Из сборника "Словно крик птицы..."
С благодарностью от всех читателей
поэтэссе Ирине Черевичник,
подарившей нам имя Аустры Скуини.
МЕЧТЫ
Если вера в жизнь покинет,
то мечта и солнце будет...
Я свободе улыбаюсь
сквозь ненастный сумрак буден,
сквозь печаль мечты мерцают
в этом сумраке осеннем.
Только им одним я верю,
только в них моё спасенье.
ТИГРЫ В КЛЕТКЕ
На заборе - афиша.
Люди толпятся,
как на толкучке,
дивятся:
вдали от воли,
в цирке,
за острой решёткой
тигры томятся.
И человек доволен,
от радости щурит глаз.
- Ага, и вас!
Значит, и вы попались!
А в тигриных очах колобродит
запах ночного леса,
тропические глубины
и горечь,
и боль,
и вражда.
Это вражда к людям
впивается в плоть решётки,
как дротик.
Но
прутья прочны,
их не сломает
даже самая жгучая боль.
О, я хорошо знаю,
какие надёжные тюрьмы
они научились строить
на серой и влажной почве
для каждого, кто отказался
плясать на арене цирка.
А человек - доволен,
от радости щурит глаз:
Ага, значит и вас!
* * *
Юноши бледные, если случится
шлёпнуться вам в канаву,
не торопитесь писать о жизни
скептические строки:
ещё не остановился автомобиль земли!
Завтра выйдет новый день и солнце,
матросы покинут гавань,
их руки обвевает просоленный ветер,
окрепнут из мускулы в штормах.
Завтра поднимется аэро в воздух
стремительней ваших болезненных мыслей,
прижатых к земле кабаками и шлюхой.
Завтра поезд прибудет с востока,
и машинист закопчённый
станет смеяться над теми,
кто собственной тени боится.
Завтра бросит слова оратор
в толпы бродяг и рабочих:
- Товарищи,
все, кто любит
жизнь и песню свободы,
Победу в борьбе и солнце,
не слушайте этих поэтов
психически хладнокровных!
* * *
Что ж, ты прав - мои дни облетают,
как на город каштановый цвет,
но ещё на губах обитает
привкус счастья, которого нет.
О я верю: на свете наверное
те же вёсны, что были давно,
так же ветви озвучены ветром
и вживается в землю зерно.
И течёт чья-то жизнь широкой,
ожидающей моря рекой,
а моя - круговерти и рокот
и разбитый на брызги покой.
Не молчи. И не надо обмана,
будто там для тебя благодать.
Ты в полях, опылённых туманом,
Будешь также любить и страдать.
Потому что в мартенах тревоги
закалили тебя города.
...Отдохнёшь ты, когда на дороге
старый мир отгорит навсегда.
ШАГИ В НОЧИ
Этой ночью стриженые липы
поднимают увечные ветки,
и фасады домов
опускают
головы зыбких теней,
отдавая последнюю почесть
не улыбке красотки,
не денежному мешку,
но человеку,
чьи мысли мятежные
перед ним распахнули
широкие двери тюрьмы.
Этой ночью скрипучие липы
не стонут
и унылый мечтатель
судьбу не клянёт,
потому что
ушёл умирать человек
который любил жизнь!
ПЛЯСКА НЕГРИТЯНСКОЙ ДЕВУШКИ
В ночном баре европейского города
Кустарник сминая ногами
идут к водопою слоны.
А я на арену ступаю,
и губы мои солоны.
И камнем волшебника Самбы
горит надоной потолок.
В горах над селением синим
пасутся стада антилоп.
Мой милый - охотник умелый,
он в племени выбран вождём,
его ядовитые стрелы
падут на пришельцев дождём.
Его ядовитые стрелы
повсюду настигнут врага.
Любимый! Мы недругов белых
пожертвуем чёрным богам.
Я верю, что чудо бывает,
но вечно плывёт лампион,
и вечно меня отпевает
измученный саксофон.
Приди, мой любимый, за мною,
губы мои горячи.
Слоны подошли к водопою
в глухой африканской ночи.
