Театральные хроники

Павел Лосев
               

                Театр имени Ленинского Комсомола (1964-1965)


          Проучившись в технических вузах 3 года, я понял, что это не мое призвание, и решил изменить свою жизнь. Двоюродная сестра моей матери, актриса Людмила Чудновская, посоветовала мне пойти работать в театр. Мне понравилась эта идея, и я решил устроиться на работу в театр «Современник», несколько спектаклей которого я видел. В театре не оказалось для меня никаких вакансий и, прямиком с площади Маяковского, я пошел на улицу Чехова в театр им. Ленинского Комсомола. Здесь меня оформили рабочим сцены, и на следующий день я вышел на работу.
         
         Я видел в театре лишь один спектакль, "Бесприданницу" по пьесе А.Н.Островского в постановке С.В.Гиацинтовой, где она играла Огудалову. Паратова играл Геннадий Карнович-Валуа, Ларису - Инна Кмит, Карандышева - Владимир Сергеев, Кнурова - Владимир Всеволодов, Вожеватова - Леонид Харитонов, Робинзона - Аркадий Вовси.
 
         В театре шли репетиции спектакля по пьесе В.Розова «В день свадьбы». Я быстро вошел в ритм работы - утром репетиция, вечером спектакль. Во время репетиций было много свободного времени, и я с удовольствием смотрел из зрительного зала на незнакомый мне до этого процесс создания спектакля.

           Приближался день премьеры спектакля.
           Артисты В.Ларионов и Г.Матвеева, будучи  мужем и женой, играли семейную пару, которая преподносит молодым  в подарок телевизор. Выносили они пустой корпус телевизора РУБИН 106, делая вид, что тяжело. Старший машинист сцены Виктор Сускин, посмотрев как они «надрываются», решил им помочь:
          -Давай положим две софитных грузки в телевизор, а то, как-то не по системе Станиславского они играют,- предложил он мне.
           -Не будет тяжело?
           -32 килограмма, сколько телевизор весит.
           Будучи довольно шкодливым, я согласился.
           Обернули две грузки в ткань, чтобы не гремели, и, проверив надежность  дна у корпуса, положили на него. Понравилось - все сделали качественно. Легко подняли, затем  вынули грузки. Решили положить на премьеру, на следующий вечер.
           Наступил вечер премьерного спектакля. Дождавшись, когда реквизиторы поставят телевизор, я поднес  к нему  грузки. Что-то доброе заговорило во мне, наверное, стало жалко Ганну Матвееву, и я положил только одну. Сделав свое черное дело, я стал смотреть спектакль.
Наступило время дарить телевизор. Ларионов с Матвеевой, стоящие около него, наклонились и Ганна скомандовала:
           -Взяли.
           Телевизор нехотя пошел наверх. Неся подарок к месту вручения, Ларионов глядел за кулисы и, по артикуляции его губ, был абсолютно ясен произносимый им текст. После спектакля он подошел к Виктору.
           - Твои штучки, Витя?
           - О чем ты?- недоуменно пожал плечами Сускин.
           - Ты загрузил телевизор?
           - Проверять надо реквизит перед выходом, а вы прибегаете в последнюю минуту.

          Вечерами я оставался на спектакли и довольно быстро просмотрел весь репертуар. Некоторые молодые рабочие сцены участвовали в массовках и мне предложили попробовать. Недолго думая, я согласился.

          В спектакле «Ночное чудо» в массовке было задействовано несколько человек, одетых в форму немецких солдат. Я посмотрел его, мне объяснили мои  действия, и на следующий спектакль, переодетый в форму и вооруженный «шмайссером», я был готов выполнить возложенную на меня задачу. Под музыку Шостаковича из «Ленинградской симфонии» в темноте появлялись немецкие мотоциклисты. Они держали в руках рамы с закрепленными на них фонарями и раскачивали ими, так, что лучи света скользили по зрительному залу, создавая эффект движения мотоциклов. Затем эти рамы забирали осветители, а немецкие солдаты, уже при свете врывались в деревню, где должны быть сочувствовавшие партизанам жители. Я с еще одним «немцем» должен был оттащить от матери ее дочь. После этого мать произносила обвинительную речь, и ее убивал, ни много, ни мало, немецкий генерал. На этом моя роль заканчивалась.

        Все пошло не по «сценарию». При разборе действующих лиц, мне не досталась дочка (Валентина Дугина), ее перехватили у меня другие «немцы». Я остался один на один с разъяренной матерью (Зинаида Щенникова), и на сцене развернулась настоящая битва. Я как мог, при помощи автомата, защищался от нее, а она колотила меня до тех пор, пока не решила, что пора ей внести ясность в ситуацию. Судя по тому, что генерал (Вадим Сафронов) еле дождался ее суровых слов и выстрелил одновременно с их окончанием, стало понятно, что состояние всех присутствующих находилось на грани истерики. Закрылся занавес, мое самочувствие оставляло желать лучшего. Разрядила обстановку Зинаида Матвеевна.Она подошла ко мне и сказала:
        -Молодец, потрясающе. Очень органично. Надо так все время играть.

        Снискав лавры, я уже не мог успокоиться. Следующая моя «роль» была в спектакле «До свидания, мальчики». Роль совсем не трудная. Патруль в составе офицера и двух матросов должен был подняться на пандус и пересечь сцену. Одеты все были, как на парад. Офицер (Александр Покровский) и двое матросов (один из них я)были одеты в белоснежную форму. Свет, в отличие от спектакля «Ночное чудо», заливал сцену. Выйдя из-за правой кулисы и поднявшись на пандус, я посмотрел направо и увидел, как мне показалось, на расстоянии вытянутой руки зрителей, просто физически почувствовал их  рядом с собой. Это было так неожиданно для меня, что ноги перестали слушаться, сердце заколотилось, и я понял – это все, конец, не дойду. Не знаю, наверное, в таких случаях существует автопилот. По крайней мере, я дошел до левой кулисы, где все присутствующие там артисты по очереди прикладывали к моей груди руки, чтобы послушать, как бьется мое  растревоженное сердце.
        А мне казалось, что и без руки можно было все услышать.


        В дальнейшем я еще не раз выходил на сцену театра в спектаклях Анатолия Васильевича Эфроса: «В день свадьбы» и «Сто четыре страницы про любовь». Обходилось без приключений. Эксперименты закончились с уходом из театра им. Ленинского Комсомола. Перед  мной встала другая, более земная задача – серьезная работа в художественно-постановочной части театра, которой я посвятил многие годы своей жизни.

               

                Московский театр «Современник»(1965-1969)

       В зрительном зале театра проходило общее собрание коллектива. Кроме работников театра в зале находилось несколько детей, которых не с кем было оставить дома. Денис Евстигнеев спокойно сидел в одном из рядов, а Антон Табаков и Саша Фролов исследовали пространство под креслами. Обстановка была почти семейная, если бы не выступление Олега Николаевича Ефремова. Он стоял перед первым рядом, спиной к сцене и был явно недоволен происходящим в последнее время в театре. Попадало практически всем. Неизвестно, как бы все это закончилось, если бы из под кресел не раздался звонкий голос Антона Табакова:
       -А мой папа спит.

