Жизнь в подзорную трубу. Глава 8

Екатерина Тараник
Я вернулась домой в очень странном настроении, после этой поездки. Внутри меня нарастало какое-то сладостное беспокойство, природу которого я никак не могла себе объяснить. Душа словно зудела, и я никак не могла унять этот зуд. Такого со мной раньше точно не было.
Когда я вошла в квартиру, родители завтракали.
- Олесь, ты? – папа подал голос из кухни.
- Собственной персоной, - отозвалась я.
В мгновение ока моя сладкая парочка оказалась в прихожей. Родители такие родители! Только они знают, скольких сил им стоит держаться и не сильно лезть в нашу жизнь, и сколько сил им стоит признать наше право на взрослость. А внутри все равно все клокочет, и, глядя на тебя, они видят маленькую девочку с большим бантом на голове. Интересно, я буду такой же?
- Ну, как ты? – лаконично начала мама.
- Супер, - ответила я, стягивая кроссовки.
- Устала сильно? – подхватил папа, забирая у меня сумку с вещами.
- Есть немного, - улыбнулась я, но на самом деле мне просто хотелось побыть одной.
- Кушать будешь? – это была мама.
- Да, только приму душ и переоденусь.
- Ну, давай. А потом расскажешь, как съездили, - кивнул папа.
Что ж, правила совместного проживания гласят, что родителям надо уделять время. Ну, и кое-что рассказывать, естественно.
   Стоя под горячими струями душа, я перебирала в памяти эпизоды нашей поездки. Только думала я не о том, что мы делали и не о места. В которых побывали. Я думала о Ромке. О его улыбках, взглядах, жестах, прикосновениях. Я перебирала в памяти ласковые слова, которые он мне говорил, и вдруг четко и ясно поняла, что хочу, выйдя из душа, увидеть его, а не своих родителей. Хочу. Чтобы он ждал меня на кухне с завтраком, готовый еще раз обсудить со мной нашу поездку или сделать планы на вечер. А потом я вдруг подумала о том, что сейчас он, возможно, вернулся к своей жене и вешает ей лапшу на уши про удачную командировку. И знает что? Мне стало страшно. Нет, «страшно» не то слово. Мне стало просто жутко, настолько жутко, что я принялась усердно мылить голову и громко петь, чтобы выкинуть эти мысли из головы. Он сказал, что разводиться, и до среды я собиралась ему верить.
   Да, конечно, я точно знала, что не увижу его, когда выйду из ванной, но все равно я была слегка разочарованна, когда это случилось. Смешно? До одури. Нет, правда, смешно. Как будто мне пять и я верю, что силой мысли можно исполнить любое желание. Да, смешно….
   Свое загруженное настроение я выдала родителям за усталость. Рассказав им в общих чертах о поездке и о том, что представляет из себя «молодой человек» (умный, веселый, начитанный, занимает руководящую должность в банке), я ушла в свою комнату. Завалившись на кровать, я все пыталась понять природу того душевного зуда, который ни на минуту не отпускал меня с момента нашего с Ромкой расставания. Закрыв глаза, я снова и снова воспроизводила в памяти наше маленькое путешествие, чтобы попытаться выхватить события, заставившие мня потерять душевный покой, и все это время, пока я лежала на кровати с закрытыми глазами, меня не покидало ощущение того, что Ромка лежит рядом. И вдруг меня будто током ударило. Я резко села на кровати, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Я поняла, что случилось. Я поняла природу своего душевного зуда. И, насколько бы диким мне это ни казалось, я вынуждена была это признать.
   Что признать? Признать тот факт, что Ромка каким-то непостижимым образом стал мне близким человеком. Не родным, а именно близким.  А наша поездка стала лишь финальным аккордом, завершившим этот процесс. Его повадки, интонации, выражение лица, взгляд стали настолько знакомыми, что у меня создалось ощущение, будто я знаю их с детства. Когда он читает, то смешно морщит лоб, когда смеется – запрокидывает голову назад. Когда он улыбается, его взгляд остается серьезным. Он исподлобья наблюдает за мной, когда я что-то делаю, а при разговоре смотрит прямо в глаза. Когда мы идем по улице, он кладет руку мне на плечо, когда переходим дорогу – берет меня под локоть. Это все мелочи, но именно эти мелочи делают Ромку Ромкой. А не кем-то другим.
   А еще, находясь рядом с ним, очень трудно представить, что что-то может выйти из-под его контроля, такая уверенность сквозит в каждом его жесте и в каждой нотке его голоса. И мне это нравилось. Рядом с ним я чувствовала себя защищенной, а это, на самом деле, очень важно. Конечно, я не могла сказать, что доверяла ему на все сто процентов, но что-то в нем притягивало меня, как магнит. Мне вдруг на ум пришла детская игра «ассоциации», и я с улыбкой подумала о том, что животное, с которым ассоциируется у меня этот человек – удав, а стихийное бедствие – наводнение. И уже без улыбки, а с бешено бьющимся сердцем я призналась себе в том, что время проведенное с ним похоже на наркотик, на который я начинала подсаживаться….