Случайный храм

Людмила Толмачёва
  Собираясь в дорогу, совершенно бессознательно, Марина в последний момент бросила в сумку свой домашний платок. Дорога длинной в четыре с лишним часа была  привычной. Разве что, не доезжая до большой речки, перед её машиной резко затормозил белый внедорожник, и сразу стало понятно, почему: справа перед внедорожником выскочила медового цвета косуля! Марина решила воспользоваться пустой встречкой, объехав препятствие, но тут ей наперерез по той же траектории, что и предыдущая, выскочили ещё три косули. Визг тормозов. Слава Богу, никто не пострадал!
  В Ростове агрессивное вождение – скорее норма, чем исключение, и первые пол-часа провинциалке дались ох как нелегко! Да ещё это обилие дорожных знаков и светофоров! Но всё же она взяла себя в руки и, не смотря на уйму авто, вскоре смогла припарковаться недалеко от областной больницы. Ну разве не чудо?
  Приём к онкологу был у неё назначен на 12-20. но, чтобы завести карточку и выбить талоны, надо было подойти к одиннадцати. Зная о пробках, Марина выехала на пару часов раньше. Теперь было около девяти. Она решила прогуляться, просто так, без всякой цели. Магазины, аптеки, снова магазины… храм. Сначала за большими домами его не было видно, поскольку он был очень компактный, новой постройки, стилизованный под дерево. Зайти? «А, всё равно делать нечего, зайду!» - решила Марина. Тем более, что в сумке лежал платок. Так вот зачем она его взяла!
  Для чего нужны храмы, Марина знала: чтобы крестить, венчать и отпевать. Когда её годовалый сынок стал нервным, плохо спал, кричал и вздрагивал во сне, свекровь настояла, чтобы ребёнка срочно покрестили. Зачем? Чтоб не кричал. Надо было найти крёстных, но никто не хотел. Кто-то не верил, а кто-то говорил, что у них уже есть крестники и им больше материально не потянуть. Муж Валера уболтал тогда своего приятеля Пашу стать крёстным. А Марина всё никак не могла найти кандидатуру. И тогда вызвалась на эту авантюру её золовка Ксюша. А что? Как тётка, она всё равно покупала племяннику погремушки. А теперь будет покупать их, как крёстная. Вот и всё. О крестинах Марина мало что помнила. Запомнилось, как священник взял её Димку на руки и занёс по ступенькам за дверь справа, а вышел уже с левой двери. Кстати, Павел на крестины так и не явился – оказывается, у него в этот день нарисовался футбол. Бывает…  Но после крещения Димка действительно стал гораздо спокойнее. С тех пор прошло уже девять лет. С Валерой они развелись, теперь и не понять, почему. Видимо, бытовые трудности были несовместимы с устройством его нервной системы: он постоянно был недоволен, всё его раздражало, а виновата была, конечно же, она. Но Марина не хотела быть виноватой. И – видит Бог – из неё получился бы шикарный адвокат самой себя  и не менее талантливый прокурор, обвиняющий мужа. Вскоре выяснилось, что у Валеры «кто-то есть», и вопрос с браком был решён очень быстро. Они остались с Димкой вдвоём, надо было работать. Валера помогал, но его приходилось постоянно «доставать». Вскоре Марине это окончательно надоело, и она решила: если у него нет совести, пусть не помогает! В итоге папа приходит к сынишке раз в год, дарит подарок на День рождения, пьёт предложенный чай с тортом и уходит к своей семье. Там его ждут двое детей. А Димка? Димка, конечно, страдает. Марина пробовала найти ему папу, но так почему-то и не сложилось. Негатив от прошлого опыта перехлёстывает её желание обычного семейного счастья. Димка ходит на борьбу, там есть тренер – пусть он и будет ему примером.
  Марина надела платок и поднялась по ступенькам храма. Внутри было очень уютно, пахло церковными благовониями. Марина купила свечи и стала недалеко от возвышения, на котором пел хор, состоявший из одного певца и трёх певиц. Людей было немного: в основном, женщины пенсионного возраста. В алтаре маленький сухонький священник махал кадилом и читал тихим-претихим голосом молитвы. В представлении Марины попы всегда должны быть с бородой. Но этот скорее был похож на писателя Шолохова в его последние годы жизни.
