Южный Урал. Небольшой рабочий посёлок в 50 километрах южнее Челябинска. Лето 1954 года. Возле двухэтажного дома, что рядом со школой, стоят Петя с Володей - два закадычных дружка, а рядом с ними - известный хулиган по прозвищу Циган.
– Что это вы возле нашего дома клетку поставили с этим сусликом? Мелюзга, я вас спрашиваю? Чего молчите?
– А тебе-то что?
– Убирайтесь отсюда, а то хуже будет.
Он, и правда, живёт в этом доме, а они – через дом, но тоже по улице Строительной. Парень на голову выше их, он смуглый, жилистый, прокуренный, от него так и несёт табачищем. Семья у них неблагополучная, родители любят выпить – когда за парнем смотреть. Когда Цыган провинится, отец лясы с ним не точил, а брался за ремень. Летом окна у всех открыты, ничего не скроешь, всё слышно.
– Не трогай нашего суслика, это старшие ребята нам дали, они его из леса принесли, из норы вылили, – собрав всё мужество, сказал Петька. – Мы дали ему крупы, а завтра за посёлок унесём, там и отпустим.
– Буду я ждать, чего захотели!
С этими словами, Цыган со всего размаха бьёт по клетке, она слетает с ящика, на котором стояла, и падает на землю. Дна у неё нет и суслик, через мгновение, очухавшись от падения, бежит к школьному забору, за которым растут акации и клёны.
От такой наглости и от бессилия перед этим верзилой, сердца парнишек обливаются кровью и они припускаются в погоню за сусликом.
– Володя, давай быстрей, а то убежит за забор, там его нам уже не поймать.
Но не успели они опомниться, как суслик прошмыгнул на школьную территорию. Им пришлось перелазить через забор, но суслик, пробежав какое-то расстояние под сенью деревьев, перебежал обратно. Казалась, что они его, вот-вот, догонят, схватят, но в последний момент ему удавалось от них увернуться.
Когда Петя, в очередной раз, перелез через забор, то в какой-то момент почувствовал, что у него «зажгло» правую ногу. Он быстренько приспустил штаны и увидел, что там зияет большая рана, отчего ему стало не по себе. Больше всего его напугало то, что в глубине виднеется кость, а с боков раны торчали обрывки сухожилий.
Кровь сочилась, но её было немного и это было просто удивительно. Как это могло произойти? Откуда эта страшная рана? Но теперь главное – быстрей добраться до дома.
Только он подумал о доме, в груди захолодело, но не от боли, а оттого – как он покажется дома? Он боялся не за себя, а за маму, у которой было больное сердце. А вдруг, увидев всё это – ей станет плохо и её опять увезут в больницу, как бывало, а виной всему этому будет он со своими шалостями. Что тогда скажет папа, когда придёт с работы, братья и сёстры? У него было пять братьев и две сестры. Младший брат ещё лежал в зыбке.
Пока шёл, прихрамывая, домой, то все эти мысли вихрем крутились в голове. С первых дней своей жизни, как он себя помнит, этот страх, что с мамой что-то может случиться, когда у неё бывали сердечные приступы, жил не только в нём, но и во всех членах их большой семьи. Разве мог он забыть те вечера, когда ей становилось плохо? Врача, конечно, вызывали, но его ещё надо было дождаться. Вся семья замирала, они, малыши, плакали, даже папа не знал, чем помочь. Петя отчётливо помнит, что говорил он в этих случаях:
– Катя, Катенька, потерпи немного, успокойся, врача мы уже вызвали, он скоро придёт, всё будет хорошо.
Больной давали валерьянки, каждый раз наводили стакан кипячёной воды с большим количеством сахара. Когда приступ обострялся, то отец, сидя у её кровати, в отчаянии, говорил:
– Катя, как я без тебя – с такой оравой, мне ведь одному с ними не справиться.
Мама лежала, ослабевшая, и видно было, что она рукой не может пошевелить от сковавшей её боли.
Петя чувствовал, как по ноге сбегают струйки крови. Если до этого он ещё всхлипывал, то, подойдя к дому, вытер слёзы и взял себя в руки. Квартира у них была на втором этаже, окно на кухне – открыто и он, чтобы не подниматься самому, из последних сил, крикнул:
– Мама, иди скорей сюда, я ногу поранил!
Очевидно, мать готовила на кухне ужин, так как сразу выглянула в окно.
– Что случилось, опять что-то натворил? Сейчас спущусь.
От её голоса, от слов, пусть, даже не совсем ласковых, повеяла такой защищённостью в этом непростом мире, что ему стало сразу легче. Такое же чувство он испытывал, когда был рядом отец.
– Ну, показывай, что у тебя за ранение, – спросила мама, – скоро папа с работы придёт, вот будет ему «сюрприз».
– Мама, тебе нельзя это смотреть, там всё очень страшно!
Мать, увидев, что штанина пропиталась кровью, поняла, что дело нешуточное.
