VI
Маша очень удивлялась, что, возвратившись домой, почти не чувствует перемен в жизни. Напротив, всё казалось обычным и привычным: детский сад, который виден из окна, работа в десяти минутах ходьбы, большая квартира, где так хорошо играть Лизе и Мише… Папа много занимался с детьми, повторял, что внуки — теперь самая большая радость в его жизни, рядом с ними он не так остро ощущает своё горе. А Машу беспокоил его позвоночник: в шкатулке с лекарствами она увидела сильные обезболивающие, заметила и дверцу от старого шифоньера, лежащую на папиной кровати под матрасом. Приходя с работы, папа старался сразу лечь, и не на диван, а на пол, на ковёр, где и играл с детьми.
Юра приходил по воскресеньям, приносил небольшие гостинцы, обычно сладости. Маша не вступала с ним в разговоры, пока он играл или гулял с детьми, занималась домашними делами, ездила на рынок. Так прошла весна, наступило лето.
Папа стал удивляться, что Юра ни разу не дал денег на детей, не купил им ничего из одежды. Действительно, небольшой кулёк конфет, принесённый раз в неделю, вряд ли можно было назвать помощью. Но Маша никак не решалась завести разговор о деньгах: было неудобно, казалось, что Юра должен сам всё понимать.
В одно из воскресений, в начале осени, когда Маша была на рынке, папа заговорил с Юрой о деньгах. Невозможно было и представить себе того, как Юра на это отреагирует.
Возвращения Маши папа ждал в несвойственном ему раздражённом и взвинченном состоянии. Пока она в кухне разбирала покупки, он, то садясь на табуретку, то вскакивая и начиная ходить, передавал разговор с Юрой.
Папа начал с того, что конфеты и печенье — это, конечно, хорошо, это радость для детей, тем более сейчас, когда в магазинах шаром покати. Но ведь им нужно и масло, и мясо, пусть не каждый день, но нужно: дети растут. Приближаются холода, Миша будет донашивать Лизину курточку и ботинки, а Лизе надо что-то покупать. Как же иначе?
В ответ на такие слова Юра не то чтобы закричал — завизжал. Он топал ногами, размахивал руками перед папиным лицом, доказывая, что детям нужно общение с отцом, а не деньги. Что папа и Маша — мелочные, корыстные люди, всё в жизни сводят к деньгам. Что из-за их алчности дети лишаются отца, потому что ноги его теперь в этом доме не будет.
- Куда же подевался тот интеллигентный парень, молодой инженер, за которого мы тебя замуж отдавали? - в раздумьи закончил папа.
Что Маша могла ему ответить? Она и сама часто и с удивлением думала о том, что нынешний Юра и тот, за которого она выходила замуж, которого любила, - совершенно разные люди.
Следующей весной папа продал старый «Москвич»: денег на ремонт и на бензин всё равно не хватало, но надо было ставить памятники на могилы мамы и бабушки. Осенью продали и гараж, купили сапожки и тёплые куртки детям, зимнюю обувь папе и Маше, остальные деньги отложили, но они незаметно разошлись: инфляция была такая, что не получалось что-то рассчитать, деньги обесценивались.
Прошёл ещё год, в течение которого Юра ни разу не проведал детей и даже не позвонил, и Маша, наконец, подала на развод и на алименты. Она уже знала, что от бывшего мужа можно ждать каких-либо выходок, но безобразный скандал, который он устроил, получив повестку в суд, превзошёл самые худшие ожидания.
Юра ворвался в музыкальную школу вечером, когда закончились занятия и ученики разошлись, оставалось несколько учителей, заполнявших журналы. Маша, уже одетая, спускалась по лестнице, когда услышала крик технички тёти Шуры и мужской голос, который она сразу узнала.
Юра подбежал к ней на первом этаже и преградил дорогу. Вся сцена происходила прямо у двери кабинета директора, и Маша пыталась вывести бывшего мужа на улицу, чтобы поговорить там, без свидетелей, но у неё ничего не получалось.
- Что: денег захотелось?! - кричал он. - В суд побежала? А ко мне прийти, попросить — гордость не позволяет? Что я денег бы на своих детей пожалел? Да у меня денег, как грязи! (Ну уж это была полная чушь: Маша в одно мгновение отметила и то, что хорошо знакомая ей светлая куртка давно нуждается в стирке, и то, что на шее у бывшего мужа старый, весь вытянутый полосатый шарф, который она сама вязала, когда была беременна Лизой, и его очень неновые ботинки).
Дверь директорского кабинета распахнулась, и на пороге появился Павел Иванович.
- Молодой человек! - начал он, но Юра уже разошёлся так, что не мог остановиться.
- А это кто такой? - захлёбываясь, кричал он. - Твой хахаль? Помоложе найти не могла?!
Ох, не надо было Юре связываться с Павлом Ивановичем, закончившим Ленинградскую консерваторию по классу вокала!
- Так это я кто такой?! - загремел он во всю мощь своего хорошо поставленного баса. - Я имею честь быть директором учебного заведения, где вы устроили дебош, и сейчас я звоню в милицию!
Рядом с Павлом Ивановичем уже стояла пожилая учительница сольфеджио Тамара Антоновна, которая когда-то учила Машу. Из кабинета напротив вышел Никита — преподаватель по классу гитары и Машин однокурсник — он на ходу засучивал рукава свитера. В конце коридора показался двухметровый богатырь Иван Тихонович — руководитель хора, сопровождаемый тётей Шурой.
- Вот он, вот он, - твердила тётя Шура, указывая на беснующегося Юру, - вошёл, ботинки все в грязище. Я ему: ноги вытри. А он на меня матом!
- А, заступнички твои набежали! - орал Юра. - Всем даёшь, никому не отказываешь! Вот как они заступаться за тебя сбежались!
Маша от стыда не знала куда деваться. Между тем собравшиеся обступили её бывшего мужа, и вид у них был решительный. Тут в круг с шваброй наперевес ворвалась вторая техничка — тётя Дуся.
- А ну-ка, дайте я погляжу, кто тут на нашу Машу голос повышает! Дайте-ка я разберусь с ним!
Маленькая, толстенькая тётя Дуся, храбро бросившаяся на её защиту, заставила улыбнуться даже Машу. Павел Иванович и учителя громко рассмеялись. Юра замолчал, злобно оглядываясь, потом направился к выходу. Иван Тихонович и Никита сопроводили его до самой двери.
Иван Тихонович подвёз Машу на машине и проводил до квартиры. Всю дорогу он рассказывал смешные истории, стараясь её развеселить. Но Маше было не до смеха: она буквально сгорала от стыда.
Об этой истории она рассказала только через месяц Свете — лучшей подруге. Лишний раз расстраивать папу не стала. А Юру видела ещё два раза, в суде, когда разводились. Там он тоже показал себя не с лучшей стороны: что-то выкрикивал, перебивая судью, пытался в чём-то обвинять Машу, её родителей.
Когда судья спросила, не хочет ли он помириться и возвратиться в семью, разразился бурной тирадой о том, что, если бы знал как следует своих будущих родственников, ни за что не женился бы на Маше, а вот пожалел её, женился — теперь расхлёбывает.
Пожилая, равнодушная судья, ко всему, наверное, привыкшая, поморщилась и сухо перебила: «Отвечайте на вопросы по существу». А Маша сидела и гадала: за что это пожалел её бывший муж?