Созидая Бога 8

Виктор Решетнев
                VIII

                Глава II
                Полдень следующего дня
              «Свобода – это борьба с самим собой за самого себя»

     Собрав вещи, мы отправились позагорать на поляну. Сергей постелил полотенце и лёг на него. Я на своё бросил футболку и шорты, а сам устроился рядом на песке.  Ветра почти не было, наш оазис был укрыт от него с одной стороны склоном горы, а с другой буйной  растительностью. Сквозь эту зелёную массу был сделан проход, который соединял нас с океаном. Сам ли Сергей его прорубил или это сотворила природа – неважно, но чувствовал я себя здесь не хуже чем на пляже пятизвёздочного отеля. Солнце уже подобралось к зениту и начало палить так, что только успевай поворачиваться.
     Я не боюсь обгореть, со мной этого никогда не происходило, а потому я не мажусь никакими кремами: ни от, ни для загара, и после недели нахождения на солнце становлюсь похожим на негра (или на африканца, кому как удобнее сейчас это произносить).
     Лёжа на животе и упёршись руками в кучу песка, которую я сам под себя нагрёб, я наблюдал за букашкой. Она забралась на сухой стебелёк и, раскачиваясь, пыталась с него взлететь. Наконец это ей удалось. Букашка расправила крылья и, басовито жужжа, устремилась ввысь. Я проводил её взглядом, пока она не скрылась из виду, после этого перевернулся на спину. Тело моё уже начало изнемогать и плавиться от зноя, но это не мешало моим мыслям. Наверное, в прошлой жизни я был полинезийцем, если вообще кем-то был. Я сел на песок и посмотрел на Сергея, тот машинально поднял голову.
     — Мне кажется, – начал я разговор, – что итог жизни каждого будет зависеть от веры, с которой он подойдёт к концу пути.
     — Что ты подразумеваешь под концом? – заинтересовался Сергей, – ты приверженец теории жизни и смерти?
     — Я не приверженец никаких теорий, я верю только в то, что интуитивно ощущаю.
     — Тогда зачем тебе вера? – Сергей приподнялся, опершись рукой о песок, – многие живут без неё, и ничего. Многим вера только мешает, она не терпит сомнений и часто жестоко наказывает своих адептов. Многие платят за неё жизнью, а оставшиеся, зачастую, разочаровываются в ней.
     — Всё так, Серёжа, ты прав, но мир без Бога пуст и холоден, а человеческая жизнь лишена всякого смысла. Для меня без веры нет надежды, а, значит, и смысла  дальнейшего моего существования. Мне хочется верить, и вот почему. Меня не устраивает мысль, что всё вокруг – слепая игра случая, что всё подчиняется каким-то там объективным, но бездушным законам. В таком мире верх могут взять силы зла и с помощью лжи установить свой порядок. Иногда мне кажется, что это уже произошло…
     Я воспитывался в атеистической среде, – продолжил я взволнованно, – мне трудно узреть Бога. Мне надо, как Вивекананде, видеть Его воочию и в реальности с Ним общаться. Например, как с тобой. Первые христиане-апостолы видели Иисуса живым, а потом осязали его воскресшим. Последователи Будды и пророка Мухаммеда общались с ними в реальности, а потом свидетельствовали об этом даже под угрозой смерти. Сейчас верующих тоже хватает, но уже никто из них не общается с Богом. Всё превратилось в какой-то маскарадный ритуал, который исполнять совсем не обязательно.
     Я долго жил без веры, по инерции, думал, она мне не нужна, и я сам знаю, что мне надо в жизни… Но теперь я не хочу так.
     — Что же изменилось? – поинтересовался Сергей.
     — Каратэ. Занятия им меня изменили. Вернее, не совсем они, причиной всему стал сэнсэй. Он человек верующий и приучил нас к тому, что без веры ничего нельзя: ни добиться, ни совершить, ни преодолеть. А на занятиях каратэ часто приходится преодолевать. Иногда сам поход на тренировку уже преодоление. Я помню, когда первый раз разбивал доску на аттестации, то вместо неё разбил себе руку. Сэнсэй взял тогда эту доску, подбросил вверх и резким движением превратил её в щепки. Сейчас мне смешно, я сам это умею проделывать, но тогда был поражён, на моих глазах прочная деревянная доска уступила мягкой человеческой руке.