ВЕТЕР
Всемирный бродяга
ветер,
остановись на улице весёлой,
тебя не тронет острый каблучок,
он топчет лишь больное сердце.
Остановись, бродяга, спой мне песню,
песню о зное в сирийских пустынях,
и про японские белые вишни,
песню о штормах,
о человеке,
у которого было бездомное сердце,
и о тоненькой девочке,
себя продающей
за хлеб.
Ты расскажи мне,
как мёртвые волны
несут на плечах
разможжённые судна,
и о племени новых людей расскажи,
закалённых твоею суровой лаской,
гордом и крепком,
как скалы.
Ветер,
о вечный бродяга,
остановись на мгновенье
и спой небывалую песню.
И мне тогда хотелось
прижаться к ступеням святилищ
и жизнь, как сухую ветку,
бросить к ногам Будды.
Хотелось забыть память,
память о боли и счастье,
о миллионах, клянущих
жестокое солнце,
о крови, в которой промывают
золотой песок свободы.
Я так глубоко погружаюсь в мечту,
что забывала:
есть красота, покой и храмы.
А вечность омрачают
жажда жизни
и человеческая боль.
РАССКАЗ ПРО ДИОГЕНА
Однажды выполз он
из тесной старой бочки
и поразился, увидав,
как мир огромен.
Все краски радуги
рождаются на солнце.
И птицы что-то кораблям кричат,
стоящим у причалов...
Его фонарик пыльный
отбрасывает тени,
ехидная ухмылка
в глазах, обманутых мечтой.
Нет,
нет людей на свете,
есть только пыль
да тени.
Но солнце греет башни,
и людские волны
текут по большакам, по океанам,
пытливо глядя на миры чужие,
и разрушают, и возводят снова,
чтобы старое низвергнуть.
У вечности есть время, Диоген.
Гудят у пирсов корабли,
на фабрике грохочет молот -
куют большие руки славу
грядущим временам.
А Диоген
упал, споткнувшись
о половодье ног,
и ветры высоко над ним
плакат полощут:
"Человеку -
слава!"
ПЕСНЯ ПИШУЩЕЙ МАШИНКЕ
Нас только двое - я и ты.
Сердце твоё из металла.
- Жизнь улетает и тает как дым,-
я над тобою шептала.
Я говорила: на площадях
бьются, забыв про раны.
Кто дереву скажет, что пощадят
его цветенье бураны?
За нашим окошком живут и поют,
а ты никогда не согрета,
а ты, как листок, отыскавший приют
в могиле погибшего лета.
А может, ты всё понимаешь во мне
отчётливей, чем живая,
ты знаешь, что даже разбитой струне
молчать нелегко бывает.
Мы ведь на свете вдвоём,
тише стучи, тише.
Слышишь, как осень на ветке поёт?
... Но ты ничего не слышишь.
НЕ ЗНАЮ
Что грех, что святость - мне ль судить об этом.
В кувшине лет всё смешано и слито,
а у загадки не сыскать ответа,
когда её начало позабыто.
Пусть не достанусь я ни аду и не раю,
достойно розы лишь земное поле.
...Зачем себя я в келье запираю,
не ведая, как сладок привкус боли?
Нет у меня открытой тихой двери,
куда идут, когда душа устанет.
Я вышла к людям, чтобы в жизнь поверить,
а песен - их до смерти мне достанет.
Я сердце, как ребёнка укачаю,
оно в моих ладонях будет биться...
Пусть эта жизнь исполнена печали,
Я родилась, чтобы в неё влюбиться.
СУББОТНИЙ ВЕЧЕР
В семейных огородах горох набухает,
падают листья, как ордена,
жаль, что фантастам слава худая,
худая слава дана.
В большом угловом доме
музыка нервы кромсает,
дышит кофе горячей печалью,
дым клубится,
и тихо кружится вальс шелестящих шагов.
Подходит один с полотенцем:
- Наверное, вы тоже из этих
бездомных?
Наверно...
Но вечер сегодня такой нежный,
он совсем не похож на людей.
А человек, который за лат* продаёт идеи,
советует:
- Надо бы в Альпы,
там снег серебрится на солнце,
и медленные коровы
срывают цветы
с чудными латинскими именами.
