Ветка сирени на мокром асфальте Повесть. Гл. 13
Продолжение следует.
13.
Глава тринадцатая.
В начале девяностых годов местные немцы из Киргизии и Казахстана стали подниматься с насиженных мест, — Германия предложила своим братьям по крови репатриироваться на свою историческую родину. И сработал закон толпы: поднялось большинство, в том числе Андреас. Шел ему тогда сорок шестой год. У многих в этом возрасте были свои дома, были семьи, был материальный достаток и хорошее образование, а у Шмальца за спиной — четыре судебные ходки, рваные карманы и куча болезней. За последние четыре года, которые бывший зэк прожил в окрестностях озера Иссык-куль, он ничего не смог заработать. Поэтому в самолет, держащий курс на Дюссельдорф, Андреас садился с одним тощим рюкзаком…
…Новый рай — немецкая земля приняла своего блудного сына весьма сдержанно. Да и кому он был здесь нужен: без языка, без образования, с многочисленными болячками. Бороться и подниматься с колен — не было сил: ни физических, ни духовных. И тогда Андреас Шмальц ушел в запой….
…В больницу Святого Августина его привезли прямо ночью, — тютелька в тютельку под Татьянин день. В России — это праздник студентов. Хорошо, что погода в здешних краях оказалась совсем не холодная, около десяти градусов тепла, — не то, что в Сибири, где сорок — считается нормой. Привезли мужичка прямо с уличной скамейки, где он, пьяненький, ладно устроившись, отдыхал, подставив давно небритое лицо ночному ветру. Пациент тяжело дышал и неадекватно реагировал на вопросы. После необходимых исследований был поставлен диагноз: «Острое нарушение мозгового кровообращения».
Андреас Шмальц давным-давно забыл, что такое чистая постель с взбитой подушкой. Сейчас он, свежевымытый, в белоснежной ночной рубашке, лежал на постели, не отводя взгляда от капельницы, откуда по тонкой трубочке в вену стекали капли лекарства. Рядом на соседней койке лежал сосед, тоже немец, перенесший инсульт, правда, в легкой форме. Шмальц плохо знал немецкий язык. С детства его пареньку не привили, а потом было уже не до него. Правда, перед самым отъездом в Германию пришлось Андреасу сдавать языковые тесты, но это было скорее формальностью, что называется «для галочки». Там, в России и Киргизии, для властей он был немцем, а здесь, в благополучной и сытой Германии он навсегда был, есть и останется русским, даже с немецким «аусвайсом». И чего он добился за четыре с лишним года в стране развитого капитализма? Ровным счетом ничего… Образования — нет, профессиональной ориентации тоже нет. Здоровье — ни к черту, на рынке его не купишь, а если и купишь, то за что, за какие шиши? Близкого человека у него тоже нет, да и кому нужен гопник, пьяница, бывший вор и отпетый урка? Никому!
«И поделом мне, — Андреас поправил подушку и стал далее размышлять о своей жизни. — Уже полтинник на носу, а я даже приличной женщиной не обзавелся. Да и что я могу? Может и не мужик вовсе». Андреас отметил, что уже давно по утрам не ощущал он утренней эрекции, да и желание с кем-нибудь переспать подавлялось охотой напиться, чтобы потом наслаждаться сладкой туманной полудремой и, забывшись, отвлечься от мерзкой неприспособленности к этой жизни.
Шмальц, правда, заметил, что какая-то особа, тоже из больных, проявляет к нему явный интерес. Он вспомнил, что еще вчера, сразу после ужина в палату заглянула неполная, среднего роста женщина в цветастом халатике и меховых тапочках. На вид даме было под пятьдесят, а может и меньше. Говорила она вначале по-немецки, а когда услышала его речь с жутким акцентом, перешла на русский. Присев на стул и, поправив сползшее на пол одеяло, женщина стала рассказывать о себе. Она тоже оказалась немкой, только с Алтая. И надо же, судьбы у них оказались похожими как два блина, сошедшие со сковороды. А когда новая знакомая сообщила, что ее имя — Андреа, Шмальц вообще затаил дыхание. Не слишком ли много совпадений для одного раза? Сегодня гостья приходила снова и положила на тумбочку мужчины книгу детективов Виктора Доценко. Андреас собрался было ее полистать, но настроения не было. Он перевернулся на другой бок и попытался заснуть, но эта дива в махровом халате продолжала стоять перед его воспаленным взором… Тогда Андреас отыскал под подушкой пульт и включил телевизор…
Женщина приходила снова и снова. Она находилась на излечении по поводу инсульта в осложненной форме. У Анны была парализована левая сторона лица и плохо работала левая рука. Уже три недели как она находилась в больнице, и немецкие врачи привели ее в относительный порядок. Еще недавно перекошенное лицо светилось теплой улыбкой; рука, благодаря хорошему массажу стала лучше сгибаться, выдерживая небольшие нагрузки.
