Внутри меня живёт палач. Только он может понять глубинные чувства жертвы и по-настоящему ей сочувствовать. Потому что в минуту смерти или во время пытки они становятся единым целым. Ведь палач – не только убийца, но и проводник: расчищает дорогу в вечность. Рука судьбы, топор совести. В Средние века у палача даже в церкви было место на отшибе. Почти никто не видел его лица. Страх шёл за ним по пятам. Это своего рода искусство – быть неумолимым.
Стать женой палача – незавидная участь. Ложиться в постель с убийцей, давать жизнь будущему убийце. Раньше были целые династии палачей. Например, Сансоны во Франции. Отец передавал жуткую эстафету сыну – и тот вступал на кровавый путь. Приговор целому роду.
Шарль Анри Сансон вынужден был стать палачом в пятнадцать лет – после того, как парализовало его отца. Он проводил в последний путь Людовика XVI, Марию Антуанетту, Шарлотту Корде и многих других. Чуть менее трёх тысяч убийств за карьеру. И дал жизнь новому палачу. В обычной жизни этот Шарль Анри был вполне нормальным человеком: подавал милостыню, любил женщин. И всегда был вежлив со своими клиентками:
– Мадам, не соблаговолите ли вы наклонить голову так, чтобы я отрубил её одним ударом.
Во время расцвета его карьеры изобрели гильотину – знаменитую на весь мир машину для убийств. Ох, уж эти мне французские либералы! В прошлые времена это был самый гуманный способ казни. Одним ударом голова мгновенно отделялась от тела. Не то, что зверства вроде четвертования, колесования или сожжения на костре. Да и виселица порой была суровым испытанием – некоторых приходилось вешать повторно. Работа палача считалась искусством. С первого удара отсечь голову мечом или топором удавалось далеко не каждому. Чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь, что люди гораздо безнравственнее зверей. Идеи гуманизма – только лицемерное прикрытие низменным инстинктам. Хищники убивают, чтобы утолить голод. Одному лишь человеку свойственно лишать жизни ради любви к искусству.
Жозеф Гильотен, который по легенде изобрёл гильотину, был врачом и очень гуманным человеком. Считался сторонником безболезненной казни. А само приспособление, вроде бы, даже не его рук дело.
Отец моей подруги – представитель славного племени хирургов. Делает такие операции, что диву даёшься. Спасает людям руки и ноги, которые по всем законам медицины следовало бы ампутировать. Но он прирождённый садист – просто хорошо скрывает свои наклонности.
В Дахау ставили медицинские эксперименты над заключёнными. Вирусные болезни, яды, воздействие низких температур. Хотя не понимаю, как можно спокойно жить после того, как замучил сотни людей…
Никогда не забуду казнь своего первого «клиента». Это был совсем молоденький юноша. Наверно, чуть старше меня. Я всегда умел подражать голосам птиц. Защёлкал соловьём. Парень заслушался, стал искать глазами птицу. Помню, как встретились наши взгляды. Через полминуты он неподвижно лежал на земле. У него были светлые волосы и ясные голубые глаза. Ночью он приснился мне. Я плакал. Но потом убил в себе жалость.
Конечно, я – чудовище. Меня трудно любить. Живя со мной, легко стать «женой палача». Ильза Кох до брака была нормальной девушкой, а когда вышла за фашиста, стала делать безделушки из кожи заключённых. По-моему, у неё было не всё в порядке с головой. Хотя ни до, ни после ничего подобного за ней не наблюдалась.
Одной из моих подружек очень нравился ужастик «Ильза, волчица СС». По виду это была типичная старая дева. Но когда её никто не видел, она преображалась. Надевала эротическое бельё, включала видак и танцевала, глядя на своих любимых актёров. А потом снова превращалась в серую мышь. У неё было отменное воображение! Потом она вышла замуж за одного похотливого старичка, который наблюдал за ней в бинокль из окна напротив. Он даже не догадывался об её истинной сущности. Но я знал, что в глубине души этой чудачки живёт палач – и жажда пожертвовать всем ради любви к искусству…