошлого века были отмечены в еврейской среде двумя фундаментальными вопросами, когда речь шла о незнакомом человеке: “он еврей (еврейка)?” (ослабленный вариант он (она) не антисемит (ка)) и “есть ли у него (у нее) высшее образование?”. Однажды, значительно позже провала попытки связать мою жизнь с Диной, моя мама в очередной раз попыталась устроить мое еврейское счастье. Как она нахваливала меня, стоя в синагоге в очереди за благотворительной мацой: он
очень хорош собой, умница, талантливый, кандидат наук и далеко пойдет. Мама еврейской девушки тоже нахваливала свое чадо, как могла, но вдруг с недоверием спросила: “А есть ли у него высшее образование?”.
В любой истории есть свое начало. Эта история началась достаточно необычно. Представьте себе, студента в общежитии разыскивает почтальон. Зачем, когда внизу имелось гнездо в ящике для писем на букву “Ф”. Но это было необычное письмо. На его конверте было всего три записи, к тому же написанных крайне безграмотно и неряшливо: “Лененград. Общижития напротив магазина “Сентетика. Юрочка у меня нет адреса, но я -ень хучу, что оно дошло”. И, таки дошло! Когда Маресьев пробирался к своим, он знал главное: направление движения, когда Штирлиц спасал русскую связистку, она ему сообщила, где точно прячется. А мой герой почтальон пробирался ко мне на ощупь, не имея ни направления движения, ни адреса, ни фамилии.
Содержимое письма было столь же неряшливым и безграмотным. Продираясь сквозь какой-то зашифрованный почерк, я все же понял, что пишет мне тетя Рохеле по материнской линии, живущая в небольшом еврейско-украинском городке Могилеве-Подольском и что она хочет меня познакомить с еврейской девушкой: “Юрик, я слышал, что ты к нам едешь на свадьбу к своему брату. Это хорошо. Но я тебе хочу сказать, что ты едешь не один. Нет, ты можешь один поехать. Но лучше поехать тебе с Диной. Она тоже учится на зубного техника в том городе, где ты. Я не хочу забегать вперед, но эта девушка из приличной и богатой семьи и может быть вы полюбитесь друг другу”.
Если утверждать, что сводничество было присуще только тете Рухеле, значит грешить против истины. Оно в крови местечкового еврейства. И все же, полагаю, что для моей тети оно стало не психологической чертой, а профессией. Дело в том, что она всегда кого-то с кем-то сводила и вовсе не обязательно мужчину и женщину: это были люди, которые хотели что-то продать и что-то купить. В те далекие советские времена господствовал дефицит и тетя Рухеле гениально решала эту проблему: продавцы дефицит
ного товара и его покупатели отлично знали, что ееом для них всегда открыт
за 10% комиссионных. Где тетя прятала эти комиссионные - вопрос, который неизменно волновал многих ее родственников. Во всяком случае, когда я к ней приехал, один из них настойчиво предлагал мне покопаться в куче угля.
Итак, мне предстояло познакомиться с Диной и вместе с ней ехать на
свадьбу. Честно могу сказать, что с самого начала не предполагал никакой
интриги по поводу знакомства с местечковой еврейской девушкой из стоматологического техникума. Но пошел, ибо лететь вдвоем лучше, чем одному. Если я мог бы в своем восприятии смотреть только на лицо Дины и не видеть ту часть тела, на котором она сидит, то, полагаю, с ним не сравнился бы не только лик Эсмеральды, в которую влюбился Квазимодо, но и образ библейской Эсфири, который так понравился царю Артаксерксу. Помню я старался смотреть на одно и не замечать другого, ибо оно было огромно.
Среди многочисленных гостей свадьбы, поселившихся в доме тете Рухелле, она, как мне показалась, особенно нежно смотрела только на меня. “Попробуй мой штрудел, Юрочка, он очень красивый. Какая замечательная девушка Дина и глупо, чтоб она тебе не понравилась. Кстати, через час тебя очень ждут ее родители. Ты знаешь, кто у нее родители? Это самые богатые люди в Могилеве-Подольском”. Этим сообщением тетя вообще лишила меня интереса к Дине и ее семье. И все же я пошел к их дому.
То, что я раньше рассказал о дефиците, которым торговала тетя Рухеле, так об этом забудьте. Это не дефицит. Это дерьмо по сравнению с тем, что я увидел: люстра из Италии, мебель из Финляндии, сантехника из Германии... Бог ты мой! Откуда это все? Как оно проскочило через железный занавес? Поистине прав был Шолом Алейхем, утверждавший, что каждое еврейское местечко, как бы оно ни было бедно и убого, имеет своего Ротшильда. А как был накрыт стол? А с каким умилением на меня смотрели оба пары глаз родителей. И от всего этого я ушел, сославшись на приезд своих родителей.
Как только вернулся, тетя Рухеле учинила мне допрос: Юрик! Ну что ты там был? Ну как тебя угощали? Фаршированная рыба была? Была, тетя.
О! И черная икра была? Была, тетя, была. О! А какие слова тебе говорили? Хорошие, тетя, хорошие. Ой! вей ци мир! Ты попадешь в хорошую семью. Они вам купят в Ленинграде двухкомнатную кооперативную квартиру. Ты же получишь высшее образование?
Вечером этого же дня была свадьба с раввином, с омовением рук, сватами, шаферами и музыкантами, которым почти каждый из гостей, разумеется, за комиссионные заказывает танец или мелодию. Если этого не делать, то музыканты сами к вам подойдут, начнут играть в вашу честь и вы потянитесь к кошельку. Но до музыки и танцев к Дому культуры имени наркома просвещения Луначарского состоялось поразительное шествие мужей и жен. Они выстроились в колону в зависимости от количества совместно прожитых лет. Каждый мужчина в руках держал конверт с деньгами, который на входе охотно принимали новобрачные и передавали теще и свекрови, а те тут же публично демонстрировали его содержимое. Только тогда, глядя на смущение своих родителей, я понял смысл выражения: бедный еврей. Почти сразу после моих родителей вошла семья местных Ротшильдов, подаривших молодым дорогие ювелирные изделия.
В знак классового протеста в разгар веселья демонстративно иду танцевать с местной вдовой, красавицей Ханной. Плевать мне на ваше богатство вместе с вашей Диной. Теперь, спустя много лет, после череды неудачных браков с “гойками”, оставшись один, часто задумываюсь, а не упустил ли я свое еврейское счастье? Нарожала бы мне Дина прекрасных детей Авраама и Сару и прожили бы мы жизнь в богатстве, сытости и довольствии. А так, кроме высшего образования, у меня ничего не осталось.