Марзуевы жила в нашем Первомайском посёлке в крохотном домике недалеко от нас. Этот домик напоминал землянку. Семья у них, как и у нас, была многодетной. Что характерно, почти все ребята в их семье играли на гармошке. Шли годы. Не знаю, что стало с его остальными братьями, но Саша после окончания школы куда-то исчез на какое-то время, а затем опять начал появляться в нашем доме.
Он сдружился с моим старшим братом Володей, и как только у них был досуг, они сидели у нас, проводя время за разговорами. Затем Володя, окончив училище по электрической части, уехал работать в Челябинск-70, а Саша поступил учиться в Челябинский политехнический институт на энергетика.
Как-то зимой получилось так, что Володя приехал домой, и тут же появился и Саша. Все его посещения сопровождались игрой на гитаре и пением туристических песен. Мне тогда было восемнадцать, я уже работал на заводе электриком, но как раз в этот период был в отпуске. Брат с другом о чём-то долго разговаривали в другой комнате, мы с мамой смотрели телевизор, как раз шёл интересный фильм.
Через какое-то время парни позвали меня к себе в комнату и стали уговаривать пойти вместе с Сашей в горы. Оказалось, что он по какой-то причине взял на год академический отпуск и был свободен, как птица. Прежде чем согласиться, я конечно расспросил его:
– А ты бывал в тех местах? И как будет с ночёвкой зимой в той тайге?
– Не беспокойся, всё будет нормально, так как за годы, пока я учился, мы со студентами исходил почти все горы. Доберёмся по железной дороге до Карабаша, а дальше пойдём по горам в сторону Златоуста. Лыжи и прочее снаряжение можно взять напрокат в Челябинске.
Я дал согласие, и вот – мы уже полностью снаряжённые путешественники на железнодорожном вокзале в Челябинске. Попали мы туда в знаменательный момент на открытие нового железнодорожного вокзала. Выступало много народу, в том числе, и архитектор, автор проекта. Было это 5 ноября 1965 года.
Карабаш удивил тем, что всё в этом городе и вокруг по сопкам было покрыто металлическим пеплом. Всё имело безжизненный серый цвет, словно мы попали на какую-то другую планету. Через много лет я узнал из прессы, что этот город является самой грязной точкой на планете. Но что поделать, раньше никаких данных по экологии не печаталось, чтобы не вносить в народ смуту.
От Карабаша в сторону Златоуста шла высоковольтная ЛЭП, вдоль которой мы и стали подниматься в горы. Дороги никакой не было, шли по заснеженному склону, крутизна которого местами была приличной.
Саша был невысокий, гораздо ниже меня, но плотный, как говорят про таких людей – крепыш. Правильные черты лица, голубые глаза, волевой подбородок, то есть вполне симпатичный парень.
И хоть я ходил в походы, иногда и за сорок километров, но он, похоже, был выносливее меня. Когда мы поднимались по крутому склону, он всегда умудрялся опережать меня. Для меня это было удивительно, поэтому я сказал:
– Мне непонятно: ноги у меня длиннее, шагать я стараюсь быстро, но я – позади.
– Всё просто, советую тебе делать шаги шире, и всё будет нормально.
Следуя его совету, я вскоре, действительно, заметил, что стал успевать за ним. Но это были лишь цветочки. Когда поднялись от города на несколько километров и оглянулись, то увидели, что он лежит перед нами, как на ладошке, а вокруг бесконечная тайга. Начало было положено, про цивилизацию можно было забыть, но это, очевидно, только радовало Сашу. В какой-то момент, когда склон стал менее крутой, он вдруг запел. Позже я узнал, что это были песни Визбора, Городницкого.
Я шёл на полном пределе, а этот низкорослый парень, почти мой ровесник, ещё и пел так задушевно, что это любого бы проняло. Эта тематика для меня была близка, так как там пелось о странствиях, горах, тайге, о высоких чувствах, то есть, обо всём о том, как я представлял, было связано с профессией геолога, которою я решил избрать в жизни.
Когда приближались к лесу, что стоял вдоль ЛЭП, иногда рвали рябину. Год на неё был урожайным, и все кроны деревьев были в красных гроздьях. Саша предложил есть мороженую рябину с быстро тающим сахаром, который лежал у нас в карманах. Мне это понравилось, сочетание кислого и сладкого было очень приятным. Но это было чревато, так как мы были разгорячёнными, потными, а рябина – капитально заморожена, поэтому к этому лакомству мы относились с осторожностью.
