XXVI
Теперь уже наливал я. Я налил по трети стакана, себе чуть меньше, но сделал это незаметно, чтобы не увидел Сергей.
Мы выпили и занюхали хлебом.
— Это было в начале пятидесятых в средней полосе у нас в России, – продолжил он свой рассказ, – я тогда только женился после окончания института. Моя Оля, так её звали, была самой красивой в нашем городке и пользовалась успехом у противоположного пола. До знакомства со мной, она почти год жила с другим, и все в городке знали об этом. Поженившись, мы решили уехать и начать жизнь с нуля. Я завербовался на золотые прииски на Колыму, Оля поехала со мной. Добирались долго, сперва поездом до Москвы, потом самолётом до Магадана, потом вертолётом, и, наконец, до конечного пункта, посёлка старателей добрались уже по зимнику. На север быстро приходит зима, ну, ты знаешь об этом. Всю дорогу мы строили планы и радовались нашей новой жизни. Мы думали, что теперь всё будет у нас, как у людей. Мы были наивны, как дети. Сразу по приезду всё резко изменилось, и начался сущий ад.
Утром, уходя на работу, я вдруг оказывался не на прииске, а в непроходимой тайге. Я бродил по буеракам, перелезал через валежник, утопал в болотах, я бродил по дремучим зарослям, раздирая в кровь лицо и руки, я падал и вновь поднимался, но не мог понять, где я, и что со мной происходит.
Я вытаскивал из карманов самородки, непонятно как в них оказавшиеся, и бросал их под ноги. Я топтал их в порыве злобы, не думая об их цене. Я готов был разорвать весь Мир, но не знал, как это сделать.
В голове моей было пусто, и только навязчивые мысли-видения о прошлом моей жены, копошились во мне как змеи и жалили мой мозг. Не забывай, дело происходило в пятидесятых годах, а тогда эти вопросы стояли очень остро…
— Они всегда стоят остро, – сказал я, – независимо от времени и места их появления.
Сергей посмотрел на меня, мне даже показалось, что взор его прошил меня насквозь и продолжил.
«А слабо отрубить себе пальцы на левой руке, – думал я, произнося эти слова вслух и перелезая через очередное поваленное дерево, – и тогда моя Оленька будет снова нецелованной девочкой и только моей».
Я был согласен на всё, лишь бы не испытывать эту жуткую боль, которая выжигала меня изнутри…
Я в сотый раз прокручивал в голове видения, как моя Оля целует того, другого, как говорит ему нежные слова, обнимает его. Как любит его всегда и везде, как дарит ему свои первые чувства, нетронутые, а потому самые дорогие. Мне ничего не досталось в этой жизни, всё давно уже забрал другой. Я лишь второй, или следующий…
Она, конечно, старалась мне угодить, но это распаляло меня ещё больше. Мне казалось, что всем «этим» штучкам она научилась с ним, с тем, с другим… с первым. С ним она экспериментировала, с ним прошла все этапы любви. Мне достался лишь итог, но он почему-то не радовал.
Я шёл по тайге и выл. Тупая боль была нестерпимой, чтобы заглушить её, я ударял кулаками по стволам деревьев. Мне хотелось всё раскрошить…
В ответ на мою агрессию деревья давали сдачи, они были старыми с растрескавшейся корой, и я разбивал себе в кровь костяшки пальцев, но боли физической не чувствовал…
Всё заслоняла душевная боль…
— Мне кажется, нам надо выпить, – остановил я его лихорадочный рассказ, – потому что я догадываюсь, о чём ты поведаешь дальше.
Наливал опять я, и снова по полстакана. Одна пустая бутылка уже валялась под лавкой.
«Не переместиться бы и мне туда раньше времени», – подумал я, чокнулся с Сергеем, и мы выпили снова.
— А она была сексуальной? – спросил я, как бы между прочим, – часто ревнуют именно к таким женщинам.
— О-о-о, – протяжно ответил Сергей, утирая ладонью рот и не закусывая, – она не просто была сексуальной, она была помешана на этом деле. Она была сладострастной. Войдя в раж, она уже не могла остановиться. Одни конвульсии сменялись другими, и процесс шёл по нарастающей. Она теряла чувство реальности и не понимала, что с ней происходит. Временные рамки нашей близости порой растягивались на целые сутки. Она смотрела на меня невидящим взором, и только шептала:
«Милый не останавливайся, милый продолжай».
Представить, что такое у неё было с другим… ты понимаешь, о чём я, это было выше моих сил. Но мне и не нужно было ничего представлять. Незадолго до нашего отъезда меня встретил её бывший возлюбленный. Его я тоже, оказывается, знал. Он учился на нашем курсе, но на другом потоке, и был чемпионом по боксу нашего городка. Это был высокий симпатичный парень, к тому времени уже порядком опустившийся, он был небрит и неряшливо одет. Что-то в нём проглядывалось уже бомжеватое. Он схватил меня за руку и забормотал скороговоркой:
«Ваня, – (в прошлой жизни меня звали Иваном), – ты только люби её, она необыкновенная женщина…».
