Завтра в школу. Немного грустно. Ведь я иду в последний – выпускной класс. И уже решила, куда буду поступать. Наш сосед Олег Григорьевич уговорил меня пойти в МГСУ и обещал помочь, если что. Я хочу стать экологом, а в строительном ВУЗе есть такое направление. Конечно, втайне я мечтаю о Литинституте, но, похоже, эти фантазии так и останутся мечтами. Отец считает, что лучше получить практичную профессию, чем быть вольным художником и сидеть без гроша в кармане. Купила к школе несколько тетрадок с Муми-троллями. Смотрю на этих забавных бегемотиков – и радуюсь, что можно ещё немного пожить в детстве. В своё время зачитывалась сказками Туве Янссон. Она создала чудесный мир, в который хочется войти и остаться там навсегда. И удивительно близкое мне выражение чувств:
«Понимаете, – сказал Муми-папа, – у моря иногда хороший характер, иногда плохой, и невозможно понять, почему. Ведь мы видим только поверхность воды. Но если любишь море, это не имеет значения. Тогда принимаешь и плохое, и хорошее».
Когда мне было тринадцать лет, мы с папой ездили отдыхать в Анапу. Удачно совпал его отпуск с моими летними каникулами. Взяли купе на двоих – чтобы никто не мешал – и наслаждались романтикой. Обожаю поезда! Смотришь, как меняются за окнами виды, и думаешь о своём. Именно Туве Янссон с её Муми-троллями составили мне компанию в дороге. Папа хотел как следует выспаться после рабочих будней – и не мешал мне наслаждаться свободой. Какое же это было блаженство – погружаться в сказку под мерный стук колёс – и мечтать, мечтать! В стране грёз у меня было полно друзей, братьев и сестёр. Снова была жива мама, и мы собирались все вместе за большим круглым столом. Пили чай, рассказывали сказки, делились мыслями, смеялись и шутили. Впадали в зимнюю спячку, а когда просыпались, говорили о снах. И так уютно было на душе. Как хорошо, – думала я, – что у меня есть папа. Смотрела, как он спит, и улыбалась. Только бы никто не отнял его у меня. Пейзаж за окном постепенно менялся – деревья из шаров превращались в свечи. Ночью я лежала без сна и думала, как хорошо, что мы с отцом любим друг друга. И оба любим море – любое: спокойное и бурное, утреннее и ночное.
Помню, как потом, на юге, мы приходили на пляж, когда все спят. Светила луна, а мы плыли, рассекая тёплые волны, навстречу неведомому завтра. Именно в тот миг я впервые почувствовала смутное томление в теле, и подумала, что это призыв души к чему-то новому. Чувства переполняли меня. Хотелось смеяться, петь, кричать, танцевать, даже плакать. Но всё когда-то кончается. Начинаются школьные будни.
Звонок. Бежим на литературу. Катерина в модном платье и загаре выглядит сногсшибательно, и кое-кто из ребят пускает слюни. Но по её взгляду я понимаю, что сочинения на тему «кто как провёл лето» ждать не приходится.
– Так, прочитали, что я вам задала по программе? Молчание в классе означает согласие. Тогда начнём. Артёмов, что тебе больше всего запомнилось из прочитанного?
– Всё!
– А конкретнее?
– «Тихий Дон».
– Молодец! Краткое изложение до конца урока.
– Белогурова, а тебя что поразило?
– «Доктор Живаго».
– Замечательно! Портреты главных героев в письменном виде.
– Врушкин, хватит прятаться за спинами соседей! Хоть у тебя и говорящая фамилия, но от ответа не уйдёшь.
Петя Врушкин встаёт и, хитро сощурившись, смотрит на Катерину.
– Хватит мне глазки строить! Отвечай по делу.
– Больше всего мне понравилась…
– Эммануэль, – шепчет сзади Макс Дрыгин.
Петечка озвучивает. В классе хохот. Катерина строго взирает на нас.
– Ну, и что же тебе там больше всего запомнилось?
Петя краснеет и переминается с ноги на ногу.
– Что ж ты молчишь? Не слышно подсказки Дрыгина? Давай-ка сам выкручивайся.
– Больше всего мне запомнилась сама Эммануэль. Как она сидела в модном платье напротив меня. Красивая, загорелая. Чем-то похожая на вас…
Катерина грозно сверкает глазами.
– Сейчас ты у меня получишь Эммануэль! Давай сюда дневник. И чтоб завтра здесь была твоя мать. Ясно?
Петя понуро садится. В классе царит напряжение, периодически нагнетаемое меткими афоризмами Катерины. Вызывает меня:
– Лавинина! Твои впечатления от прочитанного за лето?