Прошло около пятидесяти лет после этих событий и поэтому рассказывать я буду лишь отдельные эпизоды из наших скитаний по горам в ту зиму.
Переход до кордона Киалим занял весь день. Добрались только ночью. В избе, где лесник Василий разрешил расположиться, растопили печь, поели и, когда изба немного прогрелась, легли отдыхать. Я сразу провалился в глубокий сон.
Ночью снится, будто нахожусь я опять в главном Свердловском храме, где мне когда-то пришлось быть. Поёт церковный хор, и очень красивые мужские и женские голоса так хороши, что это берёт за душу. Настолько всё было реальным, что мне стало не по себе. Я начал просыпаться, но понял, что голоса, тем не менее, продолжают звучать.
В большой комнате, где мы расположились на ночлег, мебели никакой не было. На полу лежал слой соломы, на который мы положили свои спальники. Чуть повернувшись, я увидел, что боком ко мне и лицом к стене, где были окна, стоят на коленях какие-то люди и усердно молятся.
Прошло столько лет, но, тем не менее, одну строчку из этой молитвы я всё же запомнил: «Господу, нашему Богу, помолимся!»
Мужчины были могучего телосложения, с тёмными бородами, а женщины с длинными распущенными волосами. Через какое-то время они кланялись, осеняя себя крестом, и продолжали петь молитву. Особенно меня поразил мужской голос – бас, он был такой силы и красоты, что его хотелось слушать и слушать.
Но вот, словно по знаку сверху, пение прекратилось, люди стали подниматься с колен, улыбались друг другу и о чём-то говорили.
Тут в комнату вошёл Саша, присел на спальник рядом со мной и сказал:
– Группа туристов подошла, пока ты спал, так что нам придётся потесниться.
– Интересно, а почему они читают молитвы? Они, что, из духовной семинарии?
– Это молитва туристов и они каждый раз её читают после больших переходов.
Вторая комната, где была печь, тоже была большой, и основной народ расположился там. У туристов оказалась гитара и после ужина зазвучали песни.
Гитара переходила от одного певца к другому. Мой напарник тоже пел и был на высоте, и оказался в центре внимания. Но это для него, как я понял, дело обычное.
Уснули довольно поздно. Позже, когда я сам водил друзей в эти места, то из каких только городов туристов мы там не встречали.
На второй день стали подниматься на вершину Таганая. Шли по заметённой дороге, которая шла по тайге, поднимаясь всё выше и выше по склону. И вот в одном месте, подойдя к повороту, мы хотели уже выйти на следующий прямолинейный участок, но резко остановились, так как впереди дорогу переходил громадный лось. С собой у нас было одноствольное ружьё – тайга есть тайга, всякое бывает. Ружьишко, правда, было старенькое: если взять его за приклад и потрясти, то ствол ходил ходуном, намереваясь вот-вот оторваться.
Я шёл впереди, а ружьё было в руках. Кто охотился, тот знает, что для того, чтобы неплохо стрелять и вовремя брать наизготовку ружьё, этот приём охотники отрабатывают много раз. Поэтому я, когда вылетала какая-то птица, даже небольшая, вскидывал ружьё, прицеливался и опускал стволы, не намереваясь стрелять. В зарядах у нас была мелкая дробь, явно не на крупного зверя. Так было и на сей раз, но Саша опередил меня. Когда ещё стволы не заняли горизонтального положения, он сзади приподнял их вверх, думая, что я собрался стрелять.
– Саня, я стрелять не собирался.
– Лучше подстраховаться: бережёного Бог бережёт.
Лось спокойно перешёл просеку и медленно углубился в лес, идя примерно в том же направлении, что и мы. Постепенно тайга редела, стали появляться прогалины. Ближе к вершине низкорослые деревья имели изогнутые стволы, очевидно, сказывались сильные ветра. Погода была хорошей, снег блестел под лучами солнца. Видимость была замечательной, и мне впервые пришлось испытать восторг от открывшегося простора.
Некоторые кусты были полностью облеплены снегом и представляли собой шарообразные образования.