   
       Секретарь директора Татьяна Сергеевна повесила на доске приказ о назначении на роли в трех принятых к постановке спектаклях. Главный машинист сцены Михаил Петрович Маланьин надел очки и стал внимательно изучать составы и исполнителей всех трех спектаклей. Открылась входная дверь и в театр вошел Табаков. Он только что с успехом сыграл роль татарина в спектакле «На дне». Подойдя к доске, он поздоровался с присутствующими и, также, стал изучать приказ. Ни в одном из спектаклей у него не было роли.
       -Можно задать вопрос, Олег Павлович?- спросил Маланьин.
       -Конечно, Михаил Петрович.- ответил Табаков .
       -А что, в этих трех спектаклях ни одного татарина не нашлось?


       В спектакле «Белоснежка и семь гномов», по приказу злой мачехи егерь (Владимир Земляникин) заводит Белоснежку (Людмила Крылова) в лес и оставляет ее там на съедение диким зверям. Белоснежка пытается найти дорогу домой, но,  случайно, проваливается в тайник гномов.
       На сцене тайник был расположен в оркестровой яме и закрывался двумя створками, которые открывались вовнутрь. Створки были затянуты черным материалом и не были заметны, так как планшет сцены был покрыт черным половиком. Моя задача состояла в том, чтобы, отвязав крепление и опустив створки тайника перед падением Белоснежки, принять ее в оркестровой яме. Были детские каникулы, спектакли шли спаренные. Шел второй спектакль. До этого эпизода мне делать было нечего. Я пошел в буфет, где взял поесть и сидел, слушая трансляцию спектакля. Действие шло,я отвлекся и с ужасом услышал разговор егеря с Белоснежкой. У меня оставалось совсем мало времени. Бросившись бежать, я по дороге думал только о том, чтобы удалось быстро развязать шнур, держащий створки. Прибежав в оркестровую яму, услышал, как Крылова прыгает наверху, пытаясь провалиться в тайник. Маленькая, легкая как перышко, Люся Крылова не могла оборвать шнур. Быстро открыв створки, я закончил ее мучения, и она легко спрыгнула на постеленные маты. Посмотрев на меня, она все поняла и  сказала:
       -Ну, что же ты?
       Я только смог пожать плечами.
 
       С этого случая прошло уже более полувека. Люся и моя жена - лучшие подруги. У них даже дни рождения в один день.



       В праздничный майский день, после окончания дневного спектакля в театре, открылась дверь служебного входа, и на площадь Маяковского вышел помощник режиссера Всеволод Давыдов, держа на поводке большого рыжего боксера. Движения Давыдова были сильно затруднены, и инициативу взяла на себя собака. Спокойно пройдя через скопление людей, она вывела своего хозяина к памятнику Маяковскому и, держа его на натянутом поводке, повела вокруг памятника.
       Так уж получилось, что в это же время от зала Чайковского к театру шел Олег Николаевич Ефремов. Зоркий глаз главного режиссера издалека увидел эту парочку, которая по мере приближения к ней, сделала несколько кругов вокруг памятника. Подойдя к Давыдову, Олег Николаевич спросил:
       -Что происходит, Сева?
       -У всееех праздник.- отвечал Давыдов.- У ссобачки тоже может быть... праздник.




               Московский театр на Таганке (1969-1971)

         Спектакль по повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Режиссер-постановщик Юрий Любимов, художник-постановщик Давид Боровский.
         На сцене кузов грузовика. Номер на заднем борту ИХ 16-06. Их 16 - это немецкие парашютисты. 06 – Васков и пять девушек. Символика. Символика и условность во всем. Достигнуто все малыми средствами, но как похоже на действительность.
           Сцена высадки немецкого десанта была выстроена следующим образом: в полной темноте опускались декорационные штанкеты и артисты, играющие «немцев», цеплялись за них руками. Штанкеты с артистами поднимались, останавливались на определенной высоте. Включался свет, и штанкеты шли вниз, опуская держащихся за них парашютистов. Когда до «земли» оставалось около полуметра, «немцы» прыгали, а штанкеты уходили вверх. Во время одной из репетиций получилась «накладка» и артисты провисели на руках какое-то время. По окончании репетиции Феликс Антипов заявил:
           -Я могу доверить свою жизнь только Лосеву.
           Остальные «немцы» поддержали его. Как я ни старался убедить их, что произошла досадная случайность, что машинисты сцены ответственные и профессиональные люди - ничего не помогало. Пришлось мне стать у пульта. Так дружба стала причиной того, что в течение полугода на всех спектаклях «А зори здесь тихие» я уходил домой, только высадив десант. Затем надо мной сжалились.



                Светлой памяти Феликса Антипова

      -Феля, спой про лошадок.- попросил я Феликса Антипова.
      Феликс взял гитару, подстроил ее и запел. Его низкий, слегка хриплый голос звучал безукоризненно:

Там, за белой пылью,
В замети скользя,
Небылицей-былью
Жаркие глаза.
Былью-небылицей
Очи предо мной.
Так быстрей же, птицы,
Шибче, коренной!

       Сколько раз я слушал этот романс, столько не переставал восхищаться мастерством исполнителя. Феликс знал, что из его большого песенного  репертуара я больше всего люблю эту песню,  и никогда не отказывал мне, всегда исполнял ее для меня.
       Я уверен, так, как поют настоящие драматические артисты, не споет никто. Великолепный текст Ильи Сельвинского ложился ровно, спокойно на замечательную музыку Матвея Блантера:

Ой вы, кони, кони-звери,
Звери-кони, эх!
Черные да серый,
Черные да серый,
Черные да серый,
Да медвежий мех.

      Я сидел, слушал  Феликса и вспоминал, как пришел на работу в театр на Таганке. Попал словно в другой мир. Мир энтузиастов, единомышленников. Необычная режиссура Любимова, потрясающая сценография Боровского – все было непривычно после нескольких лет работы в «Современнике», который стал мне родным. Великолепный актерский ансамбль «Современника» и отдельные удачные актерские роли в театре на Таганке. Было трудно перестроиться и попасть из реального мира в условный. Мне помогло то, что в новом  театре, у меня почти сразу же сложились неплохие отношения в коллективе. Я был дружен с художником по свету Константином Паньшиным и через него очень быстро познакомился со многими интересными людьми, среди которых был Феликс Антипов. С ним мы были ровесниками, а что такое двадцатисемилетний возраст. Возраст поисков, надежд, мечтаний.

А глаза сияют,
Ласково маня,
Не меня встречают
Ищут не меня.
Только жгут без меры
Из-под темных дуг,
Гей, Чубарь мой серый,
Задушевный друг!

       Не только мне нравилось исполнение Феликса. Успех был полный, где бы он ни пел. Слова звучали отчетливо, буква к букве. Темп начал ускорятся.
       Воспоминания не покидали меня. Выпускался спектакль по повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Феликс репетировал главную роль. Такие роли,  как роль Васкова, могут быть один раз в жизни. Это – шанс. И этот шанс Феликс упустил. Я не знаю, что творилось у него в душе. Мы никогда не обсуждали эту болезненную тему. И по сей день, я считаю, что Феликс репетировал интереснее, сочнее, чем Виталий Шаповалов, ни сколь не умоляя его огромный успех. В результате, вместо роли Васкова – роль немецкого солдата.