     На поверку всё оказалось просто, надо бить не в доску, а чуть-чуть за неё, хотя бы сантиметров на пять.
     Кулак сначала здесь, у туловища, потом резкий выпад, и он уже там, за ней.  Доска лопается с эффектным звуком, и ты не понимаешь, как это произошло. Ты рассматриваешь свою руку, но на ней нет ни царапины.
     Сэнсэй занимался единоборствами всю жизнь, начинал в те времена, когда они были у нас запрещены, а навыки, полученные на тренировках, приравнивались к оружию.
     — Да, всё верно, каратэ это оружие, – учил он нас тогда, – но оружие не убивает, убивает всегда человек. Будьте аккуратны с приобретёнными знаниями. Лучший ваш бой тот, которого не было, которого вы сумели избежать.
     Я запомнил тогда эти слова. И ещё, он учил, что добиться всего может только свободный человек и только тот, который освободил себя сам. Свободу нельзя купить, её нельзя подарить или, тем более, навязать, потому что свобода не вовне, она внутри нас, и получить её можно только в борьбе с самим собой. Только ты сам мешаешь себе, и только ты сам можешь себе помочь. Чтобы это понять, надо верить. Но вере нельзя научиться, – вздохнул я, – её можно только обрести.
     — Что ты этим хочешь сказать? – Сергей приподнялся с полотенца.
     — А то, что я не могу преодолеть барьер, который кто-то для меня создал. Иногда я даже не понимаю в чём он? Смысл моего бытия скрыт от меня, тщательно замаскирован. Я хочу протиснуться через него. Но без веры это не получается. По образованию – я естественник, физика и математика составляют основу моего мировоззрения. Я приведу интересный пример.
     Все мы знаем, что состоим из атомов и пустоты, и пустоты в нас в миллион раз больше по объёму, чем вещества. Такая же картина и вон с тем деревом на краю поляны, с которого начинается непролазная чаща. Но если я разбегусь и попробую прыгнуть сквозь него, то у меня ничего не получится. Я скорее разобью себе нос, чем проскочу сквозь него. И сколько бы потом я не повторял это действо, результат всегда будет одним и тем же.
     Но если мы перенесёмся в космос и возьмём Туманность Андромеды, которая скоро пронзит наш Млечный Путь, то она пройдёт сквозь нас, как нож сквозь масло.  При этом ни одна звезда и ни одна планета не столкнутся друг с другом, хотя пустота галактик и пустота внутри нас примерно одинаковы. Моя даже более пуста, ведь в масштабе Солнечной системы электроны отстоят от ядра гораздо дальше, чем планеты от Солнца.
     — К чему ты клонишь? – Сергей перебрался с полотенца на песок и, глядя на меня, улыбнулся одними кончиками губ. Глаза его при этом были серьёзны.
     — К тому, что мне, конечно, близка теория или гипотеза переселения душ и то, что с моим личным уходом ничего не кончится, а может только начнётся, но, если положить на одну чашу весов кусочек оставшейся моей жизни, а на другую поставить крест, на котором меня распнут через час, чтобы я поскорее переместился по колесу сансары, то я с дрожью, с вожделением, не задумываясь, выберу оставшийся мне кусочек, и буду молить Бога, что хватило ума так поступить.