На вершине было бревенчатое строение, большая изба, возле которой стояло много антенн. Это была метеостанция. Стены её тоже были все облеплены снегом. Кроме того, в снегу были все мачты и даже провода и растяжки у антенн.
Внутри было сравнительно тепло, но сотрудники, тем не менее, ходили в свитерах и душегрейках. На многочисленных полках в несколько ярусов стояли какие-то приборы, было разложено оборудование, запчасти.
Саша оживлённо беседовал на разные темы с сотрудниками метеостанции. Он обладал невероятной коммуникабельностью и обаянием. После оказалось, что он их почти всех знал, так как бывал здесь неоднократно. Но время бежало быстро, надо было возвращаться.
Вечером мы пошли в гости к леснику Василию. Зайдя в избу, мы застали его за вязанием метёлок. Связав проволокой метёлку, он на громадном чурбаке обрубал выступающие прутья большой саблей.
Зрелище было для меня необычным. Представляете картину: бревенчатая изба с низким потолком, маленькими оконцами, а посредине сидит здоровый бородатый детина и машет саблей, в разные стороны летят обрубленные ветки. Мой первый вопрос был:
– Василий, а откуда у тебя такая сабля?
Продолжая работу, он неторопливо обстоятельно нам всё рассказал:
– В сабле удивительного ничего нет, так как в Гражданскую войну в горах немало народу скрывалось, то белые, а то и красные, поэтому и оставалось оружие у народа, хранится как реликвия, память о том времени.
– Купить у тебя её можно?
– Продавать её мне не резон. Чем я тогда метёлки буду обрубать? А метёлки это у меня – дополнительный заработок.
– Где ты их продаёшь?
– Мне делают заявки на метёлки некоторые организации в Златоусте, я их заготавливаю, а заготовив, при возможности, вывожу на лошадке в город, ибо двадцать пять километров по горам можно преодолеть только на таком транспорте. Сами убедились, какая дороженька к нам сюда ведёт. Кто её будет поддерживать зимой?
Он дал мне подержать саблю. Позже в музеях страны я разного оружия насмотрелся и сейчас могу с уверенностью сказать, что это было холодное оружие для младшего командирского состава.
Но, кроме того, что лесник Василий, с виду, был колоритной личностью, он еще и обладал другим бесценным даром, который ценят люди, оторванные от цивилизации. Он был прекрасным рассказчиком. Саша про это знал, и, в предвкушении того, какое впечатление этот человек произведёт на меня, сидел себе, не встревая в наш разговор.
Все рассказы Василия он, очевидно, знал, так как бывал на кордоне Киалим много раз и был дружен с этим лесником. Когда мы впервые к нему зашли, придя из Карабаша, то Саша передал ему какие-то покупки, которые тот заказывал привезти ему, если будет такая возможность. Когда Василий попытался отдать деньги, то Саша решительно отказался:
– Это подарок для тебя, а с друзей я деньги не беру.
Пока мы жили на кордоне, Василий немало нам историй порассказал, но за полсотни лет, что прошли, я многое, естественно, позабыл, но некоторые из них помню. Все они касались этих мест и были типа страшилок, которые рассказывают на ночь.
Чтобы лучше всё представлять, надо немного рассказать о местах, где находился этот кордон. Эта местность представляет собой горно-таёжный район с серией хребтов, протянувшихся с юго-запада на северо-восток. Между хребтами на значительном протяжении протекает река Киалим. На юго-западе находится город Златоуст, а на северо-востоке город Карабаш. Расстояние между ними составляет около пятидесяти километров, а кордон расположен примерно посредине.
Дорог никаких нет. Ранее, со слов Василия, по долине Киалима проходила тропа и через какое-то расстояние стояли кордоны лесников. Места эти глухие, полно зверья разного, да и лихие люди попадались, бывало. Впоследствии в долине была проведена высоковольтная ЛЭП, связавшая вышеупомянутые города.
И вот что рассказал нам лесник:
– Много лет тому назад, в одном из кордонов в этой долине жила очень жестокая женщина. С кордона народ разъехался, и она одна осталась в своём доме.
Однажды по этой долине шла одна девушка, ей срочно надо было добраться до одного из этих городов. Страх её одолевал, сердце уходило в пятки, душа дрожала, как осиновый лист, но жизненные обстоятельства не дали ей выбора. Дело в том, что у неё умерли родители, и она осталась одна без средств существования среди чужих людей. Родня была, но только жила в другом городе. Расспросив у добрых людей, как ей добираться до этого города, она собрала в узелок всё ценное, что осталось от родителей, и отправилась в путь.
