...из "Хроник Разбитого Зеркала"
Предгрозовое небо над равниной нависло каменной могильною плитой. Чернеют тучи, ветер гнет деревья, все воя, воя, расплескивая в мир недобрые знаменья. Погода хмурится, она сердита, безжалостна, строптива – вуалью смолянистой небо уж закрыто, в дождя словах и каплях звоне слышна тягучая тоска и скорбь печали безысходной лейтмотива.
Но что это в утробе облака мелькнуло? Постой-постой! Ведь это птица! Все мечется средь туч, вбирает влагу в клюв, но ей, знать, не напиться! Сапфировые перья, пух прекрасен видом, но в сердце нет покоя, в сознанье лишь сомненья, душа мятежна. Нет лапок у нее – лишь пуха два клочка. То мартлет, вестник непогоды, скиталец вечный, путник неба – земли коснуться он не может – не той он был породы.
И тут, пред самой бурей, он ласточку узрел в пыли над ковылем. Она порхала и летала низко-низко, травы едва касаясь своим изогнутым, как нож пустынника, крылом.
Воскликнул мартлет, приближаясь:
- Все верно-верно! К земле ты пригибаясь, ласточка, дань платишь небосклону! Его ветрам, дождям, грозе могучей, непреклонной!
Но ласточка ответила заносчивой пичужке:
- Ты пыл свой поумерь, мой друг любезный! Земле я дань плачу, и к ней склоняюсь я. Грозы я не боюсь, лишь о ненастье близком людей предупреждаю: хоть ноги их длинны, и глаз их зорок, и чутки уши их – не видят сами – я их поводырь, не слышат перемен погоды тока, не чувствуют метаморфозы неба. Но лишь завидят ласточку, что низко так порхает, отметят сразу: быть грозе.
- Все хватит! Надоело!- воскликнул мартлет.- Видать, что пользы от тебя совсем уж нет! Ты словно флюгер для людей – бессмысленное дело! Не то, что я, что я фигурой столь красив, что легендарен – и людям мне показывать себя нет проку! Хоть мы с тобой похожи видом, но на себя взгляни: в пыли костюм твой черный, он, словно траурный наряд! Что до меня, то фрак мой – синий, сапфировый, блестящий! Король любой такому был бы рад!
И горделивой спесью на гордость мартлета ответил оскорбленный:
- Столь острые могучие крыла мои, что нет больнее их укола, а связок сила камней три фунта сдюжит!
- Ах так! Тогда давай…- тут мартлет бросил вызов,- с тобой в полет отправимся к горам. И поглядим кто здесь быстрее! Кто проиграет, пусть немедля с небесных паст карнизов, равнина проигравшего пусть примет! Хотя с тобой ли спорить? Ты ж от земли не в состоянии отнять свое дрянное старческое тело…
И ласточку обидели слова такие – вспорхнула в небо, молнией взвилась. И рассмеялся мартлет – рад он спору, состязанью! И вслед помчался, набирая темп. И вот они летят уж корпус в корпус, а крылья их разнятся лишь окрасом оперенья.
Бок в бок они несутся, и нет преград на их пути! По сторонам же молний бьют хлысты, сквозь тучи, небо, время, соперники пространство рвут. Полет увековечили тот сумерек холсты. А крылья все несут…
И милям счет потерян, уж горы впереди. Но крылья ласточки истощены, дыханье сбито. Она хрипит, а сердце бьется-бьется… так, будто вот-вот разорвется! А мартлет смотрит и смеется…
И ласточка кричит:
- Все! Нету сил моих! Достаточно! Постой! Мне б долететь домой, уйти хочу на круг!
- Я победил?!- воскликнул мартлет.- Неужто так устал, мой друг?!
- Устал, нет сил, измотан я! Молю остановись! Меня останови!
- Нет, ни за что! Окончить спор нам нужно. Лети вперед, к горам лети!
- Прости! Прости меня, но нет – к семье позволь вернуться! Меня ты отпусти!
