Не смеха ради («Женитьба» Н.В. Гоголя)
Любое хорошее дело, возведенное в ранг обязанности, теряет всякую привлекательность. Превращается в фарс. Так и с женитьбой. Только на первый взгляд пьеса Гоголя представляет анекдот, смешную историю о тяжелом на подъем чиновнике, сбегающем от своей невесты через окно. Если начать разбираться, все становится на свои места, с головы на ноги. И понимаешь, насколько в этой пьесе все не о том, о чем читается на поверхности.
«А как, позвольте узнать, Сицилия…»
Итак, есть невеста, Агафья Тихоновна, с каменным домом на фундаменте, с санями, чтобы кататься и прочим. За ней выбор жениха. Ее условие – чтобы был дворянин (купцу сразу дают отворот). А дворянин – это прежде всего сознание собственного достоинства. Это и гордость, ставящая в заслугу чин, знатность и богатство, и самолюбие, и высокомерие, и спесь, и надменность, и самоуверенность.
По степени выраженности этих качеств и различаются женихи. На первом месте, конечно, экзекутор Яичница. Он может гордиться многим, но есть один изъян – фамилия. Жевакин гордится тем, что в итоге является недостатком – протертым сукном. Анучкину ответить нечем, он выдумывает себе искусственное достоинство – преклонение перед французским языком. Все они собираются упрочить свое положение выгодной женитьбой.
Жена – это еще один повод для гордости. У Жевакина в этом плане самый большой опыт – у него уже семнадцатая невеста. Его мундир – тот же свадебный фрак, который, кстати, только еще шьют Подколесину. У Жевакина он уже протерся, но все равно держится.
Именно Жевакин рассказывает остальным женихам о женщине, но не напрямик, а под видом загадочной земли Сицилии. Тридцать четыре дня пробыл он на Сицилии и семнадцать невест обошел, то есть, получается, по два дня на невесту. Это говорит о том, что сразу после отказа Жевакин не уходит. Так было и с Агафьей Тихоновной. Он боготворит женщину, ставя даже выше себя, и очень хочет жениться. Потому его не прогнать ни унижением, ни обманом.
Но тем не менее, он, как и другие, не решается признаться, что пришел свататься, повторяя несуществующие причины. Дело уж больно щекотливое, интимное. И каждому из женихов неловко, что он оказался не единственным. Это бьет по достоинству. Хотя при этом им совершенно не стыдно подглядывать в замочную скважину за переодевающейся невестой.
Обиден очевидный их ранжир, который производит невеста. Только она может сказать: «Пошли вон». И каждый переживает ее отказ, спешно насыщая уязвленное самолюбие. – «Ах, стены в один кирпич! Ах, она не знает по-французски!» Только знатока женщин Жевакина прогоняют с третьего раза, оболгав с головы до ног перед невестой.
«Уж я вымещу на нем»
И вот остаются двое – жених Подколесин и приятель его Кочкарев.
Подколесин оказался на той же дороге, «под колесами» свадебной телеги, поскольку вполне может сойти за жениха. У него все для этого есть – дворянское сословие, приличная должность, подходящий возраст (седых волос еще нет), да и фамилия достойная, не как у некоторых. Но нет единственного – желания жениться. То есть Подколесин, конечно, понимает, что надо, что все так делают и что необходимо «исполнить закон». Однако в том-то и загвоздка, что женитьба воспринимается исключительно, как общественная обязанность. И для такого, казалось бы, свободного сословия, как дворяне, она оборачивается делом вовсе не добровольным.
Кочкарев закон уже исполнил, и совершенно не рад этому. Его кстати женила та же сваха Фекла, что «уже третий месяц ходит» к Подколесину. Теперь Кочкареву хочется кому-нибудь за это отомстить, «не желая оставаться одному обманутым». Отомстить той же Фекле или своему приятелю – пусть тоже помучается в семейной жизни. Кроме того, подвернулось дело для его энергичной натуры, и ожидается праздник – первое, что он перечисляет – выпивка на столе.
Однако выпивка и стол, а также дом на фундаменте, прелести хозяйки и положение в обществе никак не прельщают Подколесина. Его самолюбие не тешат подобные вещи. А все потому, что он практически лишен этого самолюбия. Впрочем, не начисто – его фрак, например, все равно должен быть лучшим.
Однако на фраке и на ваксе Подколесин останавливается. И пока никто не знает о его намерениях (ни портной, ни продавец ваксы не спрашивали о женитьбе), он может тянуть сколько угодно. Он вовсе не бездельник и увалень, лежащий целыми днями на диване. За собой он следит (тревожится из-за седого волоса), да и на службе ему, что называется, нет равных. «Один все дела делает. Усовершенствовал отличнейше часть свою». Но он тянет уже три месяца, пока за дело не берется Кочкарев. Именно он ставит все с ног на голову, прежде всего для читателя, выставляя себя верным другом, радеющим за счастье ближнего.
На что ловит Подколесина Кочкарев? На то же самолюбие, гордыню – ведь, по его мнению, это беспроигрышная карта, на нее ведутся все женихи. Перебрав все, что можно, он наконец уговаривает Подколесина, предлагая ему вообразить, как его личность преумножится в детях, как они будут бегать вокруг него, как две капли воды похожие на Подколесина. Эта мысль поднимает приятеля с дивана и доводит до дверей. Но там же и улетучивается.