Сегодня пятница… Многие ходячие больные уйдут домой на выходные. Могла бы уйти и Андреа, но ей идти было некуда; вернее идти было куда — женщина снимала недорогую маленькую квартирку на мансарде высокого дома, но идти туда ей совсем не хотелось. Жилье было очень даже ухоженным, только чувствовала себя хозяйка в этой квартире тоскливо и одиноко. В понедельник будет праздник — День святого Валентина. В Европе этот праздник просто боготворят. Влюбленные дарят друг другу подарки и пишут сердечные записки, украшая их нарисованными сердечками. Именно в этот день Анну обещали выписать домой. Женщина сидела у кровати больного Шмальца и, гладя его исколотые синей тушью пальцы, тихо по-бабьи плакала. Слезы — капля за каплей предательски появлялись у нее на глазах, но Анна успевала их смахивать, чтобы Андреас ничего не заметил. Женщина сердцем чувствовала родство их душ, а сердце ведь вещун, — его не обманешь. Пусть мужик и казался холодным и грубым, неприступным даже, но глаза, глаза-то были живыми…
— Инвалида безногого, как ни целуй, как не отогревай, нога у него все равно не вырастет, — поддразнивал Андрес Анну. — А я, вот он — я… Не инвалид, не урод. Вроде и рослый, и с мозгами все в порядке, вот только душа у меня насквозь промерзла. Возьми, подыши, отогрей ее, верни меня к жизни, ведь все в твоих руках…
Андреас дремал, а Анна строила планы. Раньше планы у нее были исключительно песочные. А с чего все начиналось? С денег. Они ведь искалечили девушке, только начинающей жить, всю дальнейшую судьбу. Сегодня в России наступили такие времена, когда иностранная валюта обменивается в специальных киосках, а бывшие валютчики и фарцовщики ныне занимают ведущие позиции в экономике страны, став удачливыми бизнесменами. А Анна? Что Анна? Отсидев один срок, она в расстройстве попала в больницу. Пропавшая Валеркина валюта стоила ей месяца на больничной койке. Врачи – молодцы, они вовремя подоспели, предотвратили тогда кровоизлияние в мозг. А потом пошло – поехало: сманили легкие деньги, занялась Анна мошенничеством, азартно все у нее получалось, дураков-то у нас — пруд пруди. Еще дважды попадала Анна в поле зрения правосудия и ведь нельзя сказать, что не везло ей. За пятнадцать лет праздной жизни «влипала» лишь дважды, и то сроки были мизерные. Второй раз, когда дали три года, вышла по половинке, а в последний раз схлопотала «четверик». Опять же помог заезжий подполковник из областного ведомства исполнения наказаний. С ним у Анны приключилась короткая любовь, мент и помог соскочить с зоны по двум третям срока…
Андреас безмятежно спал, а Анна сидела возле него с закрытыми глазами и мечтала о том, как выйдет она из больницы, вымоет до блеска свою хату, приготовит вкусный обед и с букетом цветов встретит из больницы свое счастье, свое будущее, свою последнюю надежду. Женщина поднялась со стула и встала перед зеркалом.
— А в сорок пять – баба ягодка опять, — Анна попыталась улыбнуться, но у нее это получилось плохо: губы предательски дрожали, выдавая внутреннюю тревогу…
Женщина подвела помадой губы и загордилась собою.
— Да я еще «ничего», и сама себе нравлюсь. И за любовь свою я повоюю. Еще как повоюю…
Продолжение следует.
© Copyright:
Борис Бем, 2016
Свидетельство о публикации №216060201528