Я, конечно, был человек не такой уж верующий, чтобы до в кровь разбитого лба о мрамор на полу православного храма, а я, скорее, был человек доверяющий. «Доверие», знаете ли, это эдакое уютное слово, совсем не такое холодное и пугающее, как слово «вера» (каковым ужасом веет, к примеру, от очень, фатальностью своею, похожего слова «рак»). Мне недосуг разбирать, о чем поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, то есть православие с католичеством - что-то подсказывает – из-за денег или какой другой пустой чепухи. Мне нравится слово «доверие». Но мне, смиренному грешнику, чертовки нравится, когда в католической церкви можно молиться сидя и еще, на исповеди чертов священник не сверлит тебя своими чертовыми глазами, тогда как в храме православном… Но я по костям и крови своей есть православный христианин, меня, от матушки моей, генетически тошнит со слов «ксёндз», «падре», от почти до неприличия утробных звуков органа и от самой бестолковой на земле готической архитектуры, и мне приходится, да и по искреннему сердцу так, изъявлять доверие мое в интерьерах византийских, с человеческими хорами, то есть в храмах православных… и стоя.
В общем, можно сказать и так, что доверие, это та же вера, только сидя и не в глаза, уютно как бы. Доверие – гораздо более важное на земле слово, нежели вера. Овцы вовсе не верят пастуху – они ему доверяют. Пастух не погонит их на сухой луг с верблюжьими колючками, но на пастбище с клевером; пастух оградит от волков, достанет ружье, натравит овчарок, когда случись подобная, не дай бог, беда; пастух не приведет к водопою с плесневелой водою - но с чистою. Для того, чтобы пастись под надзором не нужна вера – просто доверие.
Овцы, доверчивые эти овцы не спрашивают – а зачем это пастуху? Хлопоты эти его зачем? Зачем это католический падре так из кожи выворачивается, чтобы православный батюшка не перенял его паствы. Что там не так в пастухах? М-да… Откуда же доверчивой овце знать, что общая цель пастырей – скотобойня, что цель, смысл жизни овец – смерть. Нет, кажется у них такое называется освежеванием… Освежевание… Какое душистое слово. Уж получше веры и даже доверия. Освежевание…
А как все начиналось… Я не сидел, но стоял службы; я каялся, глядя в глаза, а не из-за решетки; я любил византийскую архитектуру; я млел перед святыми и темными ликами православных икон; я плакал при звуках «Аллилуйя», я жил, я доверял, я почти любил Бога… И вот… - пришла неизбежная могила, освежевание. Это ли была цель? Так ли видел ее? К чему, к какому поприщу явился на свет? Что сделал? Что оставил близким, кроме хлопот по похоронам? Обыкновенная жатва, обыкновенная бойня. Неужели есть разница у качества моего мяса, души моей, католическая она была или православная? Сидя молился или стоя? Мой батюшка говорит, что мое мясо лучше, только я что-то не верю ему. Утратил он мое даже и доверие.
Как странно… Мне надо бы теперь бояться смерти, жалеть слез близких моих, а я вдруг беспокоюсь совсем о другом. Мне страшно: а вдруг я напрасно молился стоя? А вдруг ни к чему я прожил жизнь православным христианином? Или все это был просто православный цирк? Жалко помирать ненужным даже богу, каких бы он там вероисповеданий ни был бы. Больно умирать без веры…
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.