Я рыдать не стану,
Вдурь не закучу,
Я тебя достану,
Я тебя умчу.
Припадешь устами,
Одуришь, как дым.
В полынью с конями
К черту полетим!

      Жизнь разлучила нас. Я продолжил свое путешествие по московским театрам, Феликс остался верен своему театру. Мне было приятно слышать, когда до меня доходили хорошие известия о нем. Я не придаю большого внимания званиям и наградам, но их никто не отменял, и звание «Народный артист» достойно вписалось перед фамилией Антипов.

Ой вы, кони, кони-звери,
Звери-кони, эх!
Черные да серый,
Черные да серый,
Черные да серый,
Да медвежий мех.
Черный да серый,
Черный да серый,
Черный да серый,
Да медвежий мех.



       На сцене театра шли репетиции спектакля «Гамлет». Я прошел по коридору мимо артистических комнат во двор театра. Мне надо было в мастерские, чтобы отдать размеры на пошив мягкой декорации. Актеры приготовились к выходу на сцену. Репетировался эпизод «ПОХОРОНЫ Офелии». Отдав чертеж и, оговорив сроки выполнения работ, я возвратился в закулисное помещение. В одной из гримерных находилось несколько человек, раздетых по пояс. На спинах и руках у них была кровь. Кто-то сказал мне:
       - Декорация упала. Слава Богу, все целы.

       Декорация к спектаклю Давида Боровского поражала своим замыслом и  лаконичностью. Главным действующим лицом являлся занавес, связанный из толстой, грубой шерсти серо-коричневого цвета. Занавес мог принимать любое положение на сцене. При его помощи шли все перестановки. Заканчивая одну сцену, как бы сбивая все, он открывал другую, символизируя непостоянность происходящего. Эту гениальную задумку надо было осуществить так, чтобы все перемены, происходящие на сцене, шли без задержек, не нарушая ритма спектакля.

         Конструкция, предложенная для этой идеи, была изначально ущербной. Она не могла выполнить те задачи, что были поставлены. Конструктор не имел специального образования, специфика театра ему не была понятна.
         Что представляла эта конструкция? Материал – дюралюминий: круг  диаметром 9 метров, внутри которого при помощи обрезиненных роликов двигались две каретки, скрепленные между собой фермой длиной 11 метров. По длине этой фермы двигался вращающийся узел, на котором была закреплена треугольная в сечении  стальная ферма, острым концом вниз, к которой крепился занавес. Вся эта конструкция была раскреплена на поручни ограждения рабочих галерей сцены. К концам большой фермы были привязаны веревки, при помощи которых, двое артистов устанавливали ее  на нужное место. Занавес двигался и мог принимать бесчисленное количество положений так же при помощи артистов, участвовавших в спектакле. Все эти манипуляции были приняты от безысходности. Декорация с трудом собиралась, была явно не продумана и не имела никакого права на существование. Я официально отказался принять ее, перечислив причины, по которым был вынужден так поступить. В их числе было предупреждение о нарушении правил техники безопасности и угрозе жизни и здоровья людей.

         Единственный человек в театре, к которому мог прислушаться Любимов, был Давид Боровский. Я разговаривал с Давидом по поводу своих опасений, он был согласен со мной и  обещал  поговорить с Юрием Петровичем. Зная Давида, как человека честного и глубоко порядочного, я не сомневался, что этот разговор произошел, но почему он не возымел действие, мне было не понятно.

         Несмотря на все эти явные нарушения, репетиции продолжались, и в результате произошел несчастный случай. Во время резкого поворота, каретки выскочили из круга, и вся подвижная часть конструкции упала на планшет сцены. Удар был такой силы, что проломились щиты толщиной 70 мм. Пострадали четыре артиста, больше всех досталось Володе Насонову. К счастью без последствий. Сердечный приступ случился с реквизитором Верой Гладких. По рассказам очевидцев,  она, во время падения декорации, вжалась в портал сцены так, как будто вошла в него. Счастье, что этими неприятностями все закончилось. Страшно представить, что могло произойти.
         Естественно, репетиция была остановлена, и срочно было созвано совещание. Существовала опасность принятия различных мер со стороны Главного управления культуры. Пронесло. Очевидно,  туда не доложили. Любимов был вне себя от гнева. Сроки выпуска были под угрозой срыва. Было принято решение о продолжении репетиций и принятии мер по изменению конструкции. Странно, что для принятия решения должна была произойти авария.
         
          Новая конструкция была стационарная. Была усилена сценическая коробка. По обеим рабочим галереям проложены рельсы, по которым двигалась кранбалка (подобие мостового крана). Остальное было все тоже, что и до этого и располагалось в корпусе кранбалки. Единственная небольшая трудность заключалась в подвеске занавеса на высоте около шести метров.
 
          Все это я уже не застал. Приблизительно через две недели,  я подал заявление о переходе на другую работу и, несмотря на уговоры и различные обещания, попрощался с  так и не ставшим мне родным  театром. Должен сказать, что принятие этого решения было для меня не простым. Мне было очень интересно работать в театре, он дал мне много новых ощущений, заставил по другому смотреть на многие вещи. Появилось много интересных знакомых. Конечно, были сложные моменты в отношениях с Юрием Петровичем, хотя претензий к моей работе у него никогда не было. Видимо поэтому он уговаривал меня остаться. Единственное, что меня долго мучило, так это сомнение в том, был  ли я прав, затягивая свой уход из театра до этой трагедии.Тяжесть на душе не проходила, но впереди была новая, не такая интересная, конечно, как на Таганке, работа.

           Несколько лет назад, включив телевизор, я услышал свою фамилию. На экране шла встреча со зрителями Аллы Демидовой. Я не слышал заданного ей вопроса, но по ответу сразу понял, что разговор идет о происшедшем более 40 лет назад случае. Алла Сергеевна репетировала в «Гамлете» роль Гертруды и была занята в сцене «Похороны Офелии». Она прекрасно все помнила и не только назвала мою фамилию, но и высказала свою позицию по этому вопросу, абсолютно схожую с моей.



                Московский Театр-студия киноактера (1971-1975)

     Николай Афанасьевич Крючков купил коричневый японский автомобиль «Датсун».
     -Как машина, Николай Афанасьевич?
     -Столбы, как кочерыжки, отскакивают.


     На сцене театра-студии киноактера  бригада слесарей из вертолетного завода имени М.Л.Миля собирала декорацию к новому спектаклю «Дерзкие земляне». Подошел Борис Федорович Андреев:
     -Ребята в машинах разбираются?
     -Разбираются.
     -Надо «Чернушку» поправить,- так Борис Федорович называл свою машину ГАЗ 21 черного цвета.
     -А много дел?
     -Да на поллитру с квасом. 
            

     На гастролях в Крыму шла программа «Мы из кино». В левой кулисе на стульчике сидел Константин Николаевич Сорокин и внимательно наблюдал за  происходящим  на сцене. Ведущая, актриса Нина Головина объявила следующего исполнителя, своего мужа:
     -В театре и кино много различных династий. Представитель одной из них, династии Столяровых, Кирилл Столяров.
     Заскучавший было Константин Николаевич встрепенулся и, ни к кому не обращаясь, сказал:
     -Династию Романовых я знаю, а династию Столяровых, - он положил указательный палец правой руки на нижнюю губу, издал шипяще-скрипящий звук,убрал палец.- Нет.


