- И все же, я почти в раю, - Хосе Менгеле, в прошлом Йозеф, шестидесятисемилетний гражданин Бразилии, доктор медицины, он же гауптштурмфюрер СС, Ангел смерти Освенцима, сидя в кипарисовом шезлонге, любовался лазурной гладью Южной Атлантики. – Правда, это не мой рай. Мой остался далеко, в 1944, в Биркенау. Там остались мои любимые девочки и мальчики. Ах, какие это были чудесные годы. Как далеко вперед пронес я светоч медицины…
Йозеф, любимец Беппе, как называл его сам рейхсфюрер, задумчиво созерцал морскую гладь, белый песок, пальмы Сан-Паулу. Родной фатерлянд исчез за океаном тридцать лет назад. Тридцать лет он колесил по Южной Америке, из Аргентины – в Парагвай, из Парагвая – в Бразилию. Хлопотно, но грех жаловаться – безбедно, с комфортом, и климат что надо.
Настроение испортилось единственный раз, когда проклятые евреи прихватили в Буэнос-Айресе Эйхмана, старого соратника, умного, педантичного профессионала, шагавшего всю жизнь по пути «окончательного решения еврейского вопроса». Повесили оберштурмбаннфюрера СС, гестаповца Отто Адольфа Эйхмана как раз на родине десятков тысяч заморенных по его указанию евреев. Не одел перед казнью капюшон, умер со словами: - Да здравствует Германия! Я готов.
С тех пор Менгеле оборвал все контакты. Связь с миром – через закладки с номерами и паролями банковских сейфов. Два года назад давние сотоварищи зачем-то вывели на него единственного сына. Рольф ничем не был похож на Йозефа в молодости. Темноволосый, нерешительный мужчина пришел ранним утром на виллу, где жил одинокий нацист.
- Отец, как живешь ты с этим камнем на душе? Я никогда бы не стал искать тебя, но мама просила меня это сделать. Она сказала – найди его, Рольф. Может, годы смыли из его души всю мерзость?!
Йозеф внимательно смотрел на своего единственного ребенка. Больше двадцати лет не видел. Оставил почти грудным. Кудреватый, темноволосый, невысокий. Лицевой угол слишком тупой. И откуда эти скулы, боже мой, откуда такие скулы?! Нет, это не мой сын, определенно. Ирена, шлюха, что ты наделала?
- Убирайся, - Менгеле не спеша отхлебнул кампари со льдом из высокого бокала на тонкой ножке,
- Проваливай. В следующий раз получишь пулю, - для убедительности головой кивнул на «Вальтер ППК», лежащий в раскрытой книге на журнальном столике, - И передай старой потаскухе, чтобы больше не посылала тебя ко мне. Так ты дольше проживешь.
- Мама умерла, - слезы текли по щекам Рольфа, он стискивал пальцы в жесте отчаяния, - Отец, ты ведь веришь в Бога? Ты молишь Его о прощении?
- Мне не в чем раскаиваться, - покачал седой головой Менгеле, - За всю жизнь я лично никому не навредил. Да, именно так. Пошел к чертовой матери. Не заставляй меня смотреть на твои сопли.
Удивительная вещь, этот океан. До горизонта – голубая, в фиолетовый тон, безмятежная гладь. Громадный живой организм. Живой сам по себе, единый со своими обитателями, с бескрайним южным небом.
Вот и Йозеф был един с каждым из своих подопытных. Страдал и умирал, отравленный ядами, искалеченный уродующими операциями, сшитый заживо с кем-то другим – одна на двоих печень… Ослепленные нитратом серебра близнецы, стерилизованные кислотой румынские цыганки, раздавленные в барокамерах русские военнопленные. Они долгие годы бредут мимо него, стоит только закрыть глаза. Их десятки тысяч. Число им - тьма…
Йозеф Менгеле, доктор медицины, гауптштурмфюрер СС, Ангел смерти Освенцима, вошел в воду в одежде. Он брел навстречу океанскому рассвету, широко расставив руки, пока не скрылся под голубой толщей волн навсегда…
Андреев, с трудом обрывая сон, вскочил от того, что Петров хлестанул его по щеке тыльной стороной ладони, крепко приложил, пятно красное осталось, заорал прямо в ухо: - Вставай ты, мерин старый!! Стреляют в стороне большого магазина, за светофором. Как ты шел по этой улице, проверял?!
- Да проверял же, - с трудом приходя в себя, буркнул Андреев, вставая на ноги. Кошмарный своей реальностью сон совершенно его дезориентировал.
