Первый день лета
О Тихоне земля смиряет ход,
задрёмывают травы и овраги,
и птица звонко петь перестаёт,
и слово медлит вызреть на бумаге.
К макушке лета тянется июнь,
но шар затих, бока на солнце грея.
На одуванчик ночи белой дунь,
не то застынет время, как в музее.
Пусть шевельнётся, двинувшись вперёд,
гонясь за улетающим рассветом.
Земля пойдёт – и человек пойдёт
дышать июльским воздухом, согретым
желанной сенокосною порой,
где звон косы на дальних перелогах
сливается с вечернею зарёй
и ставят стог, как будто славят Бога.
Ольга Корзова. 2015.
Это стихотворение прошлого лета сразу вспомнилось на пороге нового, не забылось за год, за длинную зиму. И словно с каждым годом всё длиннее она.
Всего пару дней, как вымыла лоджии, натянула сетки и на одной устроила ребёнку постель. Уже и соловьи отпели, и лягушки почти отквакали, а всё стояли прохладные ночи.
Соловьёв с лягушками у нас прекрасно слышно, соловьи поют в близких садах, а лягушки в днепровской старице.
Прилетели аисты, распустилась и отцвела вишня, а за ней две рябины под самыми нашими окнами, ласточки со стрижами прилетели и по вечерам со свистом носились во дворе.
Солнце вставало уже в четыре утра и заходило вечером в 9, - а всё ещё не наступало настоящее лето.
Вскоре после Пасхи, в начале мая, уж не помню как, я очутилась на любимом днепровском лугу. Вспомнила: ездили за футбольным мячом сыну, и на обратном пути он помчался прямо во двор, а я решила сделать крюк и возвратиться лугом.
Молодая травка ещё невысокой была, цвели одни одуванчики, да дикие груши с яблонями, и никаких ещё комаров с мошками, я не спеша ехала на велосипеде и останавливалась нарвать одуванчиков и по цветущей ветке отломить, белой на груше и розовой на яблоне.
Навстречу мне попался рыбак в высоких сапогах, посмотрел на меня с удивлением и сказал:
- А там впереди вода!
- Глубоко?
- Не очень, разуетесь - перебредёте.
Действительно, низкие места ещё были залиты, пришлось разуваться и по колено в воде катить велосипед. Но вода оказалась тёплой, солнышком нагретой и пропитанной, по верху зайчики скачут...
И вот вроде ничего особенного: две цветущие ветки, белая да розовая, одуванчики, яркая зелень, весенняя весёлая вода, солнечные зайчики, птицы поют.
А словно напилась "вина из одуванчиков".
Кажется, это 6 мая, на день великомученика Георгия было, помню, что ехала и думала о телятах, которых на севере в этот день принято было впервые выгонять на луг. На нашем лугу ни одного телёнка не было - откуда? - даже и лошадей цыганских почему-то не было ещё, обычно с ранней весны до самой зимы они там пасутся.
Нет, чуть раньше, потому что на Георгия мы с тёткой убирались к Радонице на кладбище у бабушек, а на другой день я одна убиралась на старом кладбище у прадеда.
Там несколько наших довоенных ещё могил рядом, холмики и кресты, никаких оград и памятников, так хорошо: высокий берег, тихо, просторно.
Рядом с прадедом могилка маминого братика, один из восьмерых детей умер младенцем ещё до войны, остальных бабушка сберегла в войну, моя мама пятой у неё была. Теперь уже только мама да младшая её сестра и остались из восьмерых, четверых бабушка схоронила при жизни, и у меня это никогда не укладывалось в голове и сердце.
А тут вдруг осмотрелась: на маленьком детском холмике разрослись ландыши и маленькие дикие анютины глазки, приветливо и скромно выглядывающие из молодой травы, неподалёку пышно разрослась сирень, солнце садилось уже и освещало нас своими косыми лучами, и на душе - необычайные мир и покой...
На Страстной возвращались с сыном в Великий четверг из церкви, и у порога подъезда обнаружили больного кота, попробовала его покормить - есть не стал, но пил жадно, хоть и еле держал голову. К вечеру я вынесла ему коробку с ковриком, уложила, прикрыла и подумала, что если переживёт ночь, понесу завтра к ветеринару.
Но утром уже мёртвого нашла его. Потом выяснилось, что кот из соседнего подъезда, выгнали из дому после ремонта, он залез греться под машину и уснул, та его раздавила, хозяева в курсе были, но всё равно бросили его и уехали в Польшу на праздники.
Но тогда я этого не знала, понесла коробку к мусорке, и как раз приехала машина, я посмотрела, как трамбует она мусор и содрогнулась, нет, думаю, хоть и нет у меня лопаты, но я его всё-таки отнесу на кладбище в овражек, забросаю там чем-нибудь.
Оставила на время коробку с мёртвым котом в зарослях у мусорки: сын в школе был, а я на царские часы шла, - и после церкви пошла на кладбище хоронить кота.
Овражек там как раз рядом с нашими могилами, у кота ещё не прошло трупное окоченение, и у меня так тяжело было на душе: впервые в жизни пришлось самой кого-то хоронить, да ещё в Страстную пятницу... Странно, мало ли было у нас своих питомцев, а тут чужой кот.