     - Георгий Михайлович, здравствуйте.
     -Здравствуйте.- застенчиво ответил Вицин.
     Одолжите, пожалуйста, двести рублей.
     Вицин еще более застеснялся:
     -А вы отдадите?


     Позвонил главный администратор театра Эдуард Мошкович:
     -Ты что делаешь?
     -Ничего, мелькает что-то на экране.
     -Давай, сходим со мной, посмотрим, как заселились.
     Постучали в номер к Ладыниной. Марина Алексеевна открыла дверь,она выглядела несколько растерянно.
     -Скажите, вам не кажется, что здесь немного скучновато? – спросила она.
     -По-моему, очень хороший номер,- ответил Мошкович и спросил меня - Как тебе?
     -Замечательный номер, мне нравится,- ответил я.
     -А у Смирновой вы были? – поинтересовалась Марина Алексеевна.
     -Ее номер ни в какое сравнение не идет с вашим, – уверенно сказал Мошкович.
     -Хорошо, тогда я остаюсь здесь.


     Зашел в находящуюся в полуподвальном помещении пошивочную мастерскую при театре.На месте были все: старый закройщик по фамилии Затирка и его двое портных-Наум и Михаил.Для Затирки существовал лишь один артист - Марк Бернес. Когда ему приносили для переделки костюмы, он всегда говорил одно и тоже,если вещь была соответствующего размера и качества:
     -Вам не идет этот костюм. Продайте его Марк Наумович Бернес.
     Я попал в обед. Поздоровались.Извинился,что не вовремя:
     -Прошу прощения. Пришел сказать - с сегодняшнего дня начинаем репетиции спектакля "Горе от ума" Грибоедова. Костюмы на основных героев шьем здесь. Остальное на "Мосфильме".
     Затирка отвлекся от еды:
     -Кто играет Чацкий?
     -Ясулович.
     -Ансулович? Не знаю Ансулович,- и продолжил еду.





                Московский театр им. М.Н.Ермоловой (1975-1985)


        Около десяти часов утра на Дворцовой площади Ленинграда появились артисты театра Васильев и Махотин. В это время площадь только начинала заполняться народом. Разговаривая между собой, и не обращая внимания на присутствующих на площади людей, они разложили бумаги, достали какие-то веревки и начали измерять и записывать что-то в тетрадь.
        - Как вы думаете, Павел Владимирович, в чем нам удастся перевезти ангела, ведь он ни в один вагон не войдет, а резать его нам могут не разрешить? - спросил Васильев.
        -Мне кажется, Владимир Александрович, надо попробовать отправить всю колонну и ее оформление водным путем, - ответил ему Махотин. – Я дам поручение транспортному отделу проработать этот вариант перевозки.
        Количество людей  вокруг памятника увеличивалось. Появились экскурсионные группы. Вновь подошедшие пытались выяснить, что происходит. Варианты были разные.
        - Колонну хотят перевезти в Москву, – уверенно объявил пожилой мужчина.
        - Мало им своего, так на наше позарились. Все время Москве покоя не дает наш Питер, – вторила  ему молодая женщина.
        -Скажите, пожалуйста, это правда? - обратилась к экскурсоводу женщина из группы.
        Вопросы посыпались один за другим:
        -Неужели, это возможно?
        -А как же площадь? Ведь все нарушится?
        Васильев с Махотиным уже давно были далеко от Дворцовой площади, а около Александрийской колонны еще долго бушевали страсти.
        -Такую красоту хотят испортить!
        -Ничего святого нет. Хватит глумиться над историей!
        -В Москве-то и поставить ее негде!



       В большом номере гостиницы «Ленинградская», занимаемого Юрием Николаевичем Медведевым, артисты театра Николай Бриллинг, Владимир Бамдасов и Павел Махотин ждали его возвращения с репетиции. Времени было предостаточно, и они лениво перебрасывались в картишки. В этой гостинице, называвшейся тогда «Англетер», в конце 1925 года был найден мертвым Сергей Есенин.
         Николай Аркадьевич сходил к себе в номер и принес заранее приготовленный кусок веревки, взятый из театра. Веревка было специально застарена. Затем они с Павлом Владимировичем спустились вниз и, о чем-то поговорив со швейцаром, передали ему веревку и деньги.
         После окончания репетиции Юрия Николаевича, спешившего к себе в номер, остановил швейцар:
         -Здравствуйте, Юрий Николаевич. Извините, пожалуйста, что я вас остановил. Я слышал, что вы большой почитатель таланта  Сергея Есенина. У меня для вас есть интересное предложение.
         Юрий Николаевич заинтересовался:
          -Здравствуйте. Я вас слушаю.
          -У меня есть кусок веревки, на которой повесился Есенин. Я вам сейчас покажу,- швейцар подвел Медведева к своей каптерке и, покопавшись в ящике, достал веревку. - Вот она.
          -Сколько я вам должен?- спросил Юрий Николаевич. Он заранее предвкушал эффект от своего появления в номере.
          Поломавшись, швейцар назвал цену. Юрий Николаевич, не торгуясь, достал десять рублей, отдал их со словами благодарности и поспешил к себе в номер. Открыв дверь, он увидел увлеченных карточной игрой своих товарищей.
           -Ребята, что у меня есть! Мне так повезло! – в руках у Медведева была купленная у швейцара веревка.
           -Юра, не мешай! Видишь, мы играем,- сказал, не отрываясь от стола Бриллинг и, обращаясь к Бамдасову, продолжил.- Володя, ты играть нормально начнешь когда-нибудь? Что ты делаешь?
           -Ты за собой смотри. Я нормально играю.- ответил Бамдасов.
           -Ребята, кончайте базар. Ты ему еще карты покажи,- не вытерпел Махотин.
           -Коля, ты только посмотри,- продолжал настаивать Медведев.
           Никто не обращал на него внимания. Все были поглощены игрой. У Медведева на глазах выступили слезы. Он пытался объяснить ситуацию, но никто его не слушал.
           -Мне повезло, ну, пожалуйста, посмотрите,- продолжал Медведев.- Это кусок веревки, на которой повесился Есенин.
            Наступила тишина. Игроки положили карты и смотрели на Медведева, стоящего с куском веревки в руках. Раздался негромкий стук в дверь номера. Пройдя мимо застывшего Медведева, Махотин открыл дверь.
             В номер вошел швейцар. Он поздоровался, подошел к столу и поставил на него три бутылки водки.