Тогда Кочкарев идет на крайние меры, обругивая Подколесина перед его собственным слугой. Негативный подход оказывается более эффективным. Недоразвитое и оттого, может быть, более уязвимое самолюбие этого вынести не может – Подколесин едет на смотрины невесты. Хотя после, наедине с Кочкаревым, он спокойно сносит любые оскорбления. Но это уже после объяснения с Агафьей Тихоновной, на котором хочется остановиться особо.
«Ну да о чем же вы, о каком вздоре толковали битых полчаса?»
Диалог между Подколесиным и Агафьей Тихоновной не вздор, как выразился Кочкарев, а шифровка. Все тем же окольным путем, как объяснялись и женихи ввиду интимности дела (разговор о Сицилии), молодые договариваются о предстоящий свадьбе.
«Вы любите кататься?» – это про экипаж, за которым уже послал Кочкарев. «Какое-то лето будет - неизвестно», – высказывается Подколесин о будущей семейной жизни. «А желательно, чтобы было хорошее», – отзывается Агафья Тихоновна. «Вы, сударыня, какой цветок больше любите?» - это, несомненно, о цветах в руках невесты. И невеста выбирает гвоздику. В свою очередь она спрашивает про церковь, в которой предположительно будет венчание. Оба сговариваются на том, что все равно, в какой. «Вот, скоро будет екатерингофское гулянье», – это и есть свадьба. Подколесин начинает высчитывать дни до нее. «Чрез двадцать два дни». «Представьте, как скоро!» «Я сегодняшнего дни даже не считаю». Получается около месяца – этот срок он потом и назовет Кочкареву.
По словам Подколесина, он «все сказал, что следует». Так оно и есть. А формальная просьба руки для него, действительно, не главное, как и не главное в женитьбе лишь удовлетворение собственной гордыни. В этом он близок к Жевакину, на урок которого о Сицилии опоздал. И недаром удивлялся потом, что именно Жевакину отказала Агафья Тихоновна.
Таким образом, Подколесин с Агафьей Тихоновной действительно обо всем договорились. И все бы уладилось, если бы снова не встрял Кочкарев. Уж каким образом он уговорил в третий раз Подколесина – загадка, оставшаяся за кулисами. Видимо, приволок силой.
Подколесин возвратился, за него сделали предложение. С этого момента все пошло наперекосяк. Подколесин поддается минутной слабости, целует так легко доставшуюся ему женщину и уже готов сейчас же под венец. Кочкареву только этого и надо. Все завертелось, «колесо» покатилось со страшной силой, уже не увернуться. Или все-таки можно?
Агафья Тихоновна вышла из комнаты. Флер развеялся, и Подколесин начинает разыгрывать запасной сценарий, о котором он предупреждал Агафью Тихоновну все в том же шифрованном разговоре. Сценарий под названием «Какой смелый русский народ». Он рассказывает про рабочего, который «стоит на самой верхушке... и не боится ничего». «Так это в каком месте?» – спрашивает испуганно Агафья Тихоновна. Да в твоей же собственной комнате – ответит осведомленный читатель. Если надо, Подколесин очень даже смел и решителен. Прыгнет, невзирая на высоту, приличия и отсутствие картуза. А уж про гордыню и говорить не приходится. Всем пренебрежет, лишь бы остаться свободным.
«Пошли вон, дураки!»
Агафья Тихоновна еще более зависима от общественных установок, чем женихи, которые, в принципе, могут и не жениться. «Столько лет провела в спокойствии... Вот жила, жила - а теперь приходится выходить замуж!». И прежде всего она тоже думает о своем положении и о детях, особенно о девочках, как продолжении ее самой. Едва став невестой, она уже примеряет на них свою судьбу: «…а там и девочки пойдут; подрастут - выдавай их замуж. Хорошо еще, если выйдут за хороших, а если за пьяниц или за таких, что готов сегодня же поставить на карточку все, что ни есть на нем!».
При таком раскладе успешный Яичница уже не подходит в мужья – как она сама и дети будут жить с такой фамилией? Внешний вид также важен, опять же для того, чтобы дети получились не уродливы. Потому она и переставляет в воображении носы и губы женихов, чтобы не осрамиться в обществе.
Подколесин подошел по всем статьям. «Какой достойный человек!». И она уже почти сошлась с ним, но, как и Кочкарев, поспешила – ведь они договорились только через месяц. Это Кочкарев организовал поспешную свадьбу, за что и получил плевок в лицо, какой он обещал Агафье Тихоновне, если та прогонит женихов: «…а ведь здесь самое большее, если кто-нибудь из них плюнет в глаза, вот и все». Недаром Фекла не торопилась сводить Подколесина с невестой, она чувствовала, что тот не готов. А Кочкарев взялся сводить, да еще и по своей выгоде.
В конечном счете, фраза «Пошли вон!» сыграла. Уходят все, включая и Подколесина. Агафья Тихоновна снова в девицах. Но где ей теперь найти такого жениха, который бы женихом не являлся. Чтобы был достойней всех из-за того, что лишился этого самого дворянского достоинства. Подколесин, в отличие от остальных женихов, говорил с ней о чем угодно, только не о себе. Яичнице нужны были сани – садись и катайся. Жевакин видел во всех женщинах розанчики. Анучкину нужно по-французски. А Подколесину действительно нужна была только она сама, как есть, Агафья Тихоновна. Пускай и на полчаса. Вот и вся женитьба!