Но всё равно было тяжело и совестно, думала, что, вот, могла бы поласковей с ним быть перед смертью, а то напоила-уложила, а поговорила мало, он такими глазами смотрел на меня и мурлыкал, хоть, наверное, сломана была спина, встать не мог...
У меня аллергия на кошек, взять к себе не могла я его, но если по совести - не только из-за аллергии, а побоялась, что выживет и надо будет с ним больным возиться, бывает, что и со сломанной спиной выживают, но ходить не могут.
В пост сын притащил с улицы щенка, я разрешила оставить с условием, что сам он будет за ним лужи вытирать и полы мыть ежедневно, убрала все ковры и занялась этим щенком: протравила глистов, накупила витаминов, творожком детским кормила вдобавок к мясу. За три недели собаченция эта здорово отошла у нас, подросла, отъелась...
Да только я дошла, прихожу однажды домой, а она нашла чёрный обувной крем и разгрызла, и сама вся чёрная, и полы, еле оттёрла. Разозлилась и отлупила её, а на другой день нашлись, наконец, желающие, забрать её у нас по нашему объявлению, и вот когда отдала и успокоилась - так стыдно стало, что недотерпела денёк всего, сорвалась...
В общем, забросала я кота травой с ветками, а потом, как стали к Радонице убираться на кладбище, он оказался глубоко погребён, и я, когда убиралась, не могла уже даже точно определить место, куда его положила.
Как убралась - нарвала сирени, и ещё у тётки в бабушкином саду много разноцветных тюльпанов и белых нарциссов, поставила дома в широкий сосуд этот пышный, пышный букет, и под него фотографии воевавших своих - три деда, родные и бабушкин брат, сестра бабушкина...
Это не все ещё, 12 человек воевали из нашей семьи, и так сейгод вышло, что сразу за 9-м мая Радоница, тёплый дух белых булок и куличей, горой наваленных на столах посреди церкви, и везде под иконами те же цветы, что и у меня: сирень, тюльпаны, нарциссы...
Вечером на Радоницу возвращались с сыном и Тишкой с вокзала, на Площади Освободителей Тишка залез в фонтан напиться, заодно и искупался, и я вдруг увидела, как каждая струя золотится в вечерних лучах...
У памятника был один цветок в горшочке, те, что без, уже совершенно засохли за день на солнце, а эти хризантемы я напоила в фонтане, и мокрый Тишка пошлёпал за мной к памятнику... Солнце садилось...
Нет, не получается так, как у Ольги Корзовой в стихах. Эта книга, которая день за днём развёртывается перед нами страница за страницей: смерть, май, Пасха, Победа, Радоница, - она никогда не кончается, и вот уже новая глава: июнь, лето, первый день каникул...
Дочку я на последнем курсе университета родила, а когда она заканчивала институт - исполнилось 3 года сыну, и я пару лет пыталась водить его в сад, получалось не очень, болели, посчитала потом - не набралось и ста дней за 2 года, так что за год перед школой бросили мы это дело, передохнули годик и пошли в школу.
Вот и выходит, что вся жизнь, с одной годичной "академкой" от каникул до каникул, лето - это каникулы, когда не надо вставать в 7 утра в школу...
Другая жизнь, когда лето - это страда, где-то далеко, за горизонтом осталась, но помнится и напоминает о себе укорами совести. Вдруг просыпаешься на рассвете и, ещё ничего не поняв спросонья, думаешь, что надо подыматься, солнце встало, и пора идти доить и косить.
И только когда натыкаешься взглядом на городские стены - вспоминаешь, на каком ты свете: и ставят стог, как будто славят Бога... У меня из окон виден тот заднепровский луг, на котором в детстве я помогала косить сено, а то и просто гуляла и купалась: была своя лодка и переплыть на ней Днепр было проще простого.
Той лодки давно уж нет, автомобильный мост далеко, за городом, и только иногда зимой по льду мы переходим Днепр, идём по лыжне по лугу, снова по льду лесного озера - чтобы немного погулять по лесу.
Но даже если бы и была лодка - где, где эта жизнь? Когда крестьянки не разгибали спины, и хоронили своих детей, - и не теряли веры? Я долго не могла понять, как это было возможно, а с возрастом поняла: их укрепляли и утешали закаты и рассветы, весенние цветы, летнее разнотравье и осенние плоды, серебряные метели и крупные близкие звёзды на синем куполе, та вечная книга, которую читали они день за днём, которая говорила им больше, чем нам наши книги, и в которой всякая малая букашка знала о своём предназначении и с миром и покоем на сердце летела на своё делание...
И как всё-таки хорошо, что остались ещё длинные летние каникулы, когда всем вечным школярам можно оторвать глаза от бумажных страниц и экранов, и хотя бы на балконе, если не на сеновале спать, и видеть над собой звёзды, мерцающие огоньки, складывающиеся в таинственные знаки иной жизни, и пройтись босиком по мокрому лугу, и надышаться в бору "смолой и земляникой", и бездумно плыть по течению между камышей и кувшинок...
Осталось только одну, последнюю, страничку мая перелистнуть - и вот оно, лето!...