Монолог скамейки

Анатолий Ландышев
Сегодня у меня особенный день. Можно сказать, день рождения. Много лет назад, именно в этот день, я появилась в парке. И живу здесь, под боком у колеса обозрения. Ненавижу это колесо! Почему-то все считают, что оно самое главное. А мы равны, поскольку появились одновременно. Опять я порчу себе настроение. А смысл? Праздник у меня, не стоит грустить.

С утра прилетела знакомая ворона, напомнила о моем дне рождения. Милое, взъерошенное существо. Характер, конечно, у неё трудный, но нам и делить нечего, поэтому спокойно общаемся. Я рассказываю вороне прошлые события, а она потчует свежими новостями. И благодаря этой птице, я много знаю. И даже знаю о том неприятном моменте, что предстоит мне сегодня. Отложим пока этот вопрос, а лучше вернемся к вороне. Когда-то она жила в этом парке, наравне с другими воронами, они вили гнезда в кроне вязов и летали дружной ватагой, воруя еду у прохожих. Но время шло, рядом с парком проложили новое, асфальтированное шоссе, по которому постоянно проносятся автомобили, оставляя гарь и копоть. Вороны покинули парк. Кто бы мог подумать, что эти шумные, нахальные птицы не выносят других посторонних шумов, а любят каркать в тишине, восхваляя себя? Все птицы улетели, а эта ворона осталась. Ей нравится сидеть рядом со мной, потому, что люди здесь, практически, не ходят. Много лет уже… Кстати, а сколько я нахожусь тут? Стыдно признаться, почти полвека тружусь в нашем парке. Не будем о грустном. День рождения у меня!

С утра маюсь в ожидании чего-то нового, необычного. А ничего необычного не наблюдаю. Тот же опустевший парк, та же ворона, то же огромное Колесо. И никто не догадается поздравить меня. А как поздравить, спросите? А я расскажу. Когда отмечают день рождения, принято дарить подарки. Хорошие такие, как на картинках, подарочки в коробочке, перевязанной лентой. Хотя, зачем мне это всё? Таких интересных коробочек я, конечно, не  видела. Но я помню другое.

Мне дарили фантики, следы от мороженого, шелуху от семечек, банановую кожуру, яблочные огрызки… Я видела забытые книги, журналы. Иногда мне вручали шарфы, зонтики, варежки… Один милый мальчик как-то подарил мне интересную надпись, выцарапав на дереве перочинным ножиком «Петя + Маша = Любовь». Хороший такой подарочек, не потеряется. Никаких ленточек не нужно. И, главное, со смыслом. С чувствами! Искренне так царапал, помню, даже язык от усердия высунул. Наверное, у него всё серьезно к этой девочке. Не зря же он так старательно выводил сердечко, пронзенное стрелой...

Конечно, любовь, а как Вы думали? Приятно, когда тебя любят? Очень! Только я прекрасно знаю, поскольку уже много лет прожила на этом свете, что не мне адресована эта надпись, а той неизвестной девочке Маше. Интересно, какая она? Белобрысая смешливая девочка с двумя косичками, перевязанными ленточками? И она носит розовое платьице и белые босоножки? А может, наоборот – темненькая с короткой стрижкой, в модных клетчатых брючках и грустным взглядом…

Никогда не видела эту загадочную девочку. Петю я, конечно, запомнила! Маленький, худой парнишка с оттопыренными ушами, казавшимися еще больше из-за короткой стрижки. Мальчик в обвисшей, застиранной майке и старых шортах, украшенных многочисленными заплатами. В те времена почти все мальчики носили короткие стрижки. У кого-то из них парикмахер оставлял челочку, по просьбе родителей, и таких парнишек называли в шутку карасиками. Почему карасики, до сих пор не знаю. Ворона рассказывала, что карасик – это рыбка такая. Рыбу я знаю. Правда, сушеную, расстеленную на газете. Никак не похоже на мальчишек. Ну, ладно, пусть остаются карасиками.

Я снова вспоминаю, как эти бритые мальчишки наперегонки носились по дорожкам парка, бросали палки, стреляли из рогаток, пугая местных ворон и голубей. А где-то в сторонке девочки прыгали на скакалках или играли в загадочную, понятную только им, игру с резиночкой… А вот идет дедушка с маленьким внуком, который поминутно озирается в сторону ларька с мороженным, жадно созерцая прохладные, липкие шарики в вафельных рожках… Молодая семья с гордостью катит коляску с крошечным комочком, орущим из-под пеленок…

И где-то там, в череде меняющихся дней, былые карасики становятся уважаемыми, солидными людьми, или превращаются в забулдыг, что расстилают газетки в парке и едят сушеную рыбу, запивая это всё мерзким пойлом. Надеюсь, мои  Петя с Машей стали хорошими людьми. Вдруг они поженились? Быть может, повзрослевшие теперь Петр и Мария сидят где-нибудь на кухне и вспоминают наш маленький парк, с огромным колесом. Или не вспоминают. Кому нужно старое, ржавое колесо? Только мне и небольшой группе людей, изредка радующих нас…

Колесо обозрения. Его еще называют «Чертово колесо». А почему так называют, я не знаю. Наверное, какой-то черт придумал его и поставил в парке, чтобы оно гордо возвышалось над всеми и крутилось. Красиво, конечно. Неспешно поворачиваются большие, надежные лучи, на которых покачиваются уютные крохотные кабинки. А в кабинках сидят люди, и им кажется, что они взлетают. Взлетают над парком всё выше и выше. Взлетают, слегка прикоснувшись к безоблачному небу, чтобы через минуту снова оказаться внизу. И затем испытывать тоску по утраченному чувству полёта… Хочешь летать – плати! Плати, и колесо с радостью сделает для тебя очередной круг. Оно впитает твои эмоции, чтобы потом похвастаться перед скромной соседкой. Самовлюбленное колесо! Интересно, а оно еще живо? Небось, стоит, раскинув бесполезные, заржавевшие крылья и ждет гостей…