      Утром в понедельник в мастерских театра им. Ермоловой, на третьем этаже здания на ул. Горького, как обычно перед работой, делились происшедшим за выходные. Заведующий драпировочным цехом Евгений Сергеевич Лебедев, небольшого роста, крепкий, лет пятидесяти пяти, достал пачку  «Беломора», поломал  мундштук, прикусил папиросу, так, что стали видны два золотых зуба, закурил и начал:
      -Зоя сварила борщ, наваристый такой. Я тарелку съел. Взял масалыжку, выбил мозг. Полтарелки получилось. Мозг съел, а кость в окошко выбросил, собакам. Мы на втором этаже живем, под окнами палисадник. Вдруг слышу: «Убили, ой убили, милиция!». Я в окошко из-за занавески посмотрел, а там бабка Параша, противная такая, за голову держится и  милицию зовет. Я перепугался,говорю Зое:
      -Ты ложись спать.
      А Светке:
      -Садись уроки делать.
      А сам взял кастрюлю и борщ в унитаз вылил. Он не проходит, я его ершиком, вантузом, спускал воду, спускал -  еле все ушло. Сижу, не жив, не мертв. Вдруг звонок в дверь. Открываю - милиционер стоит, наш участковый. Я ему говорю:
      -Мы первое не варили, у нас бефстроганов и жареная картошка.
      А он мне в ответ: 
      - Вы помните, что завтра собрание в 12 часов? Не опаздывайте,- и пошел.
      Сегодня иду на работу, смотрю бабка Параша с перевязанной головой. Я ее спрашиваю:
      -Бабушка Параша, что это у тебя с головой?
      А она мне отвечает:
      -Я, милок, в субботу кошечку хотела покормить, в палисадник полезла, а меня по голове хулиганы палкой ударили.
      -Борщ жалко.- добавил Евгений Сергеевич.



      В фойе театра актриса Наталья Архангельская вела подписку  периодической печати. Очередь была небольшая, работа только началась. Во главе очереди стоял высокий полный человек. Его большая голова с крупными чертами была обрамлена длинными вьющимися темными волосами. Это был  инженер театра Херсонский. Он работал недавно, ни чем себя не проявил, имя его почти что никто не знал, но уже получил прозвище. За потрясающее сходство с героем мультфильма острые языки прозвали его Бонифацием. За ним стоял машинист сцены Сидор Борисович Шумахер. Маленького роста, как-то неправильно скроенный, много лет живущий в России, плохо говорил по-русски. Он был большим любителем пива и всегда информировал о наличии его в служебном буфете. «Маленькая,плохая, дорогая»,что значило - пиво «Рижское», емкостью 0,33 л.
        -Фамилия? – спросила Архангельская.
        -Херсонский. –представился Бонифаций.
        Подписавшись, он отошел.
        -Кто следующий?
        Я, Натащя,  – сказал Сидор Борисович и представился.- Щюмахер.
        -Херсонский, Шумахер. Что-то у меня пока что одни х.ры подписываются.



          На сцене шла монтировка  спектакля по пьесе Ю.Я.Яковлева «Эти странные новые люди». До премьеры оставалось не так уж много времени, приближались генеральные репетиции. Режиссер-постановщик Павел Осипович Хомский и художник-постановщик Энар Георгиевич Стенберг были приглашенными, поэтому нельзя было задерживать выпуск спектакля.
          На сцене стояла мебель, шла установка света. Декорация была несложная. На высоте семи метров закреплялась карусель, по периметру которой были закреплены довольно короткие тюлевые занавески. Они вращались вместе с каруселью и на некоторые картины опускались вниз, до планшета сцены. Что это все изображало, можно было только догадываться. Как бывает часто, такие, с виду несложные,  декорации требуют очень аккуратных решений. Стенберга я не видел уже длительное время, у него были  в работе еще несколько спектаклей, а вопросов накопилось много. Дозвониться до него я не мог.
          Неожиданно, во время вращения, оторвался плохо закрепленный веревочный трос. Я посмотрел на часы - до начала репетиции оставалось полчаса. Опускать декорацию не было времени. Надо было быстро принимать решение. Я обратился к главному машинисту сцены Борисову:
         -Георгий Георгиевич. Закрепляйте штанкетные подъемы. Я пошел переодеваться.
         Посылать кого-либо на такую высоту без страховки я не имел права и решил, что сам справлюсь
         Борисов все понял и попытался возразить, но я покачал головой и пошел к себе на третий этаж. Георгий Георгиевич был удивительным человеком. Крупный, с мощной мускулатурой, он был очень мягким, интеллигентным человеком, умным и образованным. Работать с ним было удовольствием.
         Быстро переодевшись, я вышел на рабочую галерею. Все уже было подготовлено. Стальные трубы штанкетных подъемов были закреплены на поручнях ограждения галереи. Не долго думая, я перемахнул через ограждение и быстро по трубам  добрался до центра сцены. Я не боялся высоты. Еще будучи мальчишкой, по пожарной лестнице залезал на крышу семиэтажного дома, чтобы согнать голубей. Подняв захваченной с собой веревкой оторвавшийся трос, довольно быстро заплел его. Проверили - все заработало. Можно было возвращаться. И тут, не знаю почему, отказали ноги. Попытался развернуться лицом к галерее, но у меня ничего не получалось, ноги дрожали, металл звенел, а я оставался на месте. Как мне удалось добраться, до сих пор не помню. Помню только, как я перелетел на галерку. Это мощные руки Георгия Георгиевича перенесли меня.
          Репетиция началась вовремя.

          Вечером я зашел в ресторан ВТО. Первый, кого я увидел в ресторане, был Энар Стенберг. Поздоровались. Я спросил его:
          -Энар, скоро премьера, когда ты будешь у нас? Вопросов много.
          -А что я у вас делаю?
          -«Эти странные новые люди».
          -Напомни, что там.
          -Карусель крутится, на ней портянки болтаются,- я не удержался.
          -А, помню. Завтра приду. Во сколько репетиция?
          -В одиннадцать.
          -К десяти, нормально?
          Я кивнул головой.
          -Пойдем выпьем.
Пошли, выпили. Стало легче.


