Рассказы об алие и абсорбции:
Четверть века эмиграции
Введение.
Когда речь заходит об Абсорбции, то изначально в голову приходит нечто, попахивающее уксусом и нафталином, химически-физиологическое, относящееся к процессу поглощения биологическими тканями определённого вида веществ. При этом подразумевается, что в дальнейшем, по мере впитывания, вещество это перерабатывается в упомянутых тканях наиболее приемлемым для них образом. Правда, в качестве одной из малозаметных своих странностей ХХ век преподнес человечеству такое явление, как изменение базовых и коренных понятий и слов, а также расширение области их применения и сути их толкования. Именно это произошло со словом абсорбция. Но вдобавок, следует отметить, что произошло оно с ним, с данным словом, вне ореала действия и зоны распространения русского или других языков (for example? English: absorbtion), в которых это слово или понятие родилось и использовалось ранее. Как всегда виноваты во всём оказались евреи, использовавшие слово абсорбция в области от химии и биологии в общем-то далёкой. Они воспользовались им в сфере социально-экономической, вознамерившись решать её проблемы в точности тем путём, что описывается в химии и биологии, создав в структуре еврейского государства специальное Министерство – АБСОРБЦИИ. И чаще всего в разговорной практике слово это произносится в паре со словом алия – буквально означающее на иврите восхождение, а в религиозном звучании описывающем подъём к вершине горы Сион (к истокам веры!). В последнем же столетии подразумевало оно стремление и процесс возвращения евреев в своё государство, Израиль.
Я уверен в том, что читатель, обративший внимание на эти строки, в целом к постижению содержания моих слов подготовлен. Но хотел бы добавить только одно. В заглавиях своих повествований я злоупотребляю словом ПЕРВЫЙ. Пусть это Вас не смущает. Ведь речь в этом сборнике рассказов пойдет о впервые происходящих, а значит переломных и непростых событиях человеческой жизни. И, надо отметить, что, несмотря на некоторые напряженность и драматизм, жизни в целом событийно и результативно удавшейся. То есть такой, что АЛИЯ, как решение, в этой жизни может считаться абсолютно оправданной, а АБСОРБЦИЯ – как процесс, завершившейся полным жизненным успехом.
* * *
В июне 2008 года к нам в гости из Америки приехал сын с женой и внуками. Младшей, Ине, подходило к семи, а старшему, Лёне, как раз стукнуло 13 лет, и, по обычаю американских евреев, родители привезли его в Израиль на Бар-Мицву, традиционный обряд перехода мальчика во взрослое состояние. Ещё из дому, из Чикаго сын договорился с одним из Иерусалимских реформистских равинов, и через три дня мы всей семьей, семьи моего младшего брата и Зоиной сестры, и наши близкие друзья должны были собраться на горе Скопус прямо напротив Масличной горы и старого города для совершения обряда.
Но это произошло чуть позже, а в первый день нам пришлось посуетиться по причине того, что у Лёни возникли проблемы при пересечении границы Израиля, куда он въехал по американскому удостоверению. В документе значилось, что мальчик родился в Хайфе, и пограничница сразу же спросила про его Израильский даркон – здешний международный паспорт. Даркон оказался просрочен, и в первые же часы по приезде нам с сыном пришлось поехать в мисрад апним (представительство МВД в Кармиэле) за продлением, дабы избежать неприятностей при выезде.
Данька, сын, обо всем быстро договорился и начал заполнять необходимые анкеты. Времени это требовало много, и Лёня явно заскучал. Тогда я, предупредив сына, скоренько усадил его в машину и отвез на фирму, где работал, расположенную на параллельной улице. Леня вошел в холл, остановился при входе и стал оглядываться. Мы находились в административно-инженерном корпусе, где располагался и наш отдел. Внутри корпуса все было новым, нарядным. Его переоборудовали всего два года назад, поэтому внутренняя обстановка не могла не понравиться
- Дедушка! – спросил он. – Ты здесь работаешь?