- Я туда, времени нет, - Червонец схватил дробовик, уже мчался к лестнице, крикнул, - Быстро выходи на перекресток, бери на мушку вход и по другой стороне двигай к зданию!
Саня Петров, сердясь на Андреева, на себя, что не проверил сразу большой торговый центр поблизости, на промедление, пока добудился доктора, мчался бегом по темной улице. Одиночный щелчок пистолетного выстрела стукнул пять минут назад. Автоматная очередь – минуты три. Там еще, значит.
В кого, почему палили и кто там есть – дело второе. Надежда была, что пропавшие девчонки там и они живы. Приблизился метров на двести, перешел на шаг.
Над входом в магазин раскачивался подвешенный на проволоке фонарик. Блики света метались по окнам помещения изнутри.
Успокаивая дыхание, Петров, согнувшись, прокрался по ступеням к замершим в открытом положении стеклянным створкам дверей. В глубине зала, метрах в двадцати от входа, склонились над лежащим телом в белой пижаме две фигуры. Спиной стоял человек в куртке с капюшоном, в опущенной руке отсверкивал пистолет. Лицом ко входу на корточках, обшаривая, видно, труп, сидел полуголый обильно татуированный в купола и звезды, рецидивист, насильник и убийца с Воркуты, Гена Савоськин, погонялой Сиська.
Саша Червонец с Сиськой виделся лет пять назад на толковище в Ярославле. Интересы были разные, - воркутинские традиционно контролили северный завоз наркоты-синтетики, барыжный водочный левак и кусок архангельских лесоперевозок.
Петров несколько опешил. Второй мужик повернулся к свету, и Саня узнал Руслана Гиреева – бандита с Казани, наркомана, после отсидки пару лет кантовавшегося в городе. Монгол был совершенно бесстрашен по жизни, с начисто убитыми метадоном чувствами самосохранения и совести. До вора по блатной лестнице еще не дошел, но боевиком был опытным – от казанских разборок, до Ставрополья и Дагестанских гор успел руки кровью замарать. Действовать нужно было очень аккуратно. Лучше всего выждать, пока успокоятся после стрельбы.
- Бля, что за чертила налетел? – Сиська недоуменно обшарил карманы трупа в пижаме. – Откуда он взялся?! В пижаме и шлепанцах. С дурдома что ли?
- Не знаю, - Монгол пожал плечами, - Заскочил с улицы. Будто базарил с кем-то еще. А никого не было. И правда, псих. Слышь, Сиська, точку надо менять. Нашумели, неладно…
- Не ссы, - Сиська махнул рукой, - Мусоров нету, забыл? Ты проверил, точно этот кент один пришел?! Где Пуп? Пуп, сука рваная, сюда иди!! Русик, проверь, где он там заныкался.
Гиреев обнаружил бывшего сержанта полиции сосредоточенно привязывающим электрическими проводами голое избитое тело прокурора Шумовой к металлическому разрубочному прилавку на мясном отделе. Набор инструментов он уже приготовил для работы, разложив на полиэтилене рядом на столе.
- Э, неполноценный, иди пошарь там у входа, - Гиреев без жалости и интереса посмотрел на бабу. Один глаз совсем заплыл, волосы в запекшейся крови. Грудь и живот – сплошной синяк. – Успеешь с ней. Ты слышал меня, Пуп?! Сука, веселился, пока мы воевали. Ступай на вход, падла!!!
У верзилы не испортилось нестроение. Буркнув что-то под нос, потуже затянул узел на лодыжках жертвы, нежно посмотрел в лицо. По-товарищески дернул Гиреева за рукав: - Руслан, вылей пока на нее водички. Пусть в себя приходит. А я вернусь и все доделаю…
Петров увидел у Сиськи АКСУ, когда блатной направился в конец коридора, за стеллажи. Там, при его приближении, кто-то тоненько, по-детски, заскулил. Сашка почувствовал, как прыгнуло сердце – точно, там девчонка. Значит, и вторая здесь. Гиреев пропал из поля зрения, а вместо него к выходу направлялся двухметровый здоровяк в полицейском кителе с опухшим бесцветным лицом и топором в правой лапище.
Червонец не спеша отполз в кромешную тень, за колонны у входа и достал проверенный тесачок. Пара шагов и три удара сердца отделяли верзилу от пятнадцати сантиметров стали под кадыком.
Выстрел грянул громовым раскатом. Пуля – чвирк - в ночном воздухе рядом со щекой начавшего бросок Петрова, ударила шлепком в могучую грудь гиганта, с куском ткани и ошметками большого сердца вылетела из спины распластанной лепешкой. Как стоял, занеся ногу для последнего шага, так и рухнул на керамогранит крыльца бесформенным мешком безымянный человек по прозвищу Пуп.
