Послевкусие. Глава двадцать вторая
Комната мужчины с каменным лицом отличается от комнат в доме, в котором он живёт и работает. Отличия начинаются сразу, от входной двери. Надо отметить, что эта комната имеет отдельный вход, и в ней есть ванная с туалетом, и часть общей веранды наверху. Коты на эту часть не ходят. Знают, что там их не ждут. Итак, входная дверь самая обычная, без стёкол. Ручка её без всяких вензелей, а если открыть дверь, на полу вы увидите полосатый коврик, те, что встречаются на хуторах у бабушек в России. И ведь что удивительно! Если бы этот истукан жил в настоящее время в России, вряд ли такой коврик лежал в его доме у двери. Потерявши плачем! Табуретки, сколоченные из прочных брусков, встречают нас в прихожей. Пресловутые плетёные лапти висят на толстом гвозде. В переднем углу на полке с рушником стоит икона. Закопченная вся! На полке выставлены самовары мал-мала меньше и раздутые от важности матрёшки. Постсоветский модерн! Так называет свои выставочные экспонаты хозяин. На этом тоска по родине заканчивается, и начинается обычный комфорт современного человека. Тут есть место и роскоши, и современным достижениям в бытовой технике. Когда Хельга впервые посетит истукана, он объяснит наличие русской атрибутики, как подарки Агаты. Женщина, считая, что человек может скучать на чужбине по своей родине, буквально завалила его такими подарками, которых он и, живя в России, не мог желать себе. Мужчина стоит посредине комнаты, и прислушивается. Он надеется услышать голос своей женщины, сквозь стены. Берёт кружку и, приставив к стене, прикладывается к его дну ухом. Замирает…. Ничего. Что он хотел услышать? Гневные крики женщины:
— Оставь меня! Ты мне противен! —
И ринутся на помощь героем из русских сказок? Представьте, именно это он и хотел долгие годы. Человек заморозил свои желания ещё в молодости, остался в том времени, в котором с ним приключилась встреча с Агатой. Взамен жизнь дала ему мудрость. Это можно судить по его ответу на вопрос Филиппа:
— Ты счастлив? —
— Если не придумывать себе что-то другое…. —
Но сколько, же нужно было перетерпеть!
Истукан ставит бокал на прежнее место. Мысленно собирается рухнуть на кровать и поколотить руками матрас и подушки, но в дверь стучат. Агата не может придти, это факт. Карлица ещё и не знает о существовании этой двери. Кто это? Неужели сам? Истукан выпрямился, одёрнул пиджак. Двумя руками пригладил волосы.
— Давно пора было….. —
С выражением полного безразличия, к которому он привык, или вернее сросся с ним, распахивает дверь.
— Добрый вечер! Поужинаем вместе? —
Перед ним стоит новая кухарка. Это она, но совсем другая. Что стоит распустить женщине волосы, открыть грудь для свободного просмотра, и снять фартук - получишь результат.
— Я до утра свободная. —
— Я занят двадцать пять лет. —
Подумал про себя истукан и собрался сказать это же вслух.
— Какая прелесть! —
С этими словами женщина мелькнула мимо него в прихожую. Заворковала, загукала, перебирая руками матрёшки, трогая самовары и лапти. Естественно, что подняв руки и встав на цыпочки, она показывала ему себя в выгодном свете. Озарил этот свет разум мужчины, да и дал зелёный свет мужским потребностям. Сознательно не прибегаю к описанию постельных сцен. Сделайте это за меня сами в своём воображении.
— Как неожиданно…. Уф…. Какой вы, право…. —
Истукан отстранился от горячей и ставшей влажной гостьи.
— Так и напугать не долго…. —
Женщина вбирала в себя воздух и не могла им надышаться.
— Затем и пришла. —
Произнёс истукан на русском.
— Что? —
Вопрос от женщины на итальянском языке.
— Через плечо…. Иди от сюдаво! —
Истукан вспомнил дедово слово и заулыбался воспоминаниям.
Женщина поняла это как признательность.