- Да. – ответил я.
- А где твое место? Можно посмотреть?
- Конечно.
Мы прошли в мой кабинет, остановившись несколько раз по дороге, так как все встречные, зная, что ко мне приезжает внук, хотели на него посмотреть и познакомиться. Я вошел в комнату, а Лёня задержался за порогом. Он остановился и рассматривал табличку с ивритскими письменами, прикрепленную на стене.
- А что здесь написано?
- Написано? “Dr.Radomir Gorkin, Research & Development manager”- перевел я на более понятный ему английский и добавил:
– Проходи и садись.
Внук сел в гостевое кресло напротив меня и заозирался.
- Это все твои книги? – заинтересованно протянул он.
- Да, а что?
- И ты все это читал?!
- Ну, не все, конечно...Часть читал, а остальное просматривал, чтобы знать, где искать нужные мне вещи.
- А ты и правда доктор?
Я засмеялся и протянул ему визитную карточку на английском. Он прочитал и продемонстрировал некоторое знакомство с обсуждаемым вопросом, произнеся вслух:
- У-у-у, ты, оказывается, PhD! А ты сам книжки пишешь?
- Писал когда-то... По-русски.
- А посмотреть можно?
- Конечно, можно...
- Ой, правда! Горкин!...– обрадовался он, получив в руки пару из моих книг и увидев свою фамилию на обложке.
Тут в комнату влетела диспетчер Танечка и затараторила:
- Радомир! Я понимаю, что Вы в отпуске, но на минутку, прошу, пройдемте в комнату к Лёше-металлургу. Я хочу, чтобы Вы посмотрели на роторные ламинации для самонамагничивающихся двигателей. Я ему не доверяю и просто боюсь отдавать их дальше в работу...
- Посиди тут. Я скоро вернусь – попросил я Лёню.- А когда вернулся, в комнате стояла одна из наших женщин и разговаривала с ним. Обернувшись ко мне, она улыбнулась и сказала, что внук у меня любознательный...
Когда мы уже направились к выходу, в холле он обратил внимание на стеклянную витрину для гостей с образцами продукции. Подошли, я начал объснять, что именно в ней стоит, а он затих, внимательно слушая. Потом вдруг спросил:
- И ты все это придумал? – я понял, что моя сотрудница ему что-то там уже наговорила.
- Ну, что ты... Моего тут... – и показал по очереди на свои разработки.
Набралась добрая треть от того, что в витрине стояло. Мальчишеские острые глаза его перебегали с одного металлического предмета на другой. Они ему явно понравились и заинтересовали. А когда я объяснил их назначение в конечном продукте, фотографии которого висели тут же над витринами, он в изумлении присвистнул, и пробормотал:
Ну, ты даешь, деда! Оно для дронов и ракет!? – и попросил показать, как все это делают.
Времени было мало, поэтому я провел его только в соседний корпус на сборку. Девушки на электромеханическом участке начали ахать и охать, какой у меня большой внук. И каждая, показывая свою работу, не забывала добавить:
- Это все твой дедушка придумал...
Позже одна из них определила, что парень – смерть девкам. Он действительно вырос симпатягой – курчавый, с огромными глазами...
Когда мы вернулись за Данькой и уже ехали домой, сын спросил внука, ну, как, мол, у деда на работе, тот выдохнул:
- Wonderful! – и все время их пребывания, когда мы оказывались вдвоем, возвращался в вопросах к увиденному на заводе. Так я познакомился со своим внуком. Хотя до этого мы не менее пяти раз за десять лет бывали у них в Америке, возможность представиться лично возникла только здесь и сейчас. И, помню, после их отъезда я поймал себя на мысли, что мне хотелось бы рассказать ему о себе...Но на каком языке смогу я это сделать? Ведь по-русски-то внук читает по складам и не всегда, по этой причине, улавливает содержание...