          Закончилась первая часть летних гастролей в Архангельске и театр переезжал во второй город – Мурманск. Оказалось, что есть два свободных дня и несколько человек решили поехать на экскурсию на Соловецкие острова. В театре у меня сложились очень хорошие отношения с артистами значительно старше меня. Самые теплые отношения у меня были с Николаем Аркадьевичем Бриллингом. Он был очень грамотным, умным, начитанным человеком, и мне было интересно с ним общаться. На гастролях мы с ним много виделись, иногда играли в преферанс. С ним мы и поехали.  Оплатили тур, получили каюту второго класса, и, за полчаса до отправления теплохода, поселились в ней. Зашли в салон, по радио шла трансляция футбольного матча чемпионата мира в Испании.
           Отчалили вовремя. Погода была  пасмурная, море не очень спокойное. Довольно быстро теплоход удалился от берега, и вокруг было только бурлящее, свинцовое море. Сказав Бриллингу, что пойду на разведку, я оставил его в салоне и пошел посмотреть ресторан. Их оказалось два. Зайдя в ресторан первого класса, подошел к бару и, узнав стоимость водки, оставил там пять рублей, договорившись о том, что скоро мы придем и потратим эти деньги. Тоже самое  проделал в ресторане второго класса. Вернулся в салон, трансляция матча была плохо слышна -  теплоход прилично отдалился от берега. Слушать было нечего и я предложил пойти в ресторан:
         -Коля, мы пойдем в ресторан и, чтобы я там не говорил, не реагируй. Ты, как Киса Воробьянинов, «особа приближенная к императору».
         Договорились и пошли. Придя в ресторан первого класса, подошли к бару.
         - Позвольте представить вам Николая Аркадьевича Бриллинга, народного артиста всего Советского Союза,- начал я свой спитч и затем продолжил.- А меня можете звать просто Павел,- и уже совсем просто добавил.- Налейте нам, пожалуйста, по сто грамм водки.
          Нам налили. Выпили. Поблагодарили и сказали, что попозже зайдем еще.   
          -Ты ведь не заплатил в баре, - недоуменно сказал Бриллинг.               
          -Тебя узнали.
          Постояв немного на палубе, мы продолжили наше путешествие по теплоходу. Зашли в ресторан второго класса, там были накрыты столы к ужину. Заняв места, мы  подошли  к бару. Все происходило как по сценарию. Представление прошло как нельзя отлично. Поужинав, подышали свежим морским воздухом и, не долго думая, снова пошли в ресторан первого класса. Подойдя к барной стойке, я спросил:
           -Я вам представлял Николая Аркадьевича?
           -Да, народного артиста всего Советского Союза, – ответил бармен.
           -Тогда по сто грамм.
           Нам осталось заглянуть в ресторан второго класса, что мы и сделали через некоторое время.
           Удовлетворенные выполненной программой, спустились в каюту, где и заснули под шум волн, бьющих в стекло иллюминатора.
           Утром, вскоре после завтрака, теплоход причалил к Большому Соловецкому острову, главному острову Соловецкого архипелага. Получив сухой паек, мы спустились по трапу и ознакомились с маршрутами  экскурсий. В основном, все маршруты состояли из пешеходных, совмещенных со шлюпочными. Узнав о том, что надо самим грести, мы решили заняться самостоятельным осмотром острова. Было холодно, около десяти градусов тепла и, чтобы согреться, мы быстрым шагом направились в сторону монастыря.
            Осмотрев все, что смогли, мы пришли в центр поселка и, совершенно случайно, оказались около винного отдела продовольственного магазина. Несмотря на дневное время, он был закрыт. На дверях были массивные стальные накладные запоры с огромными замками. Рядом скучало несколько человек, которые начали объяснять причину закрытия. Мы поблагодарили их за сообщения, узнали как зовут продавщицу  и где ее найти. Проверили наличность, оказалось не густо.Поднявшись на второй этаж указанного нам дома, постучали в дверь, так как звонка не было. Дверь открыла крупная женщина лет сорока пяти. Поздоровались и спросили:
            -Вы Анна Николаевна?
            Получив утвердительный ответ, я тут же включил информацию:
            -Позвольте представить вам Николая Аркадьевича Бриллинга, народного..
            -Сколько? - спросила Анна Николаевна, не дав мне закончить тираду, и уточнила. - Сколько вам надо бутылок?
            -Одну,- с горечью сказал несостоявшийся Киса.
            -Берите больше, еще раз не пойду,- предупредила Анна Николаевна и, захватив связку ключей, закрыла дверь.- Пошли.
            Получив вожделенный товар, мы направились к заливу и, достигнув его, пошли вдоль берега. Вода в заливе была спокойная, ярко светило солнце, не прибавлявшее никакого тепла. У воды, вдоль всего берега, кучами лежали крупные камни. На одном из них сидела актриса нашего театра Электрина Ивановна Корнеева и внимательно наблюдала  за многочисленными птицами, плавающими на воде и летающими  над заливом. Время от времени она бросала им кусочки хлеба из сухого пайка. Полюбовавшись на эту картину, мы прошли еще немного и, устроившись на камнях, приступили к трапезе.
             Неизвестно откуда, появилось огромное количество комаров, старавшихся испортить нам настроение, но это им не удалось сделать. Покончив с «обедом», мы погуляли по берегу, дыша свежим прохладным воздухом, а затем, не спеша, двинулись к причалу. Настроение было отличное – мы посетили Соловки и полностью выполнили намеченную программу.

             Впереди были гастроли в Мурманске и другие истории.
         

         
      Поезд  Москва- Донецк медленно продвигался к своему конечному пункту. Стояла жуткая жара. Окна  были закрыты, дышать было нечем. Все спиртное, что было взято с собой, уже кончилось. Васильев зашел к проводнику и о чем-то с ним поговорил.
      В купе, где ехали ветераны театра Кириллова, Николаева, Урусова заглянул проводник и предупредил, что он должен, согласно  инструкции, провести пробную топку.Пожилые актрисы были в ужасе. Мимо открытой двери прошел Васильев.
       Володя, Володя! - закричала Урусова.
       Васильев вернулся и вошел в купе. Ему объяснили в чем дело и попросили помочь. Через пять минут Васильев вернулся и сказал:
       -Я договорился с проводником, это будет стоить две бутылки водки. У вас есть?
       Водки не было, но деньги тут же нашлись.
       У проводника была водка, и остаток пути до Донецка проехали незаметно. 


       В театре проходили  репетиции спектакля «Ван Гог». По коридору третьего этажа шли  режиссер спектакля Петер Зодан и художник-постановщик Юрген Мюллер. В их разговоре часто упоминалось слово «конфликт». Некоторое время назад от главной роли в спектакле отказался Станислав Любшин. Я присоединился к ним и мы направились в  декорационный зал. Там находился заведующий драпировочным цехом Лебедев. Рабочая неделя уже закончилась, и Евгений Сергеевич позволил себе немного выпить. Мюллер попросил у меня бумагу, чтобы нарисовать эскиз для работы. Я обратился к Лебедеву:
      -Женя,  Юрген просит лист бумаги, папир, надо ему что-то нарисовать.
      -Юрген, милый, папир, сейчас будет тебе папир.
      Евгений Сергеевич зашел в свою комнату, сел за стол, открыл тумбу и, выдвигая один ящик за другим, начал искать бумагу. Бумага не попадалась. Он снова перебрал все ящики, открывая папки, вороша инструменты, приговаривая при этом:
      -Папир, где же этот папир. Тут нет, тут нет. Сейчас, Юрген, милый, найду тебе папир. Ведь был папир. -Отчаившись найти, откинулся на спинку кресла и подытожил результат своих бесплодных поисков - Нет папира, сп….ли папир.


               
         Для организации гастролей и подписания договора я был командирован в ГДР. Получив в Министерстве культуры паспорт, инструкции и деньги, вылетел в Берлин. Остановился в отеле Унтер-дер-Линден недалеко от Бранденбургских ворот. На следующий день началась работа: встреча с принимающей стороной, поездка по городам и осмотр театральных площадок в них.
Кроме Берлина гастроли должны были пройти в Потсдаме и Магдебурге. В поездке мне помогала переводчик Наташа, вышедшая замуж за немца наша соотечественница. Все было выполнено в кратчайшие сроки и, после подписания необходимых документов, довольные хозяева премировали меня поездкой в Дрезденскую галерею. Наташа привезла мне билеты на поезд и обещала оплатить все расходы, связанные с поездкой.