     Я понимаю, в бесконечной Вселенной, в нескончаемой череде событий, всё происшедшее неизбежно. Но интуитивно я чувствую, в предыдущих, равно как и будущих воплощениях меня не было и не будет. Есть только я теперешний, и я по-прежнему не знаю, зачем я здесь. Может, я помогаю Вселенной всмотреться с самоё себя? Может, помогаю ей увидеть её красоту за один лишь миг моего существования? Может быть, придаю ей смысл… потому что потом меня снова не станет и уже, наверное, навсегда…
     Во всех религиях мира есть загробная жизнь, никто не хочет уходить в пустое ничто. В восточных учениях в этом плане проще, там мы перемещаемся по колесу сансары, и нас всегда ждут новые воплощения. Мне хотелось бы верить в это. Пусть в следующей жизни я буду кошкой или тигром – мне всё равно. Я не против этих животных, лишь бы снова быть. Но придуманный мною мысленный эксперимент ставит под сомнение эти домыслы. Будем рассуждать так. Допустим, я улетел на ракете к звезде Тау Кита и там поселился на одной из планет, аналогичной нашей Земле…
    — Ты попал в точку, – усмехнулся Сергей, – есть там такая, но на ней живут не люди.
    — Я к этому и клоню, – продолжил я, – вместо людей там обитают огромные добродушные пауки. Я поселился среди этих созданий и остался там жить. Они оказались лучше людей, – я усмехнулся невесело, – поэтому жил я среди них долго и счастливо и ни разу не пожалел об этом. Проживши сто лет, я умер.
     И вот вопрос: в следующей жизни, где я воплощусь и в кого? В паука в созвездии Тау Кита, или на земле в человека? Может ли моя бессмертная душа транспортироваться по Вселенной, как коробка с апельсинами?
     Конечно, всё может быть, и может быть многое зависит от того, о чём я подумаю в последний момент… но, но кажется мне, всё гораздо проще. Никаких предыдущих и последующих жизней нет, есть только теперешняя. Она сродни выигрышному билету. Все живущие на Земле его получили. Справедливо это, или нет – это другой вопрос, но не все понимают его ценность, а потому распоряжаются выигрышем не должным образом. Поступаю также и я, хотя теперь понимаю, времени у меня остаётся в обрез.
     Я и изотерикой  увлёкся не из-за того, что поверил в неё, а из-за страха перед оставшимся мне отрезком жизни. Да, я не боюсь ни людского суда, ни Божьего, но от себя никуда не убежишь и никуда не скроешься. Так или иначе, перед самим собой когда-то придётся отчитаться… Хотя… Если честно, я уже устал перемещать своё тело с места на место. И я знаю, в этой жизни я неудачник.
     — Ты сумбурно всё объясняешь – вздохнул Сергей, – но я тебя понимаю и могу заверить, ты не неудачник, раз встретил меня. Может быть, даже я нарочно выписал тебя на Таити, а не кого-то ещё. Ты умеешь общаться с людьми, ты на многих имеешь влияние. Вот и Элен уже от тебя без ума… Ты иногда можешь многое, но пока не знаешь об этом… Поверив в себя, ты преодолеешь многие трудности, а это самое главное.
     Сергей прочертил пяткой по песку полукруг и задумался.
     Я молча смотрел на него.
     — Продолжай, если есть что продолжить, – попросил он.
     — Не знаю, наверное, есть. Какие-то проблески случаются в моём мозгу. Вспыхнет иногда что-то необычное внутри, и останется после этого во мне новая мысль. И будто не отсюда она – а из иных миров… или нет, из нашей Вселенной, но мысль эта только моя, мною рождённая… или не так, скажу по-другому, не мною рождённая, а списанная мною с какой-то матрицы, и код её подвластен только мне, только я могу разгадать его… Так сладко тогда становится. Так радостно стучит тогда сердце. А отчего – не пойму.
      Порой я чувствую запах. Он дразнит меня и манит. Так вероятно пахнет самка для своего избранника во время любовных игр. И тогда появляется жажда жизни, непреодолимая – до судорог, до слёз. Кажется, что ещё мгновение, и я вот-вот пойму, зачем живу, зачем существую. В эти мгновения тяжесть бытия спадает с моих плеч, и сознание моё проносится по пространству-времени, едва соприкасаясь с ним, всё ускоряясь и ускоряясь, словно конькобежец, летящий по скользкому льду…

        http://www.proza.ru/2016/06/03/912