– Екатерина Николаевна, можно письменно?
– Нет, от тебя хотелось бы услышать устную речь.
– Читала Василя Быкова и немного Симонова. Понравились «Сотников» и «Альпийская баллада». Изучала военные хроники. Меня заинтересовал Нюрнбергский процесс и его последствия.
– Ну, и какие же последствия этого процесса ты испытала на себе?
– Я – никаких, но один мой знакомый застрелился после его окончания.
В классе повисла тишина. Катерина подозрительно посмотрела на меня.
– Свои фантазии оставь при себе.
Урок немецкого. Ольга сегодня в хорошем настроении – цитирует Шиллера, рассказывает о своей поездке в Гамбург этим летом.
– Ребята, кто-нибудь может дополнить?
Поднимаю руку.
– Ты была в Гамбурге?
– Нет, Ольга Игоревна! Просто у меня знакомый оттуда родом.
– Что ж, замечательно! Наверно, рассказал тебе немало интересного. Поделись с нами. Разумеется, на немецком.
Моя проблема в том, что пишу я куда лучше, чем говорю. А уж на немецком – и подавно. Но я отлично помню то, что говорил Хельмут Шторм. Поэтому рассказываю о Гамбурге времён Второй Мировой. А потом – о подробностях Нюрнбергского процесса. Ольга смотрит на меня – и я вижу, что она чуть не плачет.
– Довольно. Пятёрка. Но это же ужас, что такое! Откуда твой друг может знать такие вещи? Наверно, у него в семье кто-то воевал. Задержись после урока, ладно? Я хочу с тобой поговорить.
Звонок с урока. Подхожу к немке.
– А ты здорово подтянула устную речь. Молодец! Меня потрясло то, что ты сегодня рассказала. Так эмоционально – словно была очевидцем событий. Твои письменные работы мне всегда нравились, а сегодня ты блеснула и устно. Послушай, в следующем году юбилей победы. Ты могла бы подготовить доклад на эту тему?
– Ой, не знаю, Ольга Игоревна! Я не любитель публичных выступлений.
– Но на уроке у тебя вышло просто отлично! Ничего больше и не надо. Только выступить так же.
– Сегодня у меня само получилось. И были все свои – я особо не стеснялась. А в актовом зале – совсем другое дело.
– Но ты же можешь подготовиться. Записать кое-что. Тебе нужно рассказать это людям. Потому что твой рассказ меня поразил. И ребят тоже. Я видела, как они слушали – затаив дыхание!
– Ладно, я подумаю на эту тему.
Выхожу в коридор. Подруга поздравляет:
– Сегодня ты была в ударе!
– Я не хотела выступать. Меня спровоцировал приятель.
– Раньше ты о нём ничего не говорила. Хочу с ним познакомиться.
– Этот тип умер много лет назад. Он мне в прадеды годится.
– Да ну! А как ты с ним общаешься?
– Через астрал. Как Вупи Голдберг с Сэмом в «Привидении».
– Жесть! Не может быть!
– А как я, по-твоему, сегодня всё это по-немецки рассказала? У меня же устная речь хромает. Сама бы я так не смогла.
– Ты просто не знаешь своих способностей. Этот знакомый существует только в твоём воображении. А про Гамбург и Нюрнберг ты где-то прочитала.
– Не хочешь – не верь.
Сижу на географии и понимаю, что экономика стран третьего мира проходит мимо ушей. Хочется одного – лечь прямо на парту и спать. Резкий голос Тамары Марковны вырывает меня из зоны комфорта и бросает на потеху классу.
– Повтори, что я сейчас сказала.
Я молчу. Ребята хихикают.
– Спать надо дома, а не в школе. Чтобы на следующее занятие принесла конспект сегодняшнего урока, иначе получишь два.
И вдруг порыв ветра распахивает окно и срывает с доски географическую карту, а со стола – учительские очки. В классе возникает нездоровое оживление. Ребята переглядываются.
Тамара стучит указкой по столу.
– Тишина в классе! Кто захотел к доске? Лосев? Или ты, Огурцов?
На переменке слышу разговоры:
– Что это было?
– У Тамары очки поехали!
– Может, у неё крыша поехала?
– Фиг знает. И карта упала. Мистика!
Следующий урок – история. Наш препод Сергей меня обожает. Классный дядька! Черноволосый, черноглазый, с аккуратными усиками и бородкой, он чем-то похож на мушкетёра.
