- Нет нигде, - выбегая из-за дома, пропыхтел задохнувшийся Андреев, - За магазином смотрел?!
- Пусто, - Червонец ползал на коленях в траве у подъезда, смотрел, щупал руками - Есть, звездочка с погона, Людкина. Глянь, истоптано все. Следы ботинок. Не черти, точно.
- Достал ты с чертями, - буркнул Андреев. На душе было паршиво. Бросили женщин одних. Танюха, бедная маленькая девка… Куда же подевались?
- Ушли может? – предположил Петров, отдуваясь. – Я метров триста кругом обежал, нету. Собака дохлая валяется. Мужик безглазый в подворотне, бомжара. И все.
- Куда ушли? Одни? Они же боялись каждого куста, - Андреев в досаде сплюнул, - Эх, я виноват. Поперся за винтовкой.
- Карабинчик что надо, - одобрительно мимоходом отметил Петров, - Время уходит, искать нужно. Давай так – ты в обратную сторону, откуда мы пришли, к центральной улице. Я – вот сюда, до того перекрестка. Больше им некуда, там воронка. Встречаемся посередине квартала, у школы. За час успеем обшарить. В дома не заходим, только если верняк там наши. И постарайся не шмалять. Ну, двинули!
Андреев кивнул и быстрым шагом направился в свой сектор. Петров неодобрительно глянул ему в спину – карабин наготове, шпарит по середине улицы, окликнул.
- Эй, Вова! Уйди с дороги, оккупант хренов. Похоже, тут кроме чертей рогатых хватает еще и земляков. Кустами двигай, да не шуми.
Он и старался не шуметь. Предательское чувство жалости и досады на себя гнало Андреева вперед. Ощущал, беда случилась с нечаянными попутчицами. Только найденные и теперь потерянные человеческие души он не имел права не спасти еще раз. Не заметил, как перешел на легкую трусцу, выдохся скоро, остановился у старых гаражей, слушал. Жаль, что рации в квартире лежали с разряженными батареями, а то бы на связи с Петровым поиски быстрее пошли. Кто же увел их? Или самое плохое случилось? Уволокли в кустарник у речки топающие вдалеке неопознанные твари?
- Не найдем так, - со злостью на себя прошептал Андреев, - на высоту надо залезть, может, увижу чего.
Куда забраться? Вот она, старая пятиэтажная хрущовка, желтая, печальная безмолвными окнами. Не через подъезд, по пожарной лестнице с торца здания, со стороны широкой улицы. До нижней ступени дотянуться – по оторванной топором с хрястом доске от сиденья скамейки, прислоненной к стене. Винтовка – за плечами. Сорок лет жизни с вином и обжорством – тоже там. Последний раз подтягивался – в шестом классе, два раза. Из-за физкультуры в школу ходить не хотел. Высоты боялся с детства до одури, на балконах в старых домах без остекления мутило по жизни…
- Эх, Володенька, хренов ты десантник, - сквозь зубы шипел, перебирая руками по ржавым ступеням пожарной лестницы. – Ползи живей, старая сволочь. Баб сейчас твари на куски рвут…
Ползком, борясь с нытьем в животе, втащил себя на пологую скатную крышу. Вкровь изодрал пальцы о завальцованную кровлю, хорошо, хоть ладони защищали модные кожаные стрелковые перчатки. Отдышался минуту, лежа на спине, глядя на облака, утихомиривая бухающее сердце. Ветер завывал здесь, как давеча на девятиэтажке, хотел спихнуть мальчика Вову вниз.
На втором курсе института, в чужом городе, выпал с пятого этажа общежития его однокурсник, парень откуда-то с Северов со странной фамилией Корбут. Красивый глуповатый паренек, любимец девушек, ранним утром, запустивши по вене неведомую смесь солутана с чем-то еще, радостно шагнул в окно. Студенты-медики толпились у переломанного трупа до приезда скорой. Голова начинающего врача разбилась в желто-красные брызги. Володе Андрееву мертвый Корбут снился целый месяц.