Сердобольные люди давали ей приют, кормили, хоть сами сводили концы с концами, рассказывали, как не сбиться с дороги, как остерегаться лихих людей. Девушка была доброй, работящей и иногда, в благодарность за приют и еду, помогала этим людям по хозяйству. Пожив несколько дней у них, она опять продолжала свой путь.
Дошла она до этой жесткой женщины, которая с виду была обыкновенной, но сердце её было, как кусок льда. Она приютила путницу, детально расспросила про родителей, узнала, что родня в другом городе и не представляет, что к ним через горы идёт племянница. Ещё спросила женщина:
– А что это у тебя, доченька, в узелке побрякивает?
А узнав, что от родителей ей достались кое-какие драгоценности, решила извести девицу.
Прикинулась такой доброй, что лучше нет на свете. Напоила, накормила её и говорит:
– Ты, милая, ложись, поспи после дороги, а я пока баньку истоплю, попаришься, помоешься, и всю усталость дорожную с тебя как рукой снимет.
Не подозревая ничего плохого, девушка пошла в жарко натопленную баню, мылась, парилась, только в родительской бане она испытывала такое блаженство. В молодом теле появилась такая истома, что хотелось поскорее выйти на свежий воздух, вдохнуть его полной грудью. Почувствовать настоянный запах трав, смолы, а затем лечь в чистую постель и уснуть сладким сном. И пусть ей непременно приснятся её добрые родители, которых ей сейчас так не хватает.
Толкнула она дверь, а она не открывается. Толкнула ещё раз – тот же результат. Стучала в дверь, кричала, но всё безрезультатно. И поняла девушка, неспроста это. А голова от жара уже кругом идёт. Присела она на низенькую лавочку, где немного прохладнее и думает: «Что же ей делать?»
Видит, в бане оконце есть, но больно уж небольшое, сумеет ли она сквозь него пролезть? Расшатала, повытаскивала маленькие гвоздики, которые держали стекло, аккуратно выставила его.
Долго она пыталась пролезть сквозь него, и головой и ногами, но у неё это никак не получалось. Ободралась она вся, слёзы её душили, но всё было тщетно. Присела она опять на лавочку, благо, хоть жар сквозь открытое окно улетучился, залилась горькими слезами.
Но тут вспомнила своих родителей, мать, отца и будто случилось в тот момент с ней какое-то наваждение – будто шепчут её родители, что, мол, молись ты, доченька, Боженьке, смотришь, он тебя сиротинушку и пожалеет, спасёт от лютой смерти.
Стала молиться девушка, осенять себя многократно крестом и чувствует, что на душе её стало гораздо легче. И что будто не одна она здесь, а родители рядом, шепчут ей, чтоб она ещё раз попыталась пролезть сквозь окно. Сложилась она вся, поднатужилась и потихоньку-потихоньку пролезла сквозь окно. Полежала, отдышалась, видит на гвоздике, на стене бани висит какая-то большая тряпка. Схватила она её, прикрылась и припустилась бежать, хорошо хоть банька была в стороне и жестокая хозяйка не могла её видеть.
Добралась до тропы, бежала по ней, что было сил. Остановилась отдохнуть и только тогда поняла, что бежит так быстро совсем напрасно. Не догнать её злой женщине, не те годы. Успокоилась, поблагодарила Бога, что так всё обошлось, и отправилась до следующего кордона.
Сохранил её Боженька от хищного зверя, не дал сбиться с дороги, дошла она до кордона, где жили добрые люди. Узнали они, что пыталась сделать злая женщина с девушкой, сообщили, куда надо, и получила та душегубка заслуженное наказание.
Но, как говорят в народе, что тюрьма ещё никого добрым не сделала. Отсидела эта женщина положенный срок, опять стала жить на том кордоне.
А тут война Отечественная грянула. В лесах появились трудармейцы. Это были мужчины призывного возраста, которые были призваны трудиться на лесоповале. Работа была не из лёгких, а кормили неважно. Хочешь, не хочешь, а как говорят в народе: «Голод не тётка», приходилось переходить и на подножный корм – ягоды, грибы, а, порой, и подворовывать, где придётся.