– Да что это ты мне, сынок, указываешь, тебе только семь исполнилось, – возмутилась мать. – Давай, я только гляну, а трогать не буду, обещаю!
Она попыталась убрать Петькины руки от раны, но не было на свете таких сил, которые могли бы это сделать. Разве он мог ей позволить страдать от увиденного?
– Нет, мама, не проси, – ты глянешь, тебе, точно, станет плохо, ты такого ещё не видела. Помню, что когда к тебе вызывали врача, у тебя тогда было плохо с сердцем, то дяденька-врач нам сказал, чтобы мы берегли тебя, меньше баловались, не расстраивали, а я такое тебе натворил.
Петькина настойчивость уже начала выводить мать из себя, и она, в запале, повысила на него голос:
– Да как я тебе помогу, если я даже не видела, что у тебя там за рана! Я же не знаю насколько там всё серьёзно? Ты что, не понимаешь этого? Вот скажи, что мне тогда делать?
– Я знаю, что делать, – сказал Петя. – Давай дождёмся папу, я ему сразу всё покажу, ты даже не сомневайся, и он меня в больницу унесёт.
Мать, понимая, что нельзя упускать время, – а вдруг с ногой действительно всё серьёзно, если сын не даёт даже посмотреть, была вынуждена согласиться, тем более, отец скоро должен был вернуться с работы.
Она положила Петю на широкую лавку, что стояла на кухне, к ране, поверх штанины, приложила полотенце, чтобы кровь меньше шла и не знала, куда ей метнуться. В большой комнате проснулся и заплакал младший сын, на плите варился ужин на их большую семью, а тут ещё Петька со своим упрямством.
Петя хоть и был невелик годами, но видел, как тяжело маме приходится. Свернувшись клубочком, поджав ноги, он терпел боль, которая всё нарастала, было непонятно, почему её не было раньше, когда он поранил ногу.
В тот же момент, как вспышка молнии, у него пришло озарение, отчего это всё с ним произошло. Он вспомнил школьный забор и именно то, что могло явиться причиной ранения. Когда, в пылу погони, он перелазил несколько раз забор, то где-то в подсознании отложилось, что гвозди в штакетнике со стороны школы были не загнуты и выступали, как острые пики. Вот таким гвоздём он очевидно и распорол ногу.
Мальчик боялся только одного, что отец опять задержится на работе. С такой большой семьёй он не знал совсем отдыха, уходил, когда дети спали, а приходил с работы поздно.
Петя не ходил в церковь, да её и не было у них в посёлке, но верил, что Боженька есть. Вот его-то он и просил, чтобы он сделал так, чтобы его папа не задержался на работе. Так как с его приходом все проблемы сразу уйдут, как это было всегда.
Он не знал слов молитвы, но некоторые слова запомнил, когда мама молилась. Из того, что он почерпнул от взрослых и что добавил и домыслил сам, Петя и шептал свою молитву. То ли обращение к Боженьке, возможно, сами слова, а может просто жалость к себе, которую он заглушал, так проняли его, что из глаз его потекли слёзы.
Чтобы мать не заметила этого, он потихоньку лёг на другой бок лицом к стене и закрыл глаза. Сколько он так пролежал, Петя не знал. Но вот он услышал в коридоре голоса и понял, что молился не зря – это был отец, которому мама что-то быстро рассказывала.
Вошёл папа, молча, погладил Петю по голове и велел маме и соседям выйти. Он осторожно посмотрел рану, покачал головой и только сказал:
– Молодец, ты всё сделал правильно! Хорошо, что маме не показал.
От этих слов у Петьки так стало хорошо на душе, что не передать словами.
– Ну а теперь, сынок, нам с тобой надо в больницу.
Отец поднял Петю, как пушинку, прижал осторожно к себе и понёс на улицу. Несмотря на рану, парнишка понял, что за всю его короткую жизнь это у него была самая счастливая минута.
До больницы было не близко. Навстречу попадались знакомые, они о чём-то спрашивали отца, он отвечал и продолжал путь. От него пахло металлом и ещё чем-то таким, что характерно для электроцеха, где он работал, и где Петя бывал не раз.
Операция прошла нормально. Боли не было, во всяком случае, – было терпимо. Два хирурга, мужчины, когда всё было закончено, сказали Пете:
– Ну, парень, ты даёшь! Твой отец нам всё про тебя рассказал. Ты хоть знаешь о том, что ты героем себя показал?
А Петя, худущий пацанёнок с конопушками на лице, даже не понял, про какое и чьё геройство эти дяденьки-врачи ему говорят.
Пролетели годы, как стая лебедей по осени, и нет им возврата. Ни много ни мало, а 60 лет минуло. Когда летом Пётр Фёдорович загорает, то дотошные внучки – Машенька и Женя, от которых ничего не ускользает, увидев шрам на ноге у деда, иногда удивлённо спрашивают:
– Дедушка, а это что у тебя? Откуда это? Тебе больно?
10.02.2015