— Ходишь целыми днями за хозяйкой, и не подумаешь, что ты такой…. —
— Да, я такой…. Что ты говорила насчёт ужина? —
— Одной скучно ужинать. Придёшь? —
— Приду. —
Мужчина открыл дверь.
— А, хозяйка с хозяином? —
— Уехали….. Сказали, будут поздно. —
— Чего же не сказала, как пришла? И мне спешить не пришлось….. —
Истукан закрыл дверь.
В своей комнате Хельга надела платье. И так вертелась, и эдак…. Никак не получается застегнуть замок на спине. Ручки короткие. Вышла из комнаты и пошла в залу с фонтанчиком. Никого…. На кухню. Тоже никого. На веранду. Опять, никого. Одни коты развалились по полу, приходится их перешагивать. И ведь не двинуться даже! Туфли сели на ногу сразу. Высокая платформа туфель приподняла карлицу так существенно, что ей казалось, она парит над полом. Нос туфель слегка заужен и округлён. Ремешки мягкие и удобные.
— И кто где есть? —
Она ещё раз прошлась по комнатам. Громко звала Агату. Подошла к окну и оглядела двор. Никого…. Ворота закрыты. Вспомнила, что истукан положил в её карман визитку с телефонами. Пошла в свою комнату. Нашла визитку и набрала номер.
— Как это меня нет? Я на кухне…. Собрался нести тебе чаю. —
Обрадованная Хельга поскакала назад.
— Застегни меня, пожалуйста. —
Истукан растерялся. Ему на выручку пришла женщина из кухни.
— Милое платье. Вы изменились. Из маленькой девочки и сразу в бабочки. —
— Чего мелишь? —
Рассердился истукан.
— Мне хорошо? —
Громко спросила карлица женщину из кухни.
— Зачем она кричит? —
Спросила женщина истукана.
Все люди, попав в чужую страну, разговаривая с местным населением, повышают голос, стараясь что-то им объяснить.
— Хорошо. Тебе очень идёт. Ты повзрослела. —
Ответила женщина, невольно тоже повышая голос.
— Мне двадцать один год. —
— А так и не скажешь. —
Удивился истукан.
— Мужчины после этого, все хотят есть…. —
Послышалась итальянская речь из кухни.
— Я не все! —
Рявкнул медведем из залы истукан.
— Это я уже поняла. Веди малявку на кухню. —
— Она не малявка, она моя соотечественница. —
— Карлица из России? —
— Да, как и я. —
Мужчина с каменным лицом вводит карлицу на кухню. Здесь вкусно пахнет. Кухарка обучалась на специальных поварских курсах, и много лет практиковала и любила свою работу. Огромный холодильник, цвета «металлик», отразил в себе фигурку карлицы. Отразил расплывчато, но именно это и спрятало карликовую её принадлежность, и отражение получилось на славу. Хельга сразу поняла эту тонкость. Вертясь у холодильника, пришла к мысли:
— Значит, мой мужчина должен быть с плохим зрением. Буду обращать внимание на очкариков. —
— Ты не знаешь, у Филиппа со зрением всё в порядке? —
Истукан старательно думал.
— Никогда не видел его в очках. Агата, тоже никогда не жаловалась. А, что? —
— Так просто! Всё надо знать, о своём хозяине. —
— Да, какой же он тебе хозяин?! Хотя, с какой стороны посмотреть…. —
— Сейчас со всех сторон. —
— Тебе виднее. —
Женщина с кухни ластилась к истукану, подкладывала, доливала, убирала использованную посуду, придвигала корзиночку с хлебом. Хельга с интересом за ней наблюдала. Истукан терпел, но выждав момент, когда кухарка успокоилась и села, сказал ей на итальянском языке:
— То, что произошло полчаса назад между нами, не должно было произойти. Бог свидетель! Но человек слаб. Прости меня господи! Забудь…. Я уже забыл. Здесь работа, и кроме своих обязанностей мы ничего не должны помнить, а оказывать – тем более. —
Женщине, итальянке женщине, услышать такие слова! Женщине родившейся в стране, где флирт само собой разумеющееся, где флирт национальный вид спорта, услышать такое?! А уж понять существование мужчин однолюбов, это уже совсем из области фантастики. То, что перед ней сидит однолюб, она ещё не знает. Собственно, кто такой однолюб? Это лентяй по жизни. Лентяю всегда лень. Любые отношения это труд. Вот ему и лень трудится, что бы разлюбить и вновь полюбить, или отбить у соперника, увести за собой возлюбленную. Построить новые отношения. Хоть что-то сделать!