* * *
Вообще-то я уже давно испытывал желание и потребность поделиться с кем-то знаниями о моей профессии, воспоминаниями о чем-то таком давнем-давнишнем и очень важном для меня, сомнениями в принятых когда-то решениях и совершённых поступках... Вот только с кем делиться?... Над этим надо было думать и думать! Потому, как одного моего желания в этой ситуации недостаточно, и тут, как минимум, необходима ещё и другая – воспринимающая сторона. По определению - это следующее за моим поколение, ибо в поколении своем я вряд ли найду благодарного слушателя или читателя. Ведь каждому из нас – стариков - есть, что рассказать самому - или вслух, или на бумаге... И, если внимательно приглядеться, то нетрудно заметить, что каждый предпочитает не слушать, а говорить сам... Есть, наверное, некоторый шанс, что в душах ровесников я cмогу вызвать отклик-сопереживание на общие в прошлом проблемы, заботы и волнения - разбудить общие для всех нас воспоминания... Но для этого надо хорошо постараться.
И пусть я далеко не уверен в том, что происходящее сейчас со мной типично для всех, достигших 70-летнего порога, но чисто психологически возрастная велеречивость – явление, встречаемое часто и повсеместно. В чем-то это связано с падением престижа и значимости в самооценке, вызванное снижением интереса окружающих. И тогда человек, теряющий внимание знакомых и близких, из "века нынешнего" возвращается памятью в "век минувший", где он значил собой гораздо больше, был сильнее и могущественнее, решал серьезные задачи, принимал ответственные решения... Он был авторитетен в глазах коллег по работе, он был непререкаем в глазах детей и домочадцев, он был ... он был... он был!
И вот тут я, как-то незаметно для себя самого, подобрался к реальной сути обсуждаемой проблемы: противостояния понятий "кто я есть" и "кем я был". Сопоставление такое абсолютно не в пользу настоящего времени, в недрах которого мы - старшее поколение - уже теряем нить бытия. Все меньше понимаем смысл и логику событий, замыкаясь в сужаю-щемся кругу наших сугубо личных дел и потребностей. Уже не так четко, как раньше, работает замутившееся сознание. Уже поскрипывает и постанывает тело, износившееся от времени и перегрузок. Состояние здоровья из понятия относительно абстрактного переходит в категорию проблем абсолютно конкретных и актуальных. В двух словах этого не перескажешь, а на большее просто жалко времени и бумаги... Но человеческая природа такова, что любому из нас душевно и психологически комфортней живется при уверенном осознании собственной значимости в глазах своих и, главное, - в глазах окружающих. А уверенность эта может быть почерпнута уже лишь в прошлом, в «веке минувшем»...
Но вернемся к изначалу, к желанию поделиться... Первым в списке стоит вопрос «с кем?», а вторым, вслед за ним – «чем?». На первый вопрос я нашел ответ совершенно неожиданный. А с самим собой!!! Я читаю массу исторической и мемуарной литературы про чью-то жизнь, про чьи-то переживания, вдумываюсь в чьи-то мысли и оценки ушедшего времени и сопровождавших его событий. Так почему бы не вспомнить себя самого, своих друзей и близких на этом фоне? Почему бы не прикоснуться вновь к событиям своей жизни и их итогам? Почему бы не перебрать наново те движения души, которые помнятся и волнуют до сих пор. И не с целью их переоценки, а из сладкого желания почувствовать и пережить ещё раз. И в этой ситуации ответ на второй вопрос «чем поделиться?» приобретает несколько иной смысл, ведь делиться-то нужно самому с собой. А это значит - просто согреться теплом оттаявшей души и насладиться былым течением уже прожитой, но ещё такой близкой и памятной прошлой жизни. Хотя бы в мыслях вернуться к тому, чего не достает в жизни сегодняшней.