  Люди крестились и кланялись. Некоторые ставили свечи, подходили к иконам и целовали их. Чтобы не выделяться, Марина понаблюдала за одной пожилой женщиной и повторила за ней все действия, когда ставила свечи на подсвечник. Все были очень сосредоточены, у некоторых на глазах выступали слёзы. Марина крестилась и кланялась вместе со всеми, сначала неуверенно, а затем всё естественней и привычней. Люди начали петь: «Верую…». Марина слов не знала, но на сердце появилась такая неизъяснимая радость, и почему-то потекли слёзы. Стоя в этой маленькой церквушке, Марина вдруг по-новому увидела всю свою жизнь. Всё то, о чём она так беспокоилась и переживала, на что тратила свои силы и средства, сделалось таким маленьким-премаленьким, таким неважным. А важна была только ЕЁ ДУША, исстрадавшаяся, обессиленная и больная, но живая. Постепенно в храме стали появляться молодые женщины и мужчины с детьми. Марина заметила, что в правом углу стоят на подставках какие-то позолоченные ларчики, крышки которых открыты, и внутри этих крышек нарисованы иконы святых. Люди подходят к ним, прикладываются и бросают деньги в высокий резной ящик с прорезью вверху. А одна полная дама, приложившись лбом к стеклу, что-то долго-долго шептала, заливаясь слезами. Жуткое зрелище. Марине стало интересно, и она спросила у женщины, следящей за свечами, что это за ларчики? Женщина ответила ей, что это ковчеги с частичками мощей святителя Николая Чудотворца и Спиридона Тримифунтского. Марина со страхом приложилась поочерёдно к ковчегам, мысленно умоляя: « Помогите мне, святые Николай и Спиридон, выкарабкаться! Мне надо успеть ещё Димку поднять!.. Очень прошу, помогите!..» И просунула в ящик для пожертвований сторублёвую купюру.
  Когда батюшка вышел с чашей из алтаря и произнёс тихо: «Со страхом Божьим…», все упали на колени. Марина тоже. У неё появилось чувство, будто она так делала уже не раз, и как будто она здесь бывала. Но здравый смысл говорил ей другое: она здесь впервые, совершенно случайно. Случайно?..
  Сначала мамы и папы с малышами, затем детки постарше, затем мужчины и женщины, сложив крестообразно руки, подходили к батюшке, он клал им ложечку с чем-то в рот, а его помощники затем бережно вытирали каждому губы. Марина тоже стала в очередь. И когда ей к груди приложили красную ткань, батюшка, глядя на неё голубым бесстрастным взглядом, спросил: «А Вы готовились?». «Простите, а как надо готовиться? Я впервые в Вашем храме…». Его взгляд немного смягчился (у Марины было полное ощущение, будто он знает о ней ВСЁ и видит её насквозь): «Останьтесь после службы, и я Вам всё объясню». Марина растерянно отошла в сторону. Люди после утирания радостно подходили к бабушке с подносом и что-то выпивали из маленьких кружечек. Затем священник прочитал несколько молитв. Видно было, что он нездоров. Он говорил очень тихо, и у него было такое лицо, будто он беззвучно переносит огромную боль. Но это придавало его невысокой прямой фигуре такую непоколебимость и мужество, что Марина понимала: всё, что он сейчас говорит, каждое слово, каждый жест – глубочайшая ПРАВДА. Потому что всё это было отфильтровано и очищено его физическим страданием. Батюшка поцеловал крест, и люди стали по очереди целовать крест и руку батюшки. Последнее обстоятельство Марину немного смутило. Но она себя пересилила и всё же поцеловала крест, а затем и руку. Рука была какой-то восковой и немного дрожала. В момент целования Марина почувствовала себя такой бесконечно грешной, такой нечистой, что ей даже стало неловко. Вдруг стали всплывать в памяти некрасивые жизненные моменты, всякие нехорошие поступки, о которых, как она думала, никто не узнает… «Как Ваше имя?». Марина вздрогнула. Батюшка смотрел на неё всё понимающими глазами. «Марина…». «Марина, я Вам дам книгу «В помощь кающемуся». Почитайте, поразмышляйте. Вы ростовчанка?» «Нет. Но буду здесь проходить лечение. У меня онкология…» «Хорошо. Если у Вас возникнут вопросы, приходите сюда. Спросите отца Сергия».
  Когда Марина вышла на шумную улицу, было уже одиннадцать. Надо было идти в больницу. Начинался трудный, но спасительный путь.