Однажды двое таких мужиков решили накопать немного картофеля у этой женщины. Подкрались в сумерках, копают, а сами дрожат, так как слышали о её жестокости. Только они хотели уже уносить ноги, из кустов выскочила эта женщина. Мужики побежали от неё, но наиболее ослабевший из них споткнулся и упал между рядков картофеля. А та налетела на него – острой лопатой ему по голове. Упал мужчина на землю и испустил дух. А женщине той неймётся, кинулась она за вторым, но через десяток метров задохнулась от злости.
Посадили эту женщину опять, но уже на длительный срок, и больше о ней ничего не было слышно. Но до сих пор люди с содроганьем проходят мимо того места в долине, где стоял её дом, от которого уже ничего не осталось.
Закончил лесник рассказ, взял опять в руки саблю, чтобы обрубить прутья у очередной метёлки и сказал, улыбаясь:
– Наговорил вам страстей на ночь, ещё спать не будете. Вы уж близко всего не принимайте, рассказал, что люди рассказывают, а сколько здесь правды, а сколько выдумки, только Бог знает.
Когда мы вышли с Сашей от лесника, то прежде, чем, зайти к себе в жильё, немного постояли на морозце. Хоть и была ночь, но от снега было относительно светло. По обеим сторонам долины возвышались горы. С одной – Таганай, где мы побывали, а с другой – Ицил.
Вершина Ицил запомнилась тем, что там были камни-останцы значительной высоты. А вот спуск с горы был необычным. Склон порос хвойным лесом, но сосны и ели стояли не плотно друг к другу, что нам позволило спускаться по нему на лыжах. Но вот незадача – крутизна склона. Только заскользишь вниз, разгонишься и опять надо останавливаться, так как после уже невозможно будет затормозить. Вот и приходилось или падать в рыхлый снег, или хвататься за деревья.
При втором варианте, хоть дерево и помогало остановиться, но мы падали в снег, так как нас закручивало вокруг него. После одного из таких падений заметил, что на поясе отсутствует охотничий нож. Где, когда я его потерял, было неясно, жаль было, но с потерей пришлось смириться.
Пожив на кордоне Киалим, мы двинулись по долине дальше. Следующим пристанищем была охотничья изба, расположенная на небольшой полянке. Низкий потолок, небольшое оконце, которое изнутри можно было закрыть щитом. Дверь снаружи закрывалась на цифровой замок – это я запомнил отчётливо.
Хорошо, что мой напарник всё знал, и мне ничего не оставалось, как ему полностью довериться. Из продуктов я хорошо запомнил большой ломоть свиного шпика, посыпанного красным перцем. Варили суп или макаронные изделия и ели по кусочку этого шпика, запивая чаем, так и жили.
Помню, как-то Саша сказал:
– Я поднимусь один на гору, чтобы посмотреть дальше дорогу, а ты пока по хозяйству займись. Обед сваришь, снегу натаять надо.
Конечно, среди тайги остаться одному было не просто, так как у меня не было ни карты, ни компаса, дорог никаких и что случись – мне одному отсюда не выбраться бы. Вида я, конечно, не подал, но страх какой-то был.
Работу всю переделал, ещё и снег отбросал от избушки. День выдался солнечный, морозец небольшой, снег искрится, переливается, вокруг чистота первозданная. Побродив вокруг избы, пошёл внутрь почитать книгу, что мы нашли на полке.
Сужу, читаю, тишина, что даже мыши не скребутся. Но вдруг отчётливо услышал, что на крыше какая-то возня. Вышел наружу – никого нет. Пошёл в избу, через какое-то время слышу, опять наверху кто-то возится. Выбежал резко, глянул – опять никого нет. Так повторялось несколько раз. И только однажды я успел заметить, что от дома в сторону леса, как тёмная молния пролетела. Только тогда предположил, что, возможно, какая-то птица что-то клюёт на крыше.
А дело в том, что торцевые части чердачного отделения не были обшиты досками, и оно просматривалось полностью со стороны. Конечно то, что могло привлечь эту птицу, было не видно. Пришлось мне залезть на чердак. А там, оказалось, были сложены шкуры лис, ещё каких-то зверушек, но в таком состоянии, что точно определить было невозможно. Вполне вероятно, что именно эти шкурки и привлекали какую-то птицу.