По привычке человека, имеющего отношение к научно-технической компетенции, берясь за любое дело, я прежде всего стараюсь определиться с «предметом труда», с его основными параметрами и налагаемыми на них ограничениями. Эти основы методологии позволяют четко очертить границы начинаемой работы и не дают растекаться «мыслию по древу» в процессе её выполнения.
Оглядываясь назад, я, как и многие из бывших "советских", очутившихся волею судеб в Израиле , расчерчиваю-разделяю свою жизнь на две части: «до» и «после». Столь значительное перемещение в пространстве, именуемое «Алией», которое можно назвать ещё и репатриацией или эмиграцией (все зависит от точки отсчета!), перерубило нашу жизнь, как ствол дерева на фотографии с первой страницы этого текста. Жизнь «до» уподобилась покрытому старой корой нижнему обрубку ствола с комлем и корнями, а жизнь «после» потянулась вверх, и, зазеленев свежими листьями, налилась новыми соками и силами... Эмиграция действительно напоминает по сути процесс пересадки оливковых деревьев, когда ствол с полуобрубленными корнями и начисто обрезанной кроной перевозят на новое место, небрежно прикапывают и, слегка напоив его водой, оставляют бороться за жизнь... Проходят годы, прежде чем дает оно первые серьезные побеги, постепенно набирающие силу... Но и через десятилетия остается на теле растения уродливое образование, как свидетельство пережитого надлома и перенесенного страдания...
И поскольку хронологически период «после» ближе и памятней, я решаю начать именно с него, углубляясь в нижние слои лишь по мере необходимости. Я хочу вспомнить здесь своё личное видение этого времени... Свои ощущения и впечатления... Свою боль и радость... Свои надежды и страхи... Свои победы и поражения... Я хочу описать то, что по прошествии двадцати пяти лет ещё помню, и так, как я это помню, без особой подсортировки и выборки...
Я сразу же хочу устраниться от серьезного анализа социальных и общественных проблем, связанных с Большой Алией, касаясь их лишь по мере нужд собственного повествования, представляя их такими, какими они виделись лично мне. Я просто хочу ещё раз пройти этот нелегкий и болезненный путь, пройти самому, но с оглядкой на тех, кто захочет ко мне присоединиться...
Ещё одно небольшое примечание. Я намерено не хочу касаться деятельности государства Израиль по абсорбированию несметных полчищ репатриантов, нахлынувших, как волна, на такую крохотную и такую привлекательную страну, саму родившуюся и выжившую в супер экстремальных условиях и помогающую выжить другим. Так я вижу и оцениваю свалившуюся на неё в начале девяностых годов проблему. Привезти, накормить, обучить языку и, где надо – специальности, помочь с обустройством и приобретением жилья... Это просто невероятные затраты и усилия! И не мне решать и оценивать то, насколько хорошо она это делала или делает.
Оглядываясь назад, я вижу, что творилось и творится на моей «доисторической» с русскими людьми, отхлынувшими в родные пределы с территории отделившихся сателлитов России. Если приравнять в относительных единицах то, что «переплавил» внутри себя Израиль, для России это составило бы не менее пятнадцати миллионов беженцев. И все мы видели, как она обошлась с только лишь тремя-четырьмя-пятью миллионами.
Я не то чтобы не хочу плевать в колодец... Я низко кланяюсь стране Израиля и её народу за все, что они для меня и моих близких сделали. На трудном своем пути я получил возможность перевести дух по приезде, мне не пришлось с первого дня бороться за кусок хлеба, мне дали оглядеться и, как могли, подготовили перед тем, как пустить в свободное плавание. Мелкие проблемы, о которых мы по привычке говорим на наших кухнях – они и есть мелкие. И если я иногда и вспомню что-нибудь негативное, то только лишь из желания подчеркнуть те личные трудности, которые выпадали репатриантам в их непростых обстоятельствах. Я прекрасно понимаю, что идеальными в жизни могут быть только схемы. Всё, к чему прикасается человек, так или иначе искажается в силу именно его несоответствия такому идеалу. И ждать от системы абсорбции чего-то другого, извините, наивно. А мы ведь умные люди, так зачем же ставить себя в глупое положение, ругая давшего нам кров и пищу. Но, кроме того, ведь рынок есть рынок, у него свои реакции на любое жизненное явление, у него свои законы... И он заставляет нас с этим считаться. И вот теперь уже – к делу!