         На следующее утро я выехал в Дрезден. Сел в вагон, в котором было довольно свободно, и выбрал купе, где находились два человека.
         - Guten morgen, – поприветствовал их я.
         На разложенном кресле ближе к двери лежал мужчина лет пятидесяти, коротко стриженный, со спортивной фигурой. Его длинные ноги доставали до стоящего напротив кресла, и мне пришлось переступить через них. Рядом с ним сидела девушка лет двадцати. «Отец с дочкой»-подумал я.
         -Morning,- ответил мужчина.
         -Morning,- ответила девушка.
         Я сел в кресло у окна напротив девушки, закрыл глаза и решил немного вздремнуть.
         Через несколько минут из разговора, который вели мои соседи, стало ясно, что это молодожены. Судя по манере разговора и акценту – американцы. Я искренне порадовался за длинноногого соседа и заснул. Проснулся от того, что в купе кто-то появился. Открыв глаза, увидел человека в форме, проверяющего билеты. Я достал свои и протянул их контролеру. Он посмотрел на них и сказал:
         -Haben Sie die tickets in der zweiten Klasse, und es ist erste Klasse.
         Все стало ясно - Наташа взяла мне билеты во второй класс, а я не проверил. Так что виноват и я. Решил, как теперь говориться, «включить дурака». Пожал плечами и сделал вид, что не понимаю. Контролер решил доходчивей объяснить мне мою ошибку:
         -Die erste Klasse,- он показал на купе. Затем он показал на билеты.- Die zweite Klasse.
Я пожал плечами. Контролер повторил свое объяснение. Я не понимал. Он затараторил так быстро, что я действительно перестал понимать, что он говорит. Затем он остановился, выдохнул и снова произнес:
         -Die erste Klasse,- он рукой обвел помещение купе. Затем он показал  билеты.- Die zweite Klasse.
         Американцы смотрели с любопытством, явно не понимая, что происходит. Я решил заканчивать комедию:
         - Wie viel muss ich zahlen?
         Контролер совершенно обезумел и начал выписывать квитанцию. Я заплатил и с грустью увидел, что остался без обеда.
         В галерее я пробыл несколько часов, подолгу останавливаясь перед картинами, переходя из зала в зал, возвращаясь к уже виденным шедеврам, думая о том, как можно было вернуть в Германию, нанесшую невосполнимый ущерб нашей стране, эту богатейшую коллекцию искусства.
 
        Я возвращался домой с чувством радости и голода, который не смогли утолить маленькая чашечка кофе и крошечное пирожное. На большее не хватило денег. Вернувшись в отель, я с жадностью набросился на остаток привезенной из Москвы сырокопченой колбасы и не совсем зачерствевший кусок черного хлеба. Пришлась кстати и бутылка немецкого пива.
        Несмотря на усталость, я долго не мог заснуть в ту ночь. Перед глазами, сменяя один другого, появлялись шедевры Дрезденской галереи.Казалось, им не было конца.

        Гастроли театра начинались в Берлине. Накануне утром на сцене началась монтировка декораций открывающего гастроли спектакля по пьесе А.Н.Островского «Василиса Мелентьева». Декорация была довольно сложная, объемная, представляющая из себя часть белокаменного дворца с большой лестницей. Она размещалась на поворотном круге. Части декорации собрали быстро. Набили половик на круг. На половике были отмаркированы места установки. Довольные проделанной  работой,  договорились придти завтра к 8 утра, чтобы закончить все к световой монтировке, назначенной на 9 утра. У работников местного театра возник вопрос, почему собрали декорацию не на месте и как теперь ее туда установить. На эти вопросы  был один ответ:
         -У нас есть сани.
         Утром посмотреть на «сани» собрались все присутствующие в театре немецкие работники. Санями оказались две толстостенные дюймовые стальные трубы, изогнутые в концах на 90 градусов. На счет раз-два часть декорации наклонили и подсунули под нее по очереди с каждой стороны по трубе. Затем по тому же счету декорацию переместили на отмеченные места и вынули из под нее трубы. Таким же образом была передвинута остальная  декорация. Части декорации закрепили между собой. Все это волшебство заняло не более пятнадцати минут. Оставалось лишь заправить кулисы.
        -Ну, как сани?- спросил я своего ошеломленного немецкого коллегу.
        -Gut,sehr gut. «SANI»-gut.



          Всемирный фестиваль молодежи и студентов Пхеньяне в 1989 г.

 
     16 февраля отмечался день рождения любимого руководителя Ким Чен Ира. Подготовительная группа Всемирного фестиваля молодежи и студентов прибыла в столицу КНДР за два дня до этого торжества. За обедом в ресторане гостиницы Коре,  в этот знаменательный день, на столы, занимаемые делегацией, были поставлены  литровые бутылки корейского пива из толстого непрозрачного стекла. Официантки налили в стопочки водки. После того, как стопочки опустели, их снова наполнили. На этом угощение закончилось.
     «Как-то, не по-нашему»- подумал я и сказал довольно громко:
     -Надо бы выпить за здоровье любимого руководителя Ким Чен Ира.
     Как по мановению волшебной палочки стопочки наполнились.

 
     Ровно через неделю, 23 февраля, я пригласил  в свой гостиничный  номер на собственный день рождения несколько человек. Все, что было необходимо для этого, я привез из Москвы. Около пяти  часов вечера все собрались. Кто-то заметил, что нет воды. Обычно, вода трех видов стояла на подносе на холодильнике. Поднос был, но пустой. Сделав знак присутствующим, я сказал:
     -Придется жаловаться любимому руководителю, воды нет,- и продолжил накрывать на стол.
     Приблизительно, через пять минут раздался стук в дверь. Дверь открыли и в нее вошел молодой человек в строгом черном костюме. Он посторонился и пропустил вперед официантку с подносом в руках. На подносе стояли три бутылочки воды: сладкая, с газом и без газа.



                Объединение двух Германий  ( 1990)


         В конце сентября я прилетел в Мюнхен. Меня встречал Виктор Шеллер, бывший наш соотечественник, около десяти лет живущий в Аугсбурге. У нас с ним были общие интересы, и он пригласил меня приехать на предстоящие торжества по поводу объединения двух Германий. На следующий день мы решили поехать в Мюнхен и, позавтракав, выехали на его AUDI 100. Ехать по отличной трассе не более шестидесяти километров одно удовольствие и около двадцати минут. Все было бы хорошо, если в машине на половине пути не закончился бензин. АЗС мы благополучно проскочили километров пять назад и нам  нужно было определить, с  какой стороны ближе от нас располагается столбик с  телекоммуникацией. Пошли вперед. На этот раз нам повезло. Примерно через полкилометра появился столбик. Передав информацию, мы вернулись к машине. Еще через несколько минут подъехала сине-белая  BMW. Из нее вышел водитель с небольшой лейкой, подошел к нашей машине, открыл крышку бензобака, налил содержимое лейки, закрыл крышку, получил деньги и, подождав пока мы тронемся, развернулся и уехал. Мы продолжили свой путь, остановившись лишь на заправке.
         Приехав в Мюнхен, мы покатались по городу, посмотрели его достопримечательности и решили пойти в  «Старую пинакотеку». Так и поступили. Три часа, проведенные там пролетели незаметно. По количеству работ пинакотека уступает многим музеям мира, но находящиеся в ней картины великих итальянцев  Леонардо да Винчи, Рафаэля, Боттичелли, Тинторетто, испанцев Мурильо, Веласкеса, Эль Греко, Сурбарана, фламандцев Рубенса, Ван Дейка, Брейгеля, голландцев Рембранда, Хальса, французов Пуссена, Лоррена, естественно, многочисленные полотна немецкой живописи Дюрера, Кранаха,  Гольдбейна и многие, многие замечательные произведения искусства ставят ее на одно из первых мест среди лучших галерей мира.
         Получив колоссальное удовольствие от увиденного, мы перекусили в кафе и тут мой взгляд упал на что-то знакомое. Это был буклет театра на Таганке. Взяв его, я увидел, что театр гастролирует здесь, в Мюнхене. Сегодня у него очередной спектакль. Виктор поддержал мою идею пойти за кулисы театра, и мы отправились искать его.

