Первую, втору, третью и четвертую главы этого рассказа читать в списке снизу вверх.
12.
«Ветры буйные, ветры вольные, не шумите вы, не тревожьте сон. Не будите вы сына родного, сына-первенца, пусть и взрослого… Жестко спать ему на земле чужой, каждый стебель здесь больно колется. Каждый камень здесь давит на душу…» - мысленно шептала Мария, сидя у изголовья спящего Юрки. Бережно гладила его по отросшему, непослушному вихру, жадно вглядывалась в родное, почти детское лицо, запоминая каждую его черточку.
Все три дня последнего свидания с сыном пролетели как одно мгновение. Днем Мария старалась держаться как можно бодрее, давая сыну понять, что еще не все потеряно, что его скоро освободят из неволи. В последнюю ночь мать и сын не сомкнули глаз, они долго разговаривали, вспоминая детские годы мальчика в деревне. Мария прижимала к себе Юрку и с трудом, с большим трудом сдерживала себя, чтобы не сорваться в крик. Невидимо для всех она мысленно сковывала свое тело тесным обручем, боясь выдать тревогу внешним волнением. Бедный мальчик, пусть он ни о чем не догадывается...
Рано утром Марию позвали к полевому командиру группы боевиков. Иса Кучугов снял с книжной полки «Евангелие» карманного формата и протянул его несчастной матери. Не успела она раскрыть писание, как сквозь открытую форточку услышала автоматную очередь, разорвавшую утреннюю тишину. Обезумевшая Мария пробкой выскочила из хаты. В нескольких метрах от крыльца она увидела пять распластавшихся на земле тел. Ее Юрка еще бился в конвульсиях. Бедная мать приподняла голову сына и заглянула в его безжизненные глаза. Юрка сделал неглубокий вдох, воздух со свистом вышел из груди, сын вздрогнул и затих. В уголках его губ скопился сгусток пенной крови. Марии ничего не оставалось, как закрыть сыну глаза...
13.
И Зухра, и Магомед окружили русскую женщину повышенной заботой. Благодаря магомедову блату, тело Юрки было помещено в холодильник морга одной из больниц города. Чеченский штабист наскоро состряпал акт о смерти пленника. Эта бумажка, хоть и не имела большой юридической силы, все же была каким-никаким документом для чиновничьей бюрократии. Мария хотела сделать еще одну попытку найти понимание со стороны российских начальников, но сильная обида подавила это желание. Женщина вспомнила о прапорщике Петре и лихорадочно стала искать номер его телефона…
Они встретились в том же привокзальном кафе, где им довелось пообщаться в первый день приезда Марии в Грозный. Узнав о расстреле ее сына, Петр повел себя странно.
— Сидела бы ты, баба, у себя дома, щи да каши варила, а не совалась в серьезные мужские дела. Теперь не узнаешь, почему твой Юрка оказался у чеченцев. В плен попал? А ты докажи! А вдруг он перебежчик, предатель родины, одним словом… Кто знает, быть может, он и мусульманство успел принять…
От возмущения у Марии перехватило дыхание. Она пыталась что-то сказать, но слова гнева застряли где-то глубоко в горле.
— Теперь у тебя появились проблемы с транспортировкой. Понимаю. Закопать бы твоего щенка, как собаку дворовую, но мы же люди.
Прапор подозвал к себе официанта, заказал бутылку водки и нехитрую закусь.
— Давай выпьем, Мария. Помянем твоего сына по-нашему, как полагается.
Мария молча отодвинула от себя налитый доверху стакан.
— Брезгуешь, значит. Правда-матка глаза колет. А я выпью. Тем более, повод подходящий. Да ты морду в сторону-то не вороть, все равно без моей помощи тебе не обойтись.
Петр одним махом опрокинул в себя водку, подцепил на вилку соленый огурец и продолжил:
— Слушай сюда. Другого выхода у тебя нет. Если все делать по правилам, тебя задолбают бюрократы. Сама знаешь, в нашей стране за все надо платить. И много! Но если заплатишь мне — организую перевозку по высшему классу. И свидетельство о смерти сварганю, и сумку нестандартную организую. Да, да! Сумку! Да не падай ты в обморок! Ишь, как побледнела! Пойми, тут ведь не до цинкового гроба. Тайно перевезешь своего пацана на родину. Только не спрашивай у меня, женщина, как я упакую тело в ту сумку. Дело уж больно деликатное….
Прапорщик обтер вспотевший лоб носовым платком, дыхнул на Марию перегаром.
— Не дрейфь! Упакую так, что ни один запашок не выбьется наружу. Довезешь в поезде без происшествий. Я сам доставлю груз к вагону.