Когда Саша вернулся, то сказал:
– С местностью я разобрался, завтра с утра будем трогаться в путь до посёлка Косаелга.
И вот опять снег скрипит под лыжами, за плечами рюкзаки и спальные мешки. Попадается много звериных следов, человеческого присутствия вообще не наблюдалось. Шли весь день, только во второй половине дня вышли на дорогу, по которой, очевидно, ходили лесовозы. И когда уже стемнело, мы вошли в посёлок лесорубов Косаелга.
Шли по слабо освещённой улице: светятся окна в невысоких домах, люди сидят в тепле, в уюте и только мы бродим зимой по уральской тайге, как неприкаянные.
– Где мы сегодня, Саня, свои головушки приклоним?
– К начальству надо зайти, чтобы «добро» получить на ночёвку в общежитии. Мне приходилось в этом посёлке бывать, зайду переговорить, а ты подожди меня, я быстро.
Прошло несколько минут, и Саня вышел довольный:
– Порядок! Повезло, застал дома, проблем нет, места есть, можно жить, сколько нам заблагорассудится.
Общежитие было типа казармы. Справа дверь, где живёт, как после оказалось, мастер лесоучастка, а слева стояло большое количество солдатских коек, часть которых – с постелью, а некоторые с голыми сетками. На койках сидели лесорубы, о чём-то оживлённо разговаривали, а тут мы, как снег на голову.
Узнав, что с начальством у нас договорённость есть, сказали, что можно занимать любые свободные койки и матрасы можно взять. «Ничего вы, ребята, даёте, – в такое время по тайге, горам бродите. Летом – куда ни шло, а зима – не шутки, да и зверья у нас хватает».
Ну да ладно, поговорили с нами о том, о сём и свой прерванный разговор продолжили.
А мы разложили спальники на матрасах и решили после дальней дороги поужинать, так за целый день съели всего ничего. Сухомятка надоела, хорошо бы чайку попить, но лесорубы сказали, что они ходят в столовую и чай здесь не кипятят. Предложили обратиться к мастеру лесоучастка, чья комната была у входа.
Постучали в дверь, зашли, познакомились. Мастер оказался вполне интеллигентным современным молодым человеком. Среднего роста, с правильными чертами лица, с рыжеватой бородкой, по возрасту около тридцати лет. Стены комнаты были обклеены картинками, где были изображены ансамбли, а также барды – Высоцкий, Визбор, Городницкий и другие.
Завязался оживлённый разговор с этим человеком, а тут ещё мы увидели, что на стене висит новая гитара, оказалось, что он любитель бардовской песни. Саша не мог устоять, истосковался по гитаре, и через несколько секунд она уже была в его руках. Зазвучали магические по чистоте и правдивости песни Визбора. Среди глухомани, таёжной глуши звучали песни человека необыкновенно талантливого, задушевного. Благодаря бардовской песне, которая когда-то меня настолько тронула, я позже и выберу профессию геолога.
Через какое-то время мы вспомнили об ужине. Мастеру, видать, настолько понравилось пение моего спутника, что он взял обещание с нас, что после ужина мы к нему зайдём опять.
Нас долго не надо было уговаривать. Гитара переходила иногда от Александра к мастеру, у которого тоже оказался красивый голос.
В какое-то время, они сделали перерыв и мастер спросил:
– У вас какие дальнейшие планы, ребята? Отдыхать будете или пойдёте куда?
– Завтра мы планируем подъём на Юрму, если конечно не проспим утром, – сказал Саша, – да и от погоды ещё зависит, похоже, что мести начинает.
Николай насторожился и сказал нам:
– А вы знаете, что означает Юрма в переводе?
Конечно, мы этого не знали. Тогда он таинственно произнёс:
– Это слово переводится как «не ходи!» Я думаю, что в древности люди зря названий не давали. Так что подумайте, прежде чем туда идти. Я сам убедился однажды, что лишний раз на эту гору не стоит подниматься. Да и старики много раз нас об этом предупреждали. Меня туда теперь и пряником не заманишь, вспоминать неохота.
Мы, заинтригованные, стали просить его рассказать, почему так отрицательно он настроен против этой горы. Он помолчал, а потом сказал:
– Ну что ж, если просите, то слушайте. Я тогда только приехал на этот участок, было это лет пять тому назад. Сами видите, в каких условиях мы живём, всё отдается работе, а досуга никакого нет.
Однажды выдался погожий денёк, думаю: да что, мол, слушать дедовские страшилки, чего там можно бояться, ну и пошёл на гору. Треть пути поднимался – ничего особенного, горы, тайга, всё как обычно, мы на лесоповале каждый день такое видим. Но дальше, смотрю, пошли большие протяжённые поля каменных глыб. Не обойдёшь их никак – идти пришлось через них. Опасность заключалась в том, что, только и смотри, нога попадёт между ними, упадёшь, а сломал ногу – верная смерть в тайге.
Один внутренний голос говорит о том, что надо вернуться: что там особенного на этой горе, а другой голос на совесть давит, говорит, как насмехается, мол, не мужик ты, что ли, до вершины дойти? Взял себя в руки, уже не торопился, а проявлял осторожность и потихоньку, потихоньку перебрался через эти каменные поля.
Только после прочитал, что эти поля с валунами курумами называются. Что они образовались от ледников, которые сползали с вершин и тащили за собой глыбы скал, обкатывали их, превращая в валуны. Конечно высота гор была тогда значительной.
С горем пополам до вершины добрался, семь потов, как говорят, с меня сошло. Глянул с высоты, обзор такой, что дух захватит, красотища, словами не описать. Вот только тогда понял, почему люди в горы стремятся.
Солнышко припекает вовсю, смотрю, стоят на вершине несколько разлапистых елей, решил в тенёчке их отдохнуть и ещё далями полюбоваться. Сел, а сам думаю: хорошо птицам, всё видно с высоты, а мы, как муравьи, копаемся в долине и ничего не видим годами.
Но тут какая-то тревога неизвестно от чего на душе у меня появилась, что мурашки по спине побежали. Через какое-то время осознал непонятную тревогу, ну вот, кажется мне, будто кто-то на меня смотрит и всё. Ну, думаю, недаром люди говорили, не иди на эту гору.
Огляделся вокруг несколько раз, никого нет, ну, точно, гора наводит какой-то дурман. А тут, оглянувшись, поднял голову на ели и обомлел – на разлапистых ветвях, сжавшись в комок, сидела громадная рысь, готовая к прыжку. Пасть у неё была приоткрыта, и я отчётливо увидел большие белые клыки, готовые через мгновенье впиться мне в горло.
В тот миг я вырвал из ножен большой охотничий нож, который был у меня на боку, попятился, попятился назад, выставляя нож перед собой, а потом, развернувшись, так рванул вниз, что только держись. Признаюсь вам, что до сих пор не пойму, как я ноги не переломал, когда бежал через поля с валунами? А если честно, то я и сам вообще ничего не помню дальше, так как пришёл в себя только у подножия горы.
Смотрю, в руке нож зажат, что пальцы онемели. Пробую разжать руку с ножом, но никак не получается. Попытался второй рукой помочь, но и это не помогло. И только через какое-то время это с трудом мне удалось. Но точно помню, что руки у меня после этого дрожали долго.
Вот такая история, ребята. Ну что, не передумали завтра идти на Юрму? – спросил Николай, а у самого в глазах искорки смешные играют.
– Пойдём, но вот когда, это другой вопрос, – сказал Саша.
– А то оставайтесь, к нам не часто такие гости заглядывают, что поговорить о жизни можно и песни под гитару попеть.
Лесорубы крепко спали, наработавшись за день. Поползай по глубокому снегу целый день, бессонницы у тебя, точно, не будет! Мы потихоньку забрались в спальные мешки и, впервые за всё наше путешествие по горам, уснули в человеческих условиях.
А над небольшим посёлком, под названием Косаелга и над всей уральской тайгой, покрывающей горы, разыгралась вьюга. Даже за двойными рамами было слышно её завывание. Но мы спали, чтобы завтра утром начать подъём на очередную вершину с загадочным названием – Юрма.
Прошло полсотни лет с того времени, но до сих пор порой встаёт передо мной крутой заснеженный склон горы на юго-западе города Карабаша на фоне которого отчётливо видны фигурки двух молодых людей, поднимающихся в горы. И, несмотря на тяжесть ноши, невысокого роста парнишка, поёт о горах, походах, о таких высоких и чистых чувствах, где нет место лжи, предательству, а есть только вера, надежда, любовь.
11.07.2013