«Земную жизнь пройдя до половины», не только грустный Данте, но и почти всякий мужчина начинает спрашивать себя: а зачем он живет? Не любому под руку так удачно оказывается Вергилий, но на вопрос нужно же хоть как-то отвечать? Вот каждый и мучается по-своему и выдумывает как умеет. Мыслить – тяжкий труд, поэтому основная масса людей полагается на готовые к употреблению оправдания о зачем-то вечной душе; люди поглубже, типа Ницше, находят успокоение в сверх совершенстве Заратустры; другой Шекспир принимает позицию сугубо женскую:
Когда твое чело избороздят
Глубокими следами сорок зим,
Кто будет помнить царственный наряд,
Гнушаясь жалким рубищем твоим?
И на вопрос: «Где прячутся сейчас
Остатки красоты веселых лет?» -
Что скажешь ты? На дне угасших глаз?
Но злой насмешкой будет твой ответ.
Достойней прозвучали бы слова:
«Вы посмотрите на моих детей.
Моя былая свежесть в них жива,
В них оправданье старости моей».
Пускай с годами стынущая кровь
В наследнике твоем пылает вновь!
Пушкин же высказывается в том смысле, что:
Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
И чье-нибудь он сердце тронет;
И, сохраненная судьбой,
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может (лестная надежда!),
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был поэт!
Однако, не вполне доверяясь этой «лестной надежде» и провиденциально опасаясь «будущего невежды», он всё-таки следует советам Шекспира и женится на Наталье Николаевне, которая и рожает ему четверых, а те, в свою очередь…
Все мы, разумеется, черпаем начало свое из матушки Евы или, как называл ее поэт, Эвы, но впервые значимо фамилия Пушкин является истории в темные времена Ивана Грозного и смутного времени, хотя, особо пытливые историографы обнаруживают следы этой крови аж среди сподвижников Александра Невского. Вообще, любовь человечества к рисованию генеалогических деревьев (правда изображают они их почему-то как правило корнями вверх) говорит за то, что оно находит большее успокоение в этих своих корнях, нежели в обещанном перманентном счастье вечного, бесконечного бытия в бозе.
Мало того, что Александр Сергеевич оставил по себе прилично всякого потомства, древо его в какой-то момент сплелось с ветвями деревца внучатого племянника Гоголя и, казалось бы – вот то-то мог бы получиться если не вид, то сорт, но… Сегодня в одной только России официально числятся с полсотни кровопреемников поэта; по миру и вовсе без счета; но вот последний прямой по мужской линии живет теперь в Бельгии, детей не имеет и стихов не пишет. То есть, Шекспир конечно мудрый человек, но эта его идея про «Пускай с годами стынущая кровь в наследнике твоем пылает вновь»… не выглядит ответом на вопрос «зачем мы здесь».
Но вот ведь какая штука! Наверное несложно обнаружить в России человека такого, который не вспомнит ни одной строчки из Лермонтова, Тютчева или Фета; еще легче найти не знающих из Маяковского, Блока или Ахматовой; есть и такие, что даже не слышали имен Анненского, Волошина или Мандельштама, но нет таких, начиная от розовых ногтей, которые бы не знали хотя бы Лукоморья. Может, дело не в крови, которую ты разбрызгал, но в семенах, которые ты рассыпал? Или Пушкин и вовсе сделался уже частью, содержанием коллективного бессознательного нации, когда любой ребенок рождается уже со стихами о Лукоморье в голове? Конечно только русский ребенок, родившийся там, где русский дух, где Русью пахнет.
Сам же поэт здорово заблуждался насчет финна, тунгуза и калмыка, ибо Пушкин непереводим, как непереводима русская душа. Набоков весь расстарался, перекладывая на английский Евгения Онегина – на челе англоязычного читателя не отразилось ничего; Тургенев как-то перевел несколько его стихов на французский и показал их Флоберу, на что тот высказался в таком уничижительном смысле, что… Впрочем, что нам за дело, как там думает себе о Пушкине другая-третья «мадам Бовари». Пушкин – богатство только русское, а то, что он не в копилке мира, так это его, мира проблема, проблема и изъян.
Сегодня такое настало пакостное время (или всегда так было?), что всем-то мы не нравимся и всякая, прости господи, от Литвы до Америки до колик мечтает, чтобы мы не были вовсе. Трудно судить, что там насчет ядерного щита и прочих мускулов, но завоевать нас можно исключительно только убив нашу душу, а как такое сделать, когда в каждой Лукоморье, Дуб зеленый, Златая цепь и Ученый кот? И в какое место русской куклы вуду ни воткни ржавой иглой, - а там такое что-то занебесное:
Но вот уж близко. Перед ними
Уж белокаменной Москвы
Как жар, крестами золотыми
Горят старинные главы.
Ах, братцы! как я был доволен,
Когда церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг
Открылся предо мною вдруг!
Как часто в горестной разлуке,
В моей блуждающей судьбе,
Москва, я думал о тебе!
Москва... как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось!
С днем рождения, Александр Сергеевич!