Последние лет двадцать пять меня занимает вопрос единомоментности репатриации 90-х годов и её последствия в нашей жизни. Как это случилось так, что в течение всего трех лет более полумиллиона евреев, слывших на своей «доисторической» родине за людей благоразумных и уравновешенных, принимают скопом совершенно авантюрное решение «ехать!» и также скопом кидаются в кратчайшие исторические сроки его реализовывать. Что это? Очередное Божье деяние? Чудо Исхода? Как объяснить это социальное явление вызывающим доверие образом? Литературный образ «прорыва плотины» - это лишь иллюстрация явления, а не отражение его сути... Но что-то же за ним стоит? Чем-то оно, это явление, должно быть обусловлено? Факт налицо - требуется разумное объяснение.
Точек зрения - множество. "Русская", например - евреи бегут с корабля, который в этот момент действительно потрескивал, с боку на бок переваливался, пассажиров поташнивало... Можно и про страх погромов добавить... В те времена эти слухи циркулировали интенсивно и повсеместно, лично свидетельствую. И расклеенные по столбам ограды вокруг Дворца молодежи на Фрунзенской в Москве листовки с похожими призывами самолично штудировал. Да и в прессе - общество Память!... С полным списком еврейских долгов русскому народу! Но мы ведь к публичной полемике ещё не были приучены. Когда одни в выражениях не стесняются, другие к печатному слову, как к Гласу Божьему и истине в последней инстанции относятся! А тут-то и начинается страшная вещь - "идея, брошенная в массы"... под названием -
(1) страх за себя и близких.
Другая мысль. В 1987-ом границы открыли, народ туда-сюда кататься начал - Америка, Германия, Израиль...Информация, как известно - мать интуиции. А она потекла... Поначалу ручейками... Потом потоками вспененными... И началось: А там у них!... А по мусоркам такие шмотки!... Стопочками и поглажены!... А пособие по безработице всяко выше нашей зарплаты!...А продукты в магазинах!... Мама моя!... А у нас рыбный завтрак туриста!?... И что Вы ждете?! Заказывайте вызов! Там же на рынке апельсины дешевле картошки!...
А у меня в Америке сестра... А у меня в Германии брат...А у меня в Израиле тетя... Вот письмо!... Вы только прочтите!... Ведь это жизнь!... А у нас тут!... Да, в конце концов, и просто заграницу своими глазами увидеть!... Такое явление, выражаясь научно, можно охарактеризовать или смоделировать, как разность потенциалов, возникшую между «внутри» и «снаружи» и вызвавшую в сложившихся условиях ток определенного направления. И это уже можно назвать
(2) стремлением к лучшей жизни.
Третье соображение. Американцы слегка сбл**нули, подняв в 1985-87 годах шум на весь свет - Права человека!... Право выбирать место!... Объединение семей!... Народ и клюнул... Такая наживка!?... Ан нет! Они в сентябре 89-го лавку уже прикрыли, такую бюрократизацию придумали и ввели, такие заборы, такие очереди!... А в Израиль - как по маслу, без проблем и остановок в пути! Никаких тебе "островов слез"! Вниз по глобусу, как на попе с детской горки! Встреча на аэродроме в присутствии высших должностных лиц с национальными флагами! Это уже можно рассматривать, как
(3) внешнее политическое регулирование
со стороны американского и израильского правительств.