А здесь коченеет суббота
в тоскливых осенних ветрах.
(* лат - денежная единица Латвии)
ПЕСНЯ МАТЕРИ ПО РАДИО
Стала сосулька на солнышке зыбкой,
облако стало бездумной улыбкой -
я тебя жду, мой сынок.
Я поднимала к всевышнему руки:
- Боже, пошли мне жестокие муки,
лишь бы стал счастлив сынок.
Но тишина ухмылялась мне странно,
и в мировых леденящих буранах
вечность кружилась у ног.
Всё же я жду, ты вернёшься и сбросишь
тяжесть с меня, словно лёгкие росы,
жду безнадёжно давно.
Яблони снова опять поибелеют,
выйдут косули к ручьям помелее,
станут разглядывать дно.
Знаю, там камни теплом не согреты,
и для дыханья там воздуха нету,
света тебе не дано.
Стала сосулька на солнышке зыбкой,
губы твои отогреет улыбка,
только вернись, мой сынок.
ПЕСНЯ ПРО ЗАТОНУВШИЕ КОРАБЛИ
Вечер любит
время коротать у моря,
пропускать сквозь пальцы
зелёные струи
и странные песни петь.
В соснах - покой.
Песок возвращает
солнце, впитанное за день.
А вечер
садится на мокрую гальку
и тихо гудит песню
про затонувши корабли.
А в песне
поётся о глуби,
о медленных сильных рыбах,
которые проплывают
над чёрными тенями мачт.
А ещё в этой песне поётся
о лёгких костях скелетов,
о затонувших жизнях
и руинах чьей-то судьбы.
И ветер спускает парус
и слушает про человека,
который искал золото,
но разбился о риф по дороге
в придуманную страну.
И про то, что невесты матросов
стали уже седыми,
а их женихи уснули
на дне.
- А ещё, - говорит вечер, -
я много чудесного знаю
о странной породе людей,
чьи суда
никогда не стояли у пирса.
Теперь песок под водою
их трогает нежно,
как женские руки
книгу французских стихов.
Месдленно звёзды светлеют.
Чадит над землёю туман.
Горизонт прочертил красным
границу по краю моря.
А вечер на тёплой гальке
сидит и поёт песню
про затонувшие корабли.
СЛОВНО КРИК ПТИЦЫ
Бывает страшной жизнь,
словно крик птицы
сквозь ветер поздней осени.
И больно ранит
лезвие холодных взглядов,
но порой
мучительнее боль
случайной ласки.
И что за дело, люди,
вам до радуги росы,
нанизанной на пальцы утра,
и что короткую весну любви
сменяет долгая зима печали,
и что хромая кошка
попала под авто?
И может быть,
лишь тень ресниц
узнала,
что падающая звезда - прекрасна
может быть.
Не надо спрашивать её - она немая!
И больно ранят лезвия холодных взглядов,
но это ничего...
Порой ещё мучительней
улыбка...
Словно крик птицы
сквозь ветер поздней осени,
уходит жизнь.
А сердце?
Его легко проспиртовать!
ОБЕЩАНИЕ
Моим друзьям, которых нету,
я вам протягиваю сердце,
в ладонях спрятанное сердце.
Берите всё, что в нём хранится:
всю нежность полевых растений
с цветущего лесного луга,
любовь, рождённую однажды
далёкой тёплою весною,
когда домой вернулись птицы.
Поторопитесь взять и радость,
пока её не сбросил вечер
в глухую шахту чёрной ночи.
Всё, всё, друзья мои, берите.
Мне ничего не оставляйте,
чтоб я могла хоть на мгновенье
себя увидеть человеком -
не волком, загнанным в чащобу,
не протекающим баркасом.
Мои друзья, которых нету,
тогда вы дальними путями
опять по свету разбредётесь,
через меня переступая.
А я лишь буду улыбаться.
Ну что ж - пусть взяли жизнь и песни,
цветы и птиц, и шелест леса;
ну что ж - пускай забрали сердце,
и на обочине дороги
лежу я, истекая кровью, -
однажды счастье мне навстречу шло.
Спасибо за помощь Юленьке Давидович!