Мария сидела ни жива ни мертва. Ужас читался в ее глазах, переливался через край, смывал выражение лица, делая из него бледно-серое пятно. Как сквозь густую завесу тумана слушала она пьяную речь прапора, но рука уже автоматически лезла в сумку. Вытащив пять зеленых бумажек, она протянула их командиру хозяйственного взвода. Петр задумчиво взял доллары в руки, поразмышлял секунду-другую, и вернул Марии две сотенных.
— Пробросаешься, баба. Не зверь я. Тебе самой деньги нужны. Дорога, она вон какая длинная!
И тут взгляд женщины преобразился, стал осмысленнее. Прикоснувшись ладонью к плечу прапорщика, она тихо попросила, точнее приказала:
— Петр, пожалуйста, положи в ту сумку немного зеленой луговой травки. Мой мальчик любил душистый клевер. Пусть в этот страшный путь его сопровождает символический запах родины…
14.
До Москвы Мария добралась без происшествий. К составу подошли родственники по второму мужу, помогли пересесть в поезд, идущий на север. Заодно позвонили Семену — двоюродному брату Марии. Объяснили обстановку. Именно он и встречал Марию на станции в родном городе, приняв из ее рук жуткий груз. Без особых проблем пристроили тело Юрки на хранение в большой промышленный холодильник.
Зеленые «квартирные» бумажки, которых уже оставалось с «гулькин нос», и здесь сыграли свою нужную роль. Безо всяких бюрократических проволочек женщина предала тело сына земле, поставив поверх могильного холма алюминиевую пирамидку с пятиконечной звездочкой. Фотография сына утопала в цветах, а на сердце у Марии царила гнетущая пустота. Когда она в скорбной толпе родственников и друзей сына возвращалась с кладбища к ожидавшему у бровки дороги автобусу, ее десятилетняя дочка буквально повисла на ее руке, прошептав:
— Мамочка, милая! У тебя еще есть я! Я так тебя сильно люблю!
Мария крепко прижала дочь к себе, из ее сухих глаз наконец-то хлынули слезы.
15.
Второй этап хождения по мукам начался у Марии вскоре после похорон сына. Из частного московского банка пришло письмо о начале взыскания грабительских процентов. Взяв ходатайство от администрации городской больницы об отсрочке выплаты, женщина вновь поехала в Москву. Ни менеджер, ни начальник отдела кредитования банка не захотели с ней разговаривать, ссылаясь на сильную занятость.
И тогда Мария решила сыграть с судьбой в рулетку. Терять квартиру было равносильно самоубийству, ведь на ее попечении были дочка и больная свекровь. Не скитаться же им по углам и весям в поисках крова и хлеба! Набравшись духу, женщина записалась на прием к самому владельцу банка. Целых пять дней обивала она порог приемной. Наконец секретарша, симпатичная молоденькая девушка с модельной внешностью, объявила:
— Иван Константинович ждет вас. Пожалуйста, поторопитесь. На изложение просьбы у вас только десять минут.
Когда Мария вошла в огромный, шикарно обставленный кабинет, его владелец, коротконогий полный мужчина лет шестидесяти пяти с большими залысинами на голове, хлопотал у огромного аквариума, занимающего одну из стен кабинета. Переливающаяся подсветка аквариума создавала неповторимую атмосферу. В изумрудной воде среди ярко-зеленых водорослей и перламутровых кораллов сновали веселые стайки разноцветных рыбок. Женщина застыла в удивлении. В таких хоромах с демонстративной роскошью ей никогда не приходилось бывать прежде.
— Нравится? — спросил хозяин кабинета, удовлетворенно заметив восхищенный женский взгляд. — Любимейшее мое увлечение. Знаете ли, оно успокаивает…
Выключив подсветку аквариума, банкир подошел к добротному массивному столу, явно изготовленному из ценных пород древесины.
— Что привело вас ко мне? — деловито осведомился он.
— Я… — замешкалась было Мария, — пришла по очень деликатному делу, и даже не знаю с чего начать!
— Начинайте с сути, то есть с самого главного! Да не волнуйтесь вы так! Присаживайтесь там, где вам будет удобнее.
Мария опустилась в одно из уютных, мягких кресел, еще раз обвела глазами стильную и роскошную обстановку кабинета. Все здесь говорило о солидности и состоятельности главы учреждения. Внезапно ее взгляд остановился на портрете, стоящем на журнальном столике. С портрета весело улыбался паренек лет семнадцати.
