В котором Соломон выступает в качестве краеведа, но это его не спасает...
С утра я получил новое тело, однако после вчерашнего отжига башка конкретно раскалывается. По ходу абстинентный синдром - это не физическая проблема, а душевная. Во всяком случае, не только физическая. Встречаемся с Соломоном, он выглядит виноватым - осознаёт свою ответственность за мою гибель.
- Да, - отвечает он, - голова твоя конкретно взорвалась, причём меня посекло осколками - оторвало усы, распороло грудную клетку, брюшную полость, я начал истекать кровью и, чтобы не мучиться, предпочёл утопиться в унитазе.
Не знаю, верить ему или нет. У него - очень мрачный юмор. А как иначе, если последние девяносто лет он провёл в шкуре таракана. Боюсь, что через девяносто лет в теле мухи я стану желчным и раздражительным типом. Надо держать себя в руках, в смысле держать себя в лапках. Договариваемся хотя бы сегодня не бухать.
Приходит Асмира, обнаруживает бардак и привычно ругается на узбекском языке. Я рад её видеть - единственный светлый человек в этом офисе. Кстати, об офисе. Самое время описать его поподробнее. Он расположен в старинном трёхэтажном особняке в центре Москвы у Садового кольца. Со слов Соломона прежде здесь было уютно - по соседству процветали магазинчики, рестораны, кинотеатр, куда служащие наведывались для приёма пищи и отдыха. Контора жила и менялась вместе со всей страной, какие только организации не размещались в этих стенах...
Соломон помнит счастливых людей в середине тридцатых, испуганных - в период большой чистки, напряжённых - в годы войны. И снова - счастливых, и снова - испуганных, и снова - напряжённых. Эпохи накатывали волнами и, отшумев, оставались в истории. В конторе переживали их по-разному, но почти всегда здесь таились, прятали в карманах фиги, за пазухами - камни, шушукались, стучали, сочиняли политические анекдоты, пасквили, злобно косились, мечтали свалить, мелко саботировали указания руководящих государственных органов, всячески противопоставляли себя остальному народу - такой контингент, такая планида у здания.
Может, причина в том, что на фасаде под видом затейливой лепнины первые хозяева зашифровали масонские символы. Известно - каким сделаешь крыльцо, такие персонажи и поднимутся по его ступеням. По-хорошему, этот вредоносный домишко пора было бы снести, но в силу возраста он волей-неволей оказался в списке достопримечательностей, объектов культурного наследия. Вот и мучаемся мы тут - таракан с мухой.
- Кто только не бывал под этой крышей! - резюмирует Соломон. - Ваш Лёлик Нахальный - просто мелкий засранец! Я тут самого Льва Давидовича Троцкого видел - как тебя сейчас.
- Да уж, - вздыхаю я, - мрачный закуток.
- Кстати, не худший вариант. Прикинь - если бы ты умер, работая в фастфуде на раздаче. С одной стороны, вокруг - море хавчика. Но, с другой стороны, там нашего брата травят гораздо энергичнее - карательная санитария...
И хотя мы сговаривались не бухать, не могу удержаться и пользуюсь бутылкой похмельного пива, которое цедит моя бывшая любимая. Лечу и присаживаюсь на горлышко, пока девушка отвлеклась на туалет. А когда Нелли возвращается, я никуда не спешу. Так что она машет на меня руками и нечаянно опрокидывает бутылку - пенный поток устремляется по столу на пол.
- Угощайся, друг! - предлагаю я Соломону. - Всё для тебя. Сейчас заставлю её рассыпать чипсы.
После этого возлияния нас опять несёт. Пытаемся испортить оргтехнику и тем нарушить работу офиса. Мы вам тут не декоративные бабочки, а насекомые вредители. Лезем в принтер, чтобы внутри чего-нибудь закоротить, и таракана насмерть бьёт током. Я суечусь, но понимаю, что смысла проводить реанимацию нет - Соломон уже закоптился, местами обуглился. Старомодный бедолага попутал современные IT с безобидной печатной машинкой «Underwood» - бывает.
Без Соломона грустно. Может, всё же стоило, как положено - массаж сердца, дыхание рот в рот, обезболивающее от Евгении Борисовны и её колумбийского поставщика? На этой ноте чувствую, как подсел на коку. По ходу - зависимость с первой дозы, несмотря на отрыв башки. Лечу в туалет на крышку сливного бачка, исследую поверхность. Осторожничаю. Слизываю микрочастицу, потом догоняюсь - нормально.
Замечаю мерзкую зелёную муху - навозную, она тусит рядом, жеманничает, точно шлюшка на трассе, активно меня снимает. Не пойму - то ли это глюк, то ли всё реально. Аккуратно вступаю в контакт и по тактильным ощущениям прихожу к выводу, что зелёная существует на самом деле.
- Слышь, тёлка, а почему я тебя раньше не видел?
- Дурачок, какая я тебе тёлка? Тёлки мычат, а я жужжу.
Мои прикосновения она воспринимает, как ухаживания, лезет целоваться. Не знаю, как от неё отделаться, заманиваю в принтер, чтобы показать тело погибшего друга, и подставляю под разряд. День прожит не зря. Не потерплю в нашем офисе зелёных. Скорее бы наступило завтра, встретимся с Соломоном, будет, что обсудить. Завтра точно завяжу с дурными привычками.