Понимаешь, он тоже знал, в чём её необыкновенность. Когда он говорил мне об этом, то напоминал больного. Его била лихорадка, а зубы стучали так, что его речь казалась бессвязной. Потом я узнал, что он окончательно спился…. Ладно, скажу всю правду – он повесился, больше того, первое время я этому был даже рад. Мне сейчас невыносимо вспоминать об этом, но прошлого не зачеркнуть. Особенно памятен мне один случай, произошедший вскоре после нашего знакомства. Оля пришла ко мне в общежитие и осталась на ночь. Мы уже жили с ней, как муж и жена. Надо признаться, что о женской физиологии я тогда имел смутное представление, в основном вычитанное из книжек, и понятия не имел, насколько женщины в этом вопросе могут различаться друг с другом.
Часов в двенадцать ночи, когда процесс моего познания перешёл на самый высокий уровень, в дверь неожиданно постучали. Это был Сергей, её бывший возлюбленный. Да, его звали так, как меня сейчас…
Он был пьян, но не буянил. Он откуда-то знал, что его Оленька именно здесь, за этой дверью. Вероятно, следил за нами. Он негромко постучал кулаком и попросил её выйти поговорить с ним. Оленька в ответ ему прокричала, чтобы он шёл домой и проспался. Одновременно с этим она не прекращала движений, которые продолжались уже не один час и которые доводили её до экстаза. От сладострастных конвульсий её голос иногда срывался, и крики тогда получались двусмысленными, больше похожими на стоны. Не скрою, всё происходившее тогда в той комнате не сильно меня волновало. Я был счастлив вопреки всему.
— Сколько времени ты с ним не встречаешься? – полюбопытствовал я, когда она сделала небольшой перерыв и на минуту затихла.
— Давно, больше месяца, – ответила она, – он уже для меня БУ, бывший в употреблении.
Как потом я ненавидел эти слова.
«Это ты БУ, бывшая в употреблении», – хотелось прокричать мне ей эти слова в минуты наших размолвок.
Я тогда ещё не знал, что за всё в этой жизни надо платить, и зачастую плата происходит той же самой монетой. Лёжа в постели и слушая нытьё Сергея, я думал, месяц – это большой срок, за месяц можно забыть любую женщину. Шёл бы ты, парень, домой и не ныл тут. Я чувствовал себя героем, но потом, когда сам оказался в его положении, я уже так не думал. Не зря говорят, что своя рубашка ближе к телу, и что учимся мы всегда на своих ошибках. Моя ломка после расставания с Олей была нестерпимой, а выздоровление длилось долго, больше двух лет…
Наливай, Петя, – Сергей подставил свой стакан.
Я услужливо ему налил, себе тоже, но себе опять чуть меньше.
Мы выпили. Мне показалось, что он, украдкой, смахнул слезу.
— Потом, когда она ушла к другому, – продолжил он, – я не мог понять, как она, ещё вчера целовавшая меня и извивавшаяся в моих объятиях, сегодня спокойно цедит сквозь зубы, что теперь она принадлежит другому. И это было правдой, она нисколько не рисовалась, ей было на самом деле начхать на меня и на мои чувства уже через пять минут после нашего расставания. А я потом ещё долго не мог прийти в себя и писал ей длинные покаянные письма, пытаясь вернуть её обратно. Мне бы вспомнить Серёжу, стучавшего тогда в нашу дверь… Как ни странно, я не чувствую его зла оттуда…
— Не переживай ты так, не ты первый и не ты последний, – изрёк я плоскую сентенцию, желая его успокоить.
После этого я слегка привстал, чтобы было удобнее зачерпнуть икры, и чуть не упал под лавку. Ложка выпала из моих рук и исчезла в траве. Искать её я не стал и зачерпнул икру рукой, поднёс её ко рту и стал облизывать пальцы. Алкогольный дурман включился на полную катушку. Он начал лишать меня чувства реальности. Я был пьян, как стелька, но не понимал этого. Мне было хорошо. Шотландский напиток уже не отдавал самогоном, у него появился приятный сладковатый привкус. После длительного алкогольного перерыва эйфория, обуявшая меня, показалась мне счастьем. Мне захотелось обнять Сергея, расцеловать его и пожалеть одновременно.