— Это Данька, Даниил — внук мой! — с гордостью объявил банкир. — Спортсмен и круглый отличник, в этом году школу с золотой медалью закончил! Башковитый парень, что ни говори. Большое будущее у него! Да вот беда, упрямец, не знаем, в кого!
Хозяин кабинета подошел к столику и взял портрет в руки.
— Хотя нет… Упрямый он в деда, то есть в меня! — банкир усмехнулся.
Мария молча слушала пожилого человека, мысленно радуясь отсрочке своего невеселого рассказа.
— Представляете, что удумал этот шельмец? Ни за что не догадаетесь! После окончания десятилетки Данька решил пойти служить в нашу доблестную армию! Это в сегодняшнее-то время, когда каждый третий призывник собирает справки, чтобы отмазаться от нее! В итоге — у дочери истерика, чуть ли не гипертонический криз, зять же бессильно разводит руками. А что я могу сделать даже со своими связями? Внук принял решение поступать в ВУЗ только после службы, и точка! Сначала, говорит, долг необходимо отдать отечеству, а потом уже все остальное…
Банкир бережно поставил портрет внука на место.
— Ах, да! Что-то я разболтался. Извините старика. Я внимательно вас слушаю!
И тогда Мария, собрав всю волю в кулак, поведала главе банка свою грустную историю со всеми подробностями. Следует заметить, что банкир ни разу не перебил ее, внимал каждому ее слову, нервно грыз карандаш, временами хватаясь за пузырек с лекарством. Судя по одутловатому лицу, мужчина имел проблемы с сердцем. А Мария говорила и говорила, обнажая все, что накопилось в ее душе, забыв об отведенном на аудиенцию времени. А когда она замолчала, плачущим голосом закончив свою исповедь, владелец банка взял со стола принесенный ею Договор кредитования, мельком пробежал глазами по страницам и разорвал тонкое дело на две части. Затем, по очереди взяв в руки и эти две половинки, разорвал страницы в мелкие клочья, взмахом ладони отправив бумажный мусор в корзину.
Лицо его выражало не только сострадание, глаза банкира были наполнены слезами.
— Извините меня, старика. Мужчины не должны плакать, но иногда бывают исключения из правил.
Поднеся к лицу белоснежный платок, он тихо добавил:
— Это все, что я мог для вас сделать! Большего не сделает даже Всевышний!
Мария оцепенела от неожиданности. О подобном финале она и не помышляла. Первым ее желанием было кинуться к пожилому человеку, расцеловать его, однако женщина сдержала этот секундный порыв. На ее глаза снова набежали слезы, но на сей раз это были слезы радости. Единственное, что смогла сделать солдатская мать, это поклониться доброму человеку до самого пола.
Дверь за Марией закрылась, а банкир, подойдя к журнальному столику, снова взял в руки портрет внука.
— Вот такие дела, Данька. Самое главное, всегда и во всем оставаться человеком! Я думаю, что тебе никогда не будет стыдно за своего деда.
P.S. Вот и поставлена последняя жирная точка в этом грустном повествовании. Прошло уже много лет, а передо мной до сих пор стоят бегающие из стороны в сторону глаза рассказчика. Мы с ним стояли в душном тамбуре скорого экспресса и долго разговаривали о текущей политике России, о давних событиях в Чехословакии, о долгой и надоевшей войне в Афганистане, о внутрироссийских конфликтах на Северном Кавказе. И когда разговор зашел о второй Чеченской кампании 1999 года, мой собеседник заметно оживился. Чувствовалось, что тема тех событий заметно всколыхнуло его душу. Он нервно курил одну сигарету за другой, туша окурки о кованый каблук своего ботинка.
У попутчика была хорошо поставлена речь, и сам пассажир создавал довольно приличное впечатление. Только лихорадочный блеск глаз и легкая дрожь в руках выдавали его волнение. И сегодня я, вспоминая его горький пересказ тех давних событий, грешным делом подумал, а не является ли мой случайный собеседник одним из героев данного рассказа? Мне бы очень хотелось проследить дальнейшую жизнь людей, задействованных в этой трагической истории. Однако как тут проследишь? И, если по услышанным фактам мне как-то удалось реконструировать, пусть и не в полной степени, эпизоды той истории, судьбы гарнизонных офицеров так и остались за кадром.
В настоящее время я не исключаю вероятности, что мой случайный попутчик захотел снять с души висевший на нем тяжелый груз вины, который навязчиво сопровождал его все эти годы. Не знаю, мне остается только гадать. И в сегодняшнее трудное время экономических и политических проблем, когда каждый человек решает для себя задачи выживания и поиска своего места в жизни, мне ничего не остается, как сомневаться. Все может быть, все может быть...
Город Кельн, июль ,2015 год.