Так уж сложилось, весьма продолжительный период своей жизни я прожил в Москве и много лет обитал (в смысле "работал") в научно-исследовательском институте градостроительства. Сначала в качестве младшего научного сотрудника, затем аспиранта, старшего научного сотрудника и кандидата наук. В результате, тело моё, слегка сопротивляясь обстоятельствам, преодолевая родовую лень, медленно перемещалось по должностным ступеням и неуклонно умнело. Всё шло по накатанной десятилетиями колее. Homo soveticus постепенно рос и мужал, набирал вес и "прибавочную стоимость", обогащался неоценимым духовным опытом, теряя остатки скромности.
Разросшийся с годами интеллект не слишком сильно отражался на моём материальном благосостоянии, и всё-таки, справедливости ради надо сказать, когда не злоупотреблял ни первым пороком, ни вторым... денег до зарплаты хватало.
Работа была не пыльная, не шумная, но начиналась преступно рано, - в девять часов утра. У проходной нас встречала яркая, почему-то всегда насупленная пышногрудая девица-красавица, которая была абсолютно уверена, что все научные открытия должны совершаться до восхода солнца, и потому дотошно фиксировала в своей тетрадке каждую минуту нашего опоздания. Чтобы с утра не будить праведный гнев начальницы отдела кадров, не врать и не писать объяснительных записок, мы вынуждены были ловчить: приходить с часовым опозданием, обычно после десяти (бывало и после одиннадцати, но это реже), когда красна-девица, отстояв положенное, отправлялась к себе, вооружённая "галочками" на опоздавших.
Рабочий день обычно начинался на лестничной площадке с обсуждения вечерних происшествий и, конечно, успехов на личном фронте (неудачи умалчивались). На разминку уходило около часа, затем мы разбегались по комнатам, чтобы продолжить дискуссию о злободневном уже с коллегами в отделах. Наговорившись и успокоившись, народ наш вновь отправлялся на лестничную площадку "покурить". Так незаметно трудовые будни приближались к полудню и начинался долгожданный обеденный перерыв, которому отведено было ровно сорок пять минут. Не сорок четыре, но и не сорок шесть... Время это было тщательно продумано и обосновано Советским трудовым законодательством.
В столовой, располагавшейся на десятом этаже, к этому времени собиралась длиннющая очередь из проголодавшихся учёных и обслуживающего персонала, сопутствующего их умственной деятельности, поэтому нам, молодым специалистам, приходилось коротать время игрой в блиц, в котором сноровка (то бишь ловкость рук) с лихвой заменяла шахматное умение. Не скрою, нарушали... начинали мы играть чувствительно раньше положенного времени, зато заканчивали позже.
После двух часов по полудню, в столовой становилось свободней, и лучшие люди института тянулись туда именно в это время. Пережёвывая строптивый антрекот из видавшего корриду быка (говядина в нашей столовой всегда была жёсткой), запивая его компотом их сухофруктов, можно было не спешно (но не громко) восхищаться чудесами Западной цивилизации и изрядно оттоптаться на опостылевшей Советской власти, не оглядываясь с опаской по сторонам.
После четырёх, - если не было Большого Учёного Совета, защиты диссертаций или предзащиты, отчётов или секционных обсуждений плановых работ, - народ постепенно рассасывался.
Раз в неделю научным сотрудникам полагался библиотечный день. Это был день Святого отлучника, и каждый из нас, в силу своего обаяния и материальных возможностей, проводил его сообразно фантазии, прислонившись к своей "библиотеке". Сколько прекрасных книг было "прочитано" в эти дни, сколько волнующих страниц перелистано, уже и не вспомнить. Впрочем, "тайна сия велика есть"...
Я специально чуть гротескно обрисовал ситуацию, чтобы передать атмосферу тяжёлых трудовых будней, на фоне которых разворачивались история жизни неординарной труженицы, самоотверженной - Аллы Сергеевны.
Алла работала в отделе неведомо с какого времени и встретила меня, давнишнего знакомого, с большой радостью. Родилась она в Баку, там же окончила архитектурный факультет Политехнического института. Девушкой была серьёзной, собранной, целеустремлённой, способной сутками грызть гранит науки, но ужасно дотошной занудой. Она сомневалась во всём, по уши была закопана в деталях, скрупулёзна подобно кафкианскому герою. Капуха -одним словом. Диссертация, которую она писала сто лет, была давно закончена, но она всё переделывала её и переделывала, дополняла какими-то новыми фактами, свежими данными и этому не было конца.
Была она мила, опрятна, но если откровенно, женщиной не очень привлекательной, зато большой умницей, очень начитанной, доброй и искренней собеседницей. Она была старше меня на несколько лет, а знакомы были ещё со студенческой скамьи.
Жизнь не очень баловала Аллу. Она росла в бедной семье, но, выйдя замуж по любви, переехала в Москву, сносно устроилась, а родив очаровательную девочку была вполне счастлива. Длилось однако это не долго, судьба не была к ней благосклонна. Через два года после рождения ребёнка муж трагически погиб, и осталась она одна с маленькой дочерью в чужом большом городе, с мизерной зарплатой и кучей забот.
При несомненных достоинствах, у Аллы Сергеевны был один до поры необъяснимый мне органический недостаток. Она была переполнена негативными эмоциями. Конечно, это результат жизненных неурядиц, трудностей, которые свалились на плечи маленькой хрупкой женщины. Но было в этом что-то предначертанное, обречённое, роковое; она словно была создана для того, чтобы притягивать несчастье, нести и лелеять хрупкий сосуд своих неурядиц.
Попадая в поле её стенаний, нанизанных на угрюмый стержень, невольно оказывался в плену этих негативных волн. Они накатывались равномерно, монотонно, беспросветно... Казалось, будто погружаешься в облако серых мрачных сновидений, из которых невозможно выпутаться. Через какое-то время я стал замечать, общаясь с Аллой, не столько прислушиваюсь к её словам, сколько растворяюсь в её отрицательных эмоциях и не могу сосредоточится на мысли, которую она хочет до меня донести.
На первых порах это было довольно утомительно, пока я не пришёл к парадоксальному заключению, - она мой врач-психотерапевт. Она наглядно демонстрирует, как не стоит вести себя с окружающими людьми. Как не стоит "грузить" их своими проблемами. Вот когда я в полной мере осознал значение улыбки в общении с собеседниками. Позже прочитал, что с точки зрения Европейских и Американских психологов, улыбка, пусть даже не искренняя, способ расслабления мышц лица, и первый шаг к налаживанию доверительных отношений.
Для меня это было чрезвычайно важно, так как сам любил прислониться к чужому плечу и поплакаться. Теперь, когда возникает соблазн, переложить на чужие плечи свою ношу, я вспоминаю феномен Аллы и отрезвляюсь.
P.S. По этому поводу вспомнил старый анекдот-притчу. В армянскую семью приходят сваты, и мать невесты, желая подчеркнуть достоинства своей дочери, говорит, - "Она такая воспитанная, такая скромная, никогда глаза не поднимает, никогда не улыбается..."
P.P.S. Памяти Аллы Сергеевны Плотниковой (в девичестве Первердян)