Владимир Иванович стянул со спины свой любимый за надежность и точность, полуавтомат тридцатого калибра «Браунинг», пристроил его на согнутую левую руку и заглянул в драгоценную восьмикратную оптику «Цейсс». Целую годовую зарплату врача Андреева, хирурга высшей категории, заведующего отделением, стоила эта безотказная система. Сколько медведей, лосей и кабанов положил он из винтовки за десять лет, не помнил и сам. Любил и берег оружие. Раз в неделю стрелял непременно на стрельбище, а зимой в тире. Тренировался в стрельбе стоя, а с упора уверенно дырявил пятирублевую монету на ста метрах.
- Ну, покажитесь, уроды, - бормотнул, не спеша обводя прицелом окрестности. С крыши видел улицу до большого перекрестка у школы. Дворы закрывали дома и магазины, но, если Петров замкнет квадрат с южной стороны, значит, женщины внутри квартала. Воронкой из хаты соседа они любовались минут пятнадцать, вместе с заходом в квартиру - полчаса максимум. Могли выскочить, только если бежали бегом. Но это вряд ли.
Светофоры на перекрестке слепы. Ветерок шевелит листву тополей. Стрижи безумствуют над рыжими крышами. Виден угол школы. Внимательно осмотреть сектор за сектором. Остановиться у спуска к речке. Проверить сквер на другой стороне проспекта. Пять минут перекур, не опуская оптику и, в обратном порядке.
Ничего. Бесследно пропали несчастные девчонки. Пора двигать на встречу с Петровым. И дальше искать, ночь-то близко…
- Ни-че-го, - покачал головой Червонец, не спеша подходя к стоящему у светофорной штанги Андрееву. Разочарование и сожаление отпечаталось на лицах обоих. – Чего делать будем? Крови, тряпок я не нашел. Надо где-то здесь, на этом углу обосноваться на ночь. Тут хорошая точка, на пару километров видно в четрые стороны.
- Думаешь, живы? – с надеждой спросил Андреев.
- Думаю, если и живы, то ненадолго, - житейски спокойно отозвался Петров.
Дробовик теперь перекочевал к нему. В сейфе Андреева он забрал все гладкоствольные патроны, наполнил два патронташа, остальные бережно разложил на дне рюкзака. Червонец был в форме, хоть и дышал тяжеловато, старые тренировки помнило жилистое тело. – Радует, что трупов-то мы не нашли. Значит, утащили. Если сожрать хотели черти – жрали бы там. Раз утащили, значит, живы.
- Для чего и кто может схватить и уволочь двух людей в такое время? Андреев пожал плечами.
- Двух баб, Вова, для начала, - хмыкнул Петров, - Это первое. Когда город бомбит авиация, первыми, пока еще дома горят, лезут по магазинам и хатам мародеры… Есть тут еще живые, поверь мне. А второе – почему они не могли просто уйти с другим коллективом? Подошли культурные люди, наши девки и сбежали. Ты харю-то свою в зеркале видел?
- При чем тут харя, - Андреев задумчиво потер заросшие щеки. – Давай пробираться в здание школы. Обоснуемся вот за этим фасадом. Там актовый зал, окна выходят как раз на перекресток.
- Знаешь эту школу? – осведомился Петров. – Место для наблюдения, действительно, неплохое. Нужно будет слушать и смотреть в оба. Может, проявится что-то. Я сейчас подремлю до сумерек, а с полуночи пробегусь по улицам, погляжу, послушаю…
Парадные двери аккуратно взломали гвоздодером. В полутьме, не зажигая фонарей, поднялись на второй этаж. Где-то хлопала открытая форточка. Школа наполнилась эхом осторожных шагов. В крайнем переходе к залу, Червонец вдруг резко остановился, так что Андреев даже налетел на него в темноте.