          Поиски заняли довольно много времени и лишь в девятом часу вечера мы припарковались около театра. Вошли в здание через служебный вход  и, никем не останавливаемые, не путаясь, прошли за кулисы, благо планировка всех театров практически одинакова. Никого не встретив, решили зайти в кантину. Где ж быть актеру? Первого встретили Юру Смирнова. Он не удивился, увидев нас, только сказал:
          - Сейчас будет небольшой перерыв, не уходите.
          Мы сели за столик, Виктор взял кофе, я пиво. Минут через пять один за другим стали появляться отыгравшие свои выходы актеры. Появились те артисты, с кем у меня были прекрасные отношения: Феликс Антипов, Дима Щербаков. Узнав, что я здесь, пришел Костя Паньшин. Реакция от неожиданной встречи у всех была разная. Было много незнакомых молодых артистов. К нам присели несколько человек. Как ни странно, от предложенной выпивки многие отказались. Решили наверстать после спектакля. Виктор поговорил с работниками кантины и нас обещали обслужить. Мы сидели за столиком и к нам то и дело подсаживались свободные от сцены артисты. Почти всех я не видел около двадцати лет, с тех пор как уволился из театра. Через полчаса у меня было ощущение, что мы расстались и не так давно. Мне было очень хорошо и уютно, странно только, что для этой встречи пришлось ехать так далеко.
         Время летело, закончился спектакль. Нам накрыли столы. Посидев совсем немного, мы расстались. Не знаю, надолго ли?

         Шеллер посоветовал мне открыть счет в Deutsche Bank. Он мог понадобиться для нашей работы. Открыл. Денег у меня оставалось немного, положил 100 марок.
         На следующий день после праздника объединения я вылетал в Москву. Приехали в аэропорт Мюнхена без всяких приключений. Подошел к стойке. Выяснилось, что у меня виза закончилась накануне. Настроение было хорошее, даже веселое. Я сказал Виктору:
         -Мне здесь нравиться, если не выпустят, останусь тут жить.
         А он, не долго думая, перевел. Офицер посмотрел на меня, наверное, оценивая возможное приобретение для ФРГ, а затем спросил:
         -Sie haben funf Minuten?
         -Naturlich – ответил я с огорчением, что моя судьба решится так быстро.
         Офицер встал из-за стойки и пригласил меня в кабинет. Действительно, процедура заняла совсем немного времени. Он заполнил бланк, дал мне расписаться, проставил визу. Мы тепло распрощались с Виктором, сказав все предусмотренные для этого случая слова.
         Самолет взлетел, я покидал гостеприимную, увеличенную на большущий кусок, территорию теперь уже объединенной Германии.
            
         Интересно, сколько евро на моем счете накопилось за четверть века.




                Фестиваль Нино Рота (1991)


        Фестиваль выдающегося итальянского композитора  Нино Рота проходил в Москве осенью  на трех площадках: открытие и закрытие фестиваля в Колонном зале Дома союзов, основная часть в Центральном Доме кино и выставка во дворце молодежи на Комсомольском проспекте.
        Художник-постановщик программы Борис Бланк должен был подойти в Колонный зал к 17 часам  к окончанию монтировки декораций и бутафории. На сцене была установлена бутафорская копия переходящего приза фестиваля - большая, около трех метров высотой стилизованная фигурка Джульетты Мазины из кинофильма «Ночи Кабирии». Бельэтаж, ложи были украшены красивыми гирляндами цветов. На авансцене стояли корзины с живыми цветами. Инспектор оркестра Мурада Кожлаева раскладывал ноты на пюпитры. Бланк появился точно в пять вечера.  Придирчиво оглядев проделанную работу, он сказал:
        -А здорово я этот сарай облагородил! – и громко расхохотался.-Ха-ха-ха-ха.

        В перерыве подготовки фестиваля в Центральном Доме кино мы с коллегой пошли пообедать в ресторан. Сели за двухместный столик у окна, сделали заказ и тихо беседовали, ожидая его. Я сидел лицом к двери. Принесли поднос с заказанными блюдами. Отворилась входная дверь и по ступенькам поднялся Михаил Козаков. У меня сохранились хорошие отношения с ним еще с  «Современника». После моего ухода из театра мы  иногда встречались в самых неожиданных местах. Я встал из-за стола и пошел ему навстречу. Тепло поздоровались. Миша сказал:
         -Рад тебя видеть. Часто здесь бываешь?
         -Взаимно. Нет, делаю фестиваль Нино Рота, зашли поесть.
Как-то искусственно улыбнувшись, Козаков сказал:
         -Я уезжаю в Израиль.
         -Надолго? – спросил я.
         -Навсегда.
Я почувствовал, что у меня внутри что-то оборвалось. Мы обнялись.

         Больше мы не виделись. Миша вернулся в Россию, работал много и плодотворно. Я собирался прийти  на его антрепризу, но не удалось. Затем он тяжело заболел и опять уехал в Израиль.

         Когда я навещаю свою мать, похороненную на Введенском кладбище, я обязательно прихожу на его могилу.


                МИЛЛЕНИУМ (последние дни 1999 года)
                встреча третьего тысячелетия

          Мы с моим товарищем Олегом Скударем были утверждены как художники-постановщики торжественной встречи третьего тысячелетия на Красной площади. Заказчик – Управление делами Президента РФ. Объем работ был довольно большой – на Красной площади надо было выстроить четыре деревянных стилизованных дома, вписанных в  архитектуру ГУМа, каток по углам был ограничен четырнадцатиметровыми башнями. Сроки были минимальными. Деньги на фирму пришли приблизительно за две недели до открытия. Завезенный пиломатериал был сырой, хоть выжимай. Удалось договориться в мастерских на Профсоюзной улице, где нам заменили его на сухой. Через десять дней огромными панелевозами все было доставлено на площадь и там смонтировано.
          С башнями проблем не было, а с домами появились. Внутри домов, предназначенных для торговли едой, находилось оборудование. За забором находился небольшой двор для нужд торговли. Вход закрывался на замок.
          За три дня до приемки,  комиссия проверяла готовность. Возглавлял комиссию среднего роста, очень широкий в плечах человек с военной выправкой, судя по всему большой чин из спецслужб. Подошли к одному из домов. Калитка была закрыта.
           -Открыть дверь, - приказал чин.
           -Это нельзя делать, туда будут ходить как в  туалет, –  попробовал возразить я.
           -Открыть дверь, - не глядя ни на кого повторил свой приказ начальник.
           Дверь открыли. Больше замечаний не было.
           Наступил день приемки. В том же составе пошли производить осмотр. Подошли к дому. Открыли калитку. Снег был ярко желтого цвета. Наступил момент моего торжества.
           Почему дверь не заперта? Закрыть, – прозвучал приказ.
           -Вы приказали открыть ее, –довольно весело сказал я.
           -Закрыть, – прозвучало довольно грозно.
           Дверь закрыли. Больше замечаний не было.

           Я посмотрел на небо и подумал:«Может быть снег пойдет».