В-четвертых, чего стоили рассказы ватиков-ветеранов... На работу в Хеврат Хашмаль (Электрическую Компанию) взяли на третий день... без психотестов дурацких всяких... А квартиру в Кармиэле - с пятью разными ключами в руках и с метапелет (куратором) из центра абсорбции - ходили выбирать. А еще один ключ припрятывали и год в кармане носили, как "пирожок для бабушки"... Она сердешная ещё никак решиться не могла, да и вызов ей ещё не отправили... А ключ уже был, и квартира стояла... Во - дела были в 1975-80! И ведь верили же... Ей-Богу, верили... А может и правда!?... Только вот в 1990-х это уже напоминало картину "Охотники на привале" и ходило в кругах, падких на такое, как
(4) охотничьи рассказы.
Уже ближе к 1990 году в Москве в библиотеке Минсельхоза открыт был агитпункт с небольшим набором печатных агитационных материалов Сохнута и непрерывной демонстрацией видеофильмов по истории Израиля. Это уже было место для народа интеллигентного, менее доверчивого и более осторожного. Помню факты из собственной биографии и брошюры отдела науки Министерства Абсорбции, за подписью г-на Шапиро. В Израиле богато с наукой, писал он в этих брошюрах - одних только научных работников - 4000!... Да приехало из Союза – ещё свыше аж 6000!... Сумасшедшие приросты и невероятные достижения!!! Ждём Вас, господа, учёные! Марш вперед и с песней!
Мне б тогда бы и подумать, а как при конкурсе 2.5 человека на место я буду работу себе искать? А если еще и учесть, что один-то из двух с половиной на иврите свободно, да ещё и по английски «спикает», и вообще - он просто уже это место занимает и освобождать его для меня, похоже, не собирается. Про это г-н Шапиро не писал... И про то, что рабочие места за одну минуту, час, месяц, да и год не возникают - тоже. А я в этом просто ничего ещё не понимал... А посему не думал, не предполагал, не учитывал... Да и ладно я - все-таки, что ни говори, что-то реальное в руках держал в той жизни, в смысле "технических наук"... А те, кто "филологических", да еще по русскому языку!?... А те, кто "исторических", да еще по истории Партии!?... А те, кто "экономических" - по марксистско-ленинской политэкономии!?... Историческому материализму!?... И прочей хренотени, вроде "научной организации социалистического соревнования"!?...Они-то на что тут рассчитывали!... Все это уже нельзя назвать иначе, как
(5) самообман или добросовестное заблуждение.
И такие доводы можно приводить десятками. Каждый из них по своему освещает и отражает причины тогдашнего повального бегства, так громко и торжественно именуемого ныне Большой Алией. Хотя сейчас мне кажется, что причины те были действительно значимы лишь в самом начале, когда подвижка только зарождалось. По мере расширения и ускорения этого бурного потока начал срабатывать эффект стада. У многих в головах закрутилось: А что ж это я тяну!?... А вдруг снова закроют выезд!?... Ну, не может же быть, что все вокруг такие глупые!... Вот и соседи... И на работе у нас уже половина евреев поехала... Информация, мутившая голову каждому из нас, была неглубокой и поверхностной, и для принятия серьезных решений, которые следовало бы по-любому обдумать и выносить, её попросту не доставало. Тут более всего другого влекла стадность и боязнь опоздать... Куда опоздать, это уже был второй вопрос!... Но были, конечно, и разного рода конкретные причины – увозили детей от армии... бежали от опасностей участившихся разборок кооперативного движения... надеялись на излечение в Израиле не лечимых в Союзе хвороб...И просто жрать было уже нечего! Разве не так!? Приглядевшиеся к нам коренные израильтяне довольно быстро и точно определили нашу сущность, в шутку прозвав Алию 90-х годов ещё и «колбасной». Такие вот мысли начинают клубиться в голове при слове ЭМИГРАЦИЯ.