- Тихо! – почти беззвучно прошептал в ухо Сашка, - Слушай!
Где-то за поворотом, ниже этажом на лестнице, еле слышно бормотал кто-то и всхлипывал. Андреев замер, снял с плеча карабин. Петров замотал головой, остановил его жестом, передал свой дробовик и бесшумно вытащил из ножен тускло блеснувший нож.
- Нам туда не надо, - успокаивая биение сердца, зашипел Андреев, - Зал выше этажом!!
- Хочешь спать рядом с этим? А может, там ребенок? Прикрывай, только не пальни в меня. Там света нет, пролет без окон. Фонарь включишь по команде. Пошли…
На лестничной площадке, в самом углу, копошился кто-то. Бормотал неразборчиво, шмыгал будто носом, и принимался временами горько плакать писклявым звуком.
- Свет! – громко скомандовал Червонец, присев на полусогнутых, приготовив для удара клинок в опущенной руке.
Ростом с десятилетнего ребенка, розовое морщинистое существо производило жалкое и омерзительное впечатление. На костлявом тельце болтался изодранный синий халат. Тоненькие руки с узловатыми пальцами перебирали бессмысленно на полу куски штукатурки. Желтые глазки, утонувшие в складках морщин на круглой морде, взглянули на мужчин без всяких эмоций. Существо беспрерывно бормотало неразборчивую чушь, кивало лысой головой, принималось хныкать без видимой причины.
- Ну, вот что это такое, едрена мать? – Андреев в отчаянии опустил оружие, - Что это за херня, Саня?!
- Это, - Червонец с любопытством разглядывал уродливое создание, - Это уборщица, видать. Судя по халату. Ты не расслабляйся, кинется того и гляди. – Э-э-й, ты говорить умеешь?
Маленькая тварь вздрогнула, пристально уставилась бусинами глаз на Петрова, оскалилась вдруг пастью редких остроконечных зубов и бросилась на них, зарыдав в полный голос визгливым фальцетом.
- Ах ты, сука! - Андреев чуть не выронил фонарь, суматошно попятился, поднимая карабин.
Червонец, без секундного промедления, переместил вес на левую ногу, развернул корпус, пропуская мимо семенящего уродца, и быстрым, точным взмахом, перерезал ему тонкую шею.
- Не суетись, Вова, - хмыхнул, вытер нож о штанину, - Не очень он резвый, ножки-ручки слабые. Глянь, крови-то нет. Посвети-ка, ну?
Андреев оцепенело кивнул, поднял фонарь, с жалостью смотрел на неподвижное хилое тельце.
- Ты зачем его убил? Надо было исследовать, что ли…
- На вот, исследуй, - Петров пнул распластанное тело, как кукла заскользившее по лестничной площадке, - Я лично не хотел к нему на ужин попасть. Глянь, правда тетка, уборщица была? Ты доктор, сам уж тут.
Андреев присел на корточки. Почти отделенная от туловища сабельным ударом ножа голова уродца болталась на куске кожи. Гуттаперчивое сморщенное тельце казалось невесомым.
- Ты погляди! – изумленно проговорил Андреев, - Видел такое когда-нибудь?!
В распоротой шее твари не было сосудов, мышц и костей позвоночника. Под бурой кожей не было вообще ничего. Ощупывая туловище и бугристую голову, Андреев ощущал податливую упругую мягкость резинового мячика.
- Да он пустой внутри, как старая грелка, - Петров покачал головой. – Как вот его такого убить, если будет большой, резкий и жрать захочет?! Куда будешь стрелять, если у него сердца нет?!
- Ерунда какая-то, - Андреев закурил, - Нужно думать.
- Ну, давай перекусим, я подремлю, а ты пока подумаешь, - согласился Петров, - Пошли в зал поднимемся. А то мы тут базарим, а девки наши, может, уже у таких вот уродов в животах перевариваются…