- Тогда же знай, позор тебе, мой друг!
И мартлет сделал круг, соперник стал планировать, он развернулся – и к дому полетел.
А мартлет следом, с насмешкой злой, кривой, злословной он вьется, не отстанет.
- Ты птицей, ласточка, не смей уж боле называться. Столь острые, могучие крыла? Позор тебе в роду пернатом, к земле ты будешь жаться вечно, пока не ляжешь в землю!
А ласточка молчит. Из глаз течет вода, и с неба тоже льет, но хоть охаживает гордость птичью плеть стыда, к гнезду она летит.
И вскоре дом, уют, покой! И малые птенцы так рады видеть ласточку. Любимая ее в гнезде все ждет и как же радостен полет навстречу!
Завидев это, мартлет гордый поперхнулся речью.
Но что же с ним случилось? Уж это ль вкус победы? Иль желчь обиды странной по телу разлилась? Ведь спор он выиграл честно, так что ж тогда ты, сердце, предательски скрипишь?!
И мартлет вздрогнул вдруг, себе пробормотал, но каждое из слов его в душе гремит набатом:
- Я плачу – небосвод исходит соком! Грущу я – тучи молния прошьет, взрезаю облака, как пух, крылатым боком. А крик мой эхо громом мне вернет. Я быстр, я скор, неутомим, я, я, я!.. Я. Постой, но кто же я таков? Зачем я нужен миру? Рожден зачем, почто я заключен в тщеславие оков?! У ласточки гнездо! У ласточки птенцы. И лапки, и любовь, уют и… дом. А кто меня пригреет? Меня кто приютит? Где тот порог, что в дом ведет? Летаю здесь и там, пою все об одном: «Да будет дождь! Да будет гром!» Скиталец я, бродяга неба, где колыбель моя, где кров и где могила? Нет ничего. У ласточки есть все…
И ласточка взглянула на соперника, и стало жаль ей вечного скитальца. Она его спросила:
- Когда грозы ты слышишь приближенье, не бьется ль сердце?
- Бьется.
- А кровь кипит?
- Кипит.
- И в вышину душа под солнце рвется?
- Да, рвется! Вверх! На крыльях бури! Чтоб не оглядываться, вдаль лететь, чтобы земля исчезла за спиной!
- Очнись же от печали, мартлет мой! Тоску отринь, головку подними! Да, лапки есть у ласточек, но ведь не в них же гордость! Ценю не их одних! Мой дом, моя любовь, мои птенцы! Да, домосед я, друг мой, сын гнезда! Отметь же мысли тонкость: люблю я землю – правда, но так же, как и небо! Меж ними я, я – грань стихий: могучей тверди, камня и песка, и воздуха, что яростен, хоть и невидим, что мягок, как наилегчайший пух! Я здесь всегда, но в том не только счастье – в том и беда, тоска, ненастье! Ведь крыльев мартлета лишен я сроду, и сил твоих мне не видать, одежд прелестных… но еще… мне не видать твою свободу. Ведь символ ты безбрежной, без границ свободы – свободы жизни! Но ты не одинок, как думаешь! Твой дом – гроза, отец твой дождь, мать – туча, брат ты ветру! Всяк был рожден не просто, не бесцельно. Мое предназначенье холить, растить, лелеять, гнезда вить, твое – давать живому жизнь, взбивая тучи, молнии рождая и дождь на землю призывая. Ты мартлет – ты к дождю.
И мартлет зол и счастлив. И зависть в нем угасла, и тоска предгрозовая, а бессилье осознать, зачем, куда и почему ушло. Летит он в небо. Он ввысь свой держит путь. Туда, где гром, туда, где тучи, молний блеск, туда, где его дом. И тут же… всплеск. Душа из берегов выходит, а кровь кипит и сердце бьется. Понять себя, познать себя, с собой найти свое же единенье…
Познал он, понял, цельным стал.
Такое счастье…
Дорого…
Дается.