Дальше следует не переводимый фольклор от лица женщины с кухни. Хельга застынет в недоумении, и оно будет поистине велико, так как человек не знает сути происходящего, не знает итальянского языка. Мужчина с каменным лицом будет, есть и миролюбиво качать головой, соглашаясь с каждым, брошенным ему в лицо оскорбительным словом.
— Да, я такой…. —
Будет изредка вставлять эти три слова.
— Скоро, она возьмёт, что ни будь со стола и швырнёт в меня этим. Чем-то не бьющимся…. —
Истукан сидит спиной к женщине и смотрит на Хельгу.
— Взяла? —
Хельга не успела в ответ кивнуть головой, как деревянная, круглая дощечка для нарезания сыра брошена в голову истукана. Ударилась о его плечо и упала на пол.
— Ты злишься на правду. —
Истукан встаёт, подходит к кофе машине и под ругательства разъяренной итальянки, делает себе кофе.
— Будешь? —
Оборачивается к карлице. Хельга кивает головой, хотя кофе она не пьет, хотя из этих чашечек и пить нечего. Чашечки настолько малы, что даже мизинец карлицы в ней утонет. Звонит телефон. Оскорблённая женщина смолкает, будто выдернули штепсель из розетки. Идёт и берёт трубку. В это время, Хельга от страха и любопытства, не сводя глаз с итальянки, проглатывает содержимое чашечки. Горячая жидкость стекает в желудок. Уши карлицы слушают, глаза наблюдают, а рот и горло, наполняются вкусом и ароматом кофе. Она смотрит в чашечку, но там одна гуща, слегка покрытая жидкостью. Карлица пробует нацедить сквозь губы ещё немного. Таким вкусным показалось ей кофе. Удивительное дело – кофе нет, а вкус во рту проявляется ярче и ярче. Карлица вновь заглядывает в чашечку.
— Погадать хочешь, на кофейной гуще? —
Хельга ещё раз вдыхает аромат из чашки.
— Я тебе сам погадаю и без кофейной гущи. —
— Ты?! —
Удивлена карлица.
— А что с поварихой? —
Мужчина с каменным лицом пожимает плечами.
— У вас в России все такие ненормальные мужчины? —
Повариха спрашивает карлицу на родном языке. Окидывает презрительным взглядом спину истукана.
— Через одного…. —
Слышит ответ ненормального мужчины.
— Куда уехали наши хозяева? —
— Куда им надо…. —
— Не груби. Себе хуже. Гостья может пожаловаться. —
На женщину, словно ушат воды вылили. Она меняется в лице, учтиво начинает убирать со стола, украдкой смахивая слезу. Как легко можно обидеть женщину!
— Зачем ты так с ней? Зачем ты так с Агатой? Зачем ты так с её мужем? Зачем ты так с собой? —
Карлица заглядывает в лицо истукана снизу.
— Что за вопросы? —
Растерялся истукан.
— Я не спрашивала, я тебе погадала. —
— Вот как! —
После паузы произносит истукан. Задумывается.
— Выходит моя очередь? —
— Ты сам обещал. —
Лицо у карлицы застывает, как когда-то оно застыло у мужчины, в ответ на бесконечные насмешки и намёки со стороны детей и прислуги, да так и осталось по сей день.
— Ты Хельга станешь моим подобием. Маленьким, правда…. —
Мужская рука поднимается над столом на уровне роста карлицы.
— Отличать тебя от меня будет наличие денег и известность в театральных кругах. —
Истукан выдавливал слова, ему не хотелось обижать карлицу.
— Мы стали врагами? —
Карлица бледным лицом и медным голосом напугала истукана.
— Стать врагами не получится. Я слуга. Мы на чужой территории и будем жить по чужим правилам. —
— Ты прав. Ой, как прав! —