- Дядя Вова, снайпер хренов, - с досадой прошипел Петров и с низкого старта, пригнувшись, метнулся в помещение. Перекатился от входа направо, загремел продуктовыми тележками. Шумное уже получалось дело, поэтому надо было напугать блатных превосходством численности.
- Пацаны, вперед!!! – заорал сам во всю мочь, - Живьем их брать!!!
Орал и боялся, что сейчас подбежит доктор Володя, ворвется и срежет его у входа очередью из «Калаша» Сиська. Побежал по коридору, между стеллажей, пригнувшись в сумраке. На мясном отделе задел морозильный ларь с раскисшими без электричества вонючими курами и с грохотом рухнул во весь рост.
Упал вовремя – бахнул два раза пистолет из коридора, одна пуля щелкнула в кафель у самой головы, вторая вдрызг разнесла стеклянный шкаф. С колена выстрелил из дробовика картечью в направлении атаки, но в потолок – боялся в темноте попасть в женщин, которых до сих пор не обнаружил.
- Валим, Монгол! – каркнул где-то слева сиплый голос Гены Савоськина. Петров вскочил на ноги, перемахнул прилавок, увидел прокуроршу, распростертую на разделочном столе, отметил – жива, повернула голову с чугунно-синим разбитым лицом.
- Таня там, - прошепелявила окровавленным ртом, - Девочку спаси…
Петров переломил двустволку, перезарядил еще два картечных патрона и бегом, на согнутых ногах, по лабиринту стеллажей, в полумраке, на голос блатного. Стрелок с пистолетом нырнул под вертушку у кассы, проскочил через ларек с сотовыми телефонами и сиганул в витринное окно на боковом фасаде. –
Опытный, -отметил Петров, - прыгая, Монгол приложил впереди себя в кривизну стекла рукояткой «ПээМа».
- Получите, суки!! - заорал совсем рядом Сиська, саданул короткой очередью над прилавками, сквозь стеллажи с конфетами и пряниками, - Лежать всем!!
На минуту блатной появился в поле зрения из главного входа и снова бухнул винтовочный выстрел, пуля чиркнула по виску Гены Савоськина, улетела прочь с лоскутом кожи и клочком волос.
- А-а-аа, падлы, - взревел Сиська, крутанулся на пятках и рванул за Гиреевым в разбитую витрину. Кровь из скальпированного черепа обильно хлестала на пол и белые стены.
Петров позволил ему убежать. Выдохся, не хотел умирать в нелепой стычке с ворами уже в этом, другом мире. Осторожно прополз до конца коридора, обнаружил Татьяну, накрепко прикрученную к батарее, в разрезанной на лоскуты одежде, заплаканную, но живую.
- Дядя Саша, вы пришли-и-и , - рыдала девчонка, пока резал веревки. – Ой, что они наделали!! Убили человека, и меня чуть… А Люда где, живая она?! – придя в себя, стыдливо закрывалась руками.
Андреев прибыл через три минуты. Сосредоточенно кивнул Петрову, перекинул карабин за спину, ткнул пальцем в труп в белой пижаме с бурыми цветами смерти на неподвижной груди.
- Мертвый? Посвети, Саня.
- Ты за каким хреном стрелял через дорогу, я бы амбала по-тихому, с ножа взял, - устало проговорил Червонец. – Чуть ведь башку мне не снес. А по главарю мазанул. Снайпер, едрена мать.
- Далеко, - буркнул Андреев, - Метров двести верных было.
Владимир Иванович опустился на колени рядом с мертвым человеком. Разглядел, наконец его, провел рукой, закрыл остекленевшие глаза. Поправил тронутые сединой, черные еще в целом волосы, склонился, коснулся ледяного лба.
- Знаешь его, что ли? – кивнул Петров на убитого, вздохнул, наблюдая сгорбленную фигуру Андреева.
- Это он нас спас, - проскулила сквозь слезы, кивая головой Татьяна,
- Один пришел, без оружия, не побоялся. А они его убили…
- Пожалуй, если бы в него не стреляли, мы бы спали спокойно в школе, в трехстах метрах отсюда, - согласился Червонец, - спасибо мужику сказать надо…Память вечная.
- Это мой самый большой друг, - Андреев катал комок в горле, - Это замечательный человек, это Учитель. Это Боря Белкин, на всю жизнь порядочный и правильный. Не успели свидеться чуток …