Но выглядел я уже неважно. Я весь обляпался кабачковой икрой, её жёлто-бурые кусочки застряли в уголках моего рта, отчего можно было подумать, что я закусывал не ей, а чем-то другим. Заодно я вымазал икрой свои шорты, к тому же, на мне остался только один кроссовок. Я сидел, поглядывая на босую ногу, и уже ничего не соображал. Мне казалось, что выгляжу я очень прилично, и что я бравый парень, которому подвластно всё. Слава Богу, Сергей уже не видел этого бравого парня в упор и был целиком поглощён своими мыслями.
— Ты знаешь, – продолжил он горячо, – в чём необыкновенность этих женщин, в чём их тайна, и почему мужчины всегда скрывают её? Никто никогда не говорил об этом откровенно.
— Не горяч-чись, – успокоил я его горячий порыв, одновременно чувствуя, что язык мой начал заплетаться, – эта тайна мне тоже знакома. Но сейчас речь не обо мне, я желаю выслушать твою историю.
— Два года мы с ней не жили, а мучились, – продолжил Сергей, – но я был счастлив, как никогда. Такие женщины могут творить чудеса с мужчинами. В прошлой жизни я был упитанным парнем, потолще тебя. И что же… когда мы приехали на прииск, я сразу сел на диету. Мало того, по утрам я начал бегать, не взирая ни на какие препятствия. Мороз под сорок, метель, пурга, а мне всё ни по чём. Вечером, возвращаюсь с работы усталый, а у меня одно на уме – дома меня ждёт Оленька. Сразу к ней в постель, до полночи упражняемся с ней, потом часов до трёх я ревную её, а потом под утро всё равно выхожу на заснеженный тракт. И так каждый день на протяжении двух лет. Откуда только силы брались…
Я даже начал стихи писать и посвящать ей, правда потом после расставания все их порвал и выбросил.
Как бы там ни было, но Оленька мне много чего дала, и не только в интимном плане. Я привык к насыщенному жизненному ритму, и привычка эта осталась у меня до сих пор, я научился обращаться с женщинами и перестал заискивать перед ними, и ещё много чему я у неё научился.
Но бывали в нашей семейной жизни и неприятные моменты, куда ж без них. Такие женщины, как Оля, часто непредсказуемы. То она готова отдать за тебя последнее, а то может подставить из-за капли своего тщеславия. Многие женщины на прииске не работали, не работала первое время и моя Оля. Некуда было устроиться. Молодые бездельницы собирались стайками возле поселкового магазина и по целым дням судачили, перемывая кости своим мужьям. Но в основном они ими хвастались друг перед дружкой.
Все завидовали моей жене.
Во-первых, она красива.
Во-вторых – её муж, то есть я, с высшим образованием и много зарабатывал.
В-четвёртых, я бегал по утрам, что по тогдашним меркам было невиданным зрелищем.
— Ты не представляешь, – как-то сказала она мне вечером, наливая в тарелку суп, – они тебя хвалят и завидуют мне. Но они не знают, что ты у меня второй. Меня прямо-таки подмывало сегодня сказать им об этом. Они бы рты раскрыли от зависти. Но, – она чмокнула меня в затылок, – я у тебя умная жена, а потому не сделала этого. Хотя мне и очень хотелось…
Суп в тот вечер я ел без удовольствия и затаил на неё обиду.
С этого дня всё пошло наперекосяк. Я понял, что не смогу всю жизнь держать эту планку, хотя и очень хочу. Часто понятия, хочу и могу, вступают в конфликт между собой, и приходится выбирать, либо то, либо другое. Правда потом вдруг оказывается, что и выбирал не ты. Но потом, ещё пожив на свете, всё равно оказывается, что и это было для твоей же пользы. Правда, иногда до этой пользы редко уже кто доживает.
Сергей замолчал и посмотрел на вторую пустую бутылку.
— Я схожу ещё за одной, – сказал он, поднимаясь с места и выпрямляясь во весь рост. При этом его сильно качнуло, но он устоял, – и сала принесу, прибавил он, – там у меня есть шматок в морозильнике, сам засолил из русского Уаба.
Сергей направился к дому, стараясь не терять равновесия. Это ему удавалось с трудом.
Через пять минут он вернулся, держа в одной руке кусок сала, а в другой запотевшую поллитровку с мутной жидкостью.
— «Наша, самоделковая, – подтвердил он мою догадку, – сам гнал и сам настаивал на чесноке, дальше продолжим отмечать ей. На виски я налагаю санкции, – закончил он.
Мы разлили самоделковую по стаканам, сразу больше, чем по половине, я взял свой стакан в руку и посмотрел сквозь него на свет. Жидкость в нём едва просвечивала и была похожа на молочный обрат. Я понюхал её, и в нос мне шибануло сивухой.
«Нет, это не молоко, – подумал я, – это наш натурпродукт».
http://www.proza.ru/2016/06/08/527