Сидим с Шуркой за второй партой справа у стенки. Со всех сторон нас окружают мальчишки. Отличные ребята, только Шуркин сосед сзади Калачёв – вредный. Учительский сынок, ничего не поделаешь. Подговаривает своего соседа Димку, и они начинают прижимать нас с подружкой к парте. Димка делает это робко и неуверенно – он совсем не злой и нормально ко мне относится, поэтому сижу спокойно. Но Шурке достаётся сильнее – и вскоре ноги Калачёва пригвождают её к краю парты. Извернувшись, она срывается с места, подбегает к своему обидчику и, что есть силы, начинает лупить его учебником по голове. Сергей тут как тут:
– В чём дело?
Шурка сбивчиво объясняет. Учитель комментирует:
– Молодец, так и надо. Калачёв, если ещё полезешь, получишь уже от меня.
Вот такой наш Сергей – честный, благородный и справедливый.
Химия в разгаре. Формулы органических кислот для меня – тёмный лес. Иногда жалею, что нет у меня способностей отца. Для него химия – это праздник ума, а для меня – пытка. Химичка Сара Моисеевна пытается посвятить нас в премудрости своей любимой науки. В это время изобретательный Кирилл Огурцов на задней парте организует маленький взрыв. Крошечная Сара со всех ног спешит туда – и устраивает разборку.
Терпеть не могу понедельник. Почему? Во-первых, я – сова, и в 8.30 мой организм ещё спит. Во-вторых, в понедельник у нас первым уроком физкультура. А в-третьих, я не знаю, какие тараканы живут в голове нашего физрука. Вроде, вполне нормальный дядька, но иногда его переклинивает. Сегодня, например, у него тараканьи бега, поэтому он прямо с утра решил проверить нашу ловкость и заставил лазать по канату. Не знаю, что я ненавижу сильнее – канат или козла. Наверное, всё-таки канат, потому что пытка козлом куда быстрее. Главное, как следует разбежаться, чтобы не застрять интимным местом на его твёрдой поверхности и не ощутить сзади вспомогательной учительской ладони. Канат гораздо хуже – с него ведь сразу не слезешь.
Макс Дрыгин с нетерпением ждёт своей очереди, отчего разглядывает меня более пристрастно, и у него всегда наготове едкое словцо. Увидев мою заминку, он ехидно улыбается и говорит пошлости.
– Александр Петрович, можно спуститься?
– Что с тобой?
– Я больше не могу – руки слабые.
– Ладно, спускайся.
Соскальзываю вниз по канату и даю затрещину Дрыгину – чтоб не болтал лишнего. Макс ржёт, разглядывая моё смущённое лицо. Как назло, судороги не прекращаются, а перед глазами начинают мелькать разноцветные круги. От стыда я готова провалиться сквозь землю, но, к сожалению, в зале ровный деревянный пол. Так что деваться мне некуда. К счастью, физрук отвлёк от меня внимание ребят, переключив их на какие-то упражнения. Ощущения становятся нестерпимыми. Сажусь на скамейку. Меня отпускают в медпункт.
Наша врачиха Валентина – вполне адекватная тётка, но иногда её заносит. Оценив моё состояние, она подмигивает и спрашивает:
– Что, опять физкультура?
Я киваю.
– Девочкам вроде тебя нужно давать освобождение от некоторых упражнений.
Какой идиот поставил в расписании физику после физкультуры? Хоть названия и похожи, но это же совсем разные вещи. После физ-ры нужно давать какое-нибудь обществознание или, на худой конец, биологию. Но никак не физику – предмет, где нужно хорошо соображать. Слава богу, у меня с физикой проблем нет. И Светлана меня любит. Но для некоторых урок превращается в каторгу. Наша физичка – весьма колоритная дама. Огромного роста, полная, мужеподобная, с проницательными глазами, которыми время от времени грозно обводит класс. Но это только для острастки. Тётка она знающая и справедливая. У неё своя система сокращений. Например, слово «характеристика» она пишет так: «хар-ка», что вызывает нездоровый смех в классе.
– Так, кто сейчас смеялся? Орурцов, ты?
– Я не смеялся, Светлана Олеговна.
– Значит, это Дрыгин. Марш к доске!
Макс делает скорбное лицо и плетётся на экзекуцию. Некоторое время Светлана немилосердно гоняет его по учебнику. Наконец, её праведный гнев удовлетворён, и она отпускает Дрыгина с миром и трояком.
– Так, тема урока – решение задач. Запишите себе номера. Работайте.
Какое-то время «работаем» молча. Некоторым моим одноклассникам труд даётся особенно тяжко. Периодически я слышу горестные вздохи. Светлана спокойно восседает за учительским столом. Макс Дрыгин стреляет глазами, не зная, что бы предпринять. Но Светлана неумолима и не поддаётся на его мелкие провокации. Поэтому вскоре Макс переключается на ребят. Любимый объект его охоты – отличница Полина Белогурова. Она воет, как сирена. Или это звонок с урока?