Я давно не видела свою соседку. Я просто не хочу попусту глазеть на эту зазнавшуюся громадину, которая всегда старается подчеркнуть свое превосходство. Наивная, она полагает, что рост придает ей ума… А когда-то мы дружили, общались, делились впечатлениями. Пока однажды я не отвернулась от колеса и перестала с ним разговаривать. Я даже не смотрю на него! Мне надоело это мельтешение, надоел этот скрип, который напоминает и о моем почтенном возрасте. Я хочу дожить свой век, погрузившись в яркие воспоминания прошлого.

Я не хочу верить, что наш уютный парк обветшал, что потрескались дорожки, а могучие деревья, дарившие раньше прохладу и тень, напоминают теперь высохших скелетов, жалобно протягивающих руки к людям. Я не хочу осознавать тот факт, что тоже являюсь частью этого призрачного мира. Я прошлое! И единственным утешением для меня являются моя дорогая ворона и пестрые образы далеких дней, когда здесь гуляли и радовались люди, когда проносились стайки мальчишек и девчонок, а молодые родители катали свои коляски. А над всем этим буйством гордо стояло Колесо обозрения, готовое в любую минуту порадовать желающих. Старое, сварливое колесо, не понимающее, что и его век сочтен…

Однако, сегодня мне хочется поглядеть на него. Всё-таки, мы много лет уже трудимся вместе, в этом забытом парке. Делаю над собой усилие и обращаю взор на соседку… Смотри-ка ты, крутится! Крутится еще это чертово колесо. Жалобно скрипит при каждом запуске, раскачивается, но живет. В последние годы мало здесь людей. Изредка попадаются уже не молодые родители, которые, вспоминая своё счастливое детство, идут в наш парк, платят, в надежде получить редкие минуты ярких воспоминаний, а затем, сидя в неудобных ржавых кабинках, старательно делают счастливые лица перед окружающими. Не даст им Колесо тех мгновений, не даст! Другое оно теперь, старое, блеклое…

Всё теперь выглядит по-другому. Люди куда-то спешат, спешат. А если и отдыхают, то не в старых парках, а на далеких морях, где берег посыпан белоснежным песком и тысячи людей с наслаждением подставляют свои тела жаркому, южному солнцу. И там крутится множество таких же колес, но не старых и ржавых, а свежих, ярких. И там теперь веселятся люди…

Раньше, я помню, в разноцветном, безудержном хороводе веселых кабинок, украшенных лампочками и флажками, мелькали сотни счастливых, розовых детских мордашек, играла музыка, и дружный детский смех будоражил и пьянил. Парк нехотя расставался с этой праздничной толпой, заманивая новыми и новыми аттракционами. И лишь к ночи смолкал людской гул, и мы оставались с Колесом до утра, глядели на звезды и мощные, раскидистые вязы, что росли возле парковых дорожек. Мы говорили о разных вещах. Колесо было тогда очень любознательным и всегда прислушивалось к людским разговорам в кабинках, а потом рассказывало мне всё.

Старая железяка  тоже знает многие тайны. Но больше всего меня бесит, что она видела тот восторг, который испытывают люди, поднимаясь на высоту, где вязы кажутся маленькими, а другие люди копошатся внизу, как муравьи. А я не знаю этого чувства! И поэтому, мы больше не разговариваем с Колесом. Мои мысли оно не слушает, а её собственные мне больше не интересны. Я устала завидовать ему…

Колесо всё также крутится, крутится… Сколько лет я не смотрела на него? И не помню даже. Но я помню людей. Других людей, которые оставались внизу и стояли, глядя вверх и запрокинув голову. Они выискивали в вышине своих детей и внуков, радостно парящих в разноцветных клетушках, они переживали за них, кое-кто хватался за сердце, устало присаживался на скамейку… Приходили пары молодых людей. Влюбленные и здесь, на земле, остаются влюбленными. И только я видела, как они сидели под старыми вязами, и он держал её тонкие пальчики в своих руках, нежно смотрел на свою любимую и говорил те самые заветные слова. А она смущенно отводила взгляд, счастливо улыбаясь…

Время летит, дети взрослеют и забывают дорогу в старый парк, где остались лишь мы - два отголоска прошлого: я и это, надоевшее мне за годы, Колесо. Похоже, я забыла представиться? А теперь и неважно. Вон, идут, архаровцы. Ну, что же! Я прожила интересную жизнь, наполненную красками, эмоциями и праздником… С днем рождения меня! Ура!

- Михалыч, может, просто покрасим её? Неохота корячиться!
- Да ну её… Старая, гнилая. Воткнем новую… Давай, поддевай!
- А с колесом что будет? Жалко…
- Монтажников вызвали, распилят по кускам. Опасная штуковина! Ржавая, скрипит... Еще, не дай Бог, навернется кто-то сверху, потом делов не оберешься… Не базарь, наше дело маленькое!

Двое мужиков с ломами деловито колупали землю возле дорожки…
Директор парка распорядился заменить старую скамейку у колеса обозрения, а дивный аттракцион под названием «Чертово Колесо» убрать окончательно.