Мне город надоел. Машины грузовые.
Уеду я в тайгу. Быть может, навсегда.
Туда, где воют ветры вековые.
И где шумит непроходимая тайга.
Там жил мой дед, скрываясь от расправы.
В тайге, в зимОвье, на утёсе, над рекой.
Пусть нет сегодня к сопке переправы,
В обход пойду - «подать рукой».
Лежит наш дед на сопке, над Ононом,-
Он похоронен был моим отцом.
Он не хотел, не жил по тем канонам,-
Не «сломлен» был. Не стал он подлецом.
Бежал он каторжанин с Сахалина.
На бревнах – трёх, пролив преодолел.
Скрывался по тайге, в воде «налимом»,-
Бежал домой, неделями не ел.
И умер дед в тайге - на разнотравье.
А сыну завещал - в последний час:
«Похорони на сопке, утром ранним,
Пусть мать-тайга не разлучает нас».
Наверх тянул его он еле-еле.
На сопку, где «слиянье забайкальских рек».
И положил его на ветки старой ели.
Ушел из жизни настоящий Человек.
Теперь отец и дед - по берегам Онона,
Как дед велел, на сопках, над рекой.
Шумит тайга, крик птиц неугомонный.
Ветра оберегают их покой.
Отец мечтал сводить нас с братом к деду.
И мы с Володей, всё равно пойдём.
И доплывем, мы обязательно доедем.
К той сопке в тихий полдень подойдём.
Там вековые сосны, робко-робко
Нашепчут грустное,- «о том, о сём».
Мы с братом сядем у подножья сопки
И, с отдыхом, поднимемся потом.
Ты только жди. Я всё равно приеду.
На сопку, над рекой, к могиле подойду.
И, как мечтал отец, к Лудану-деду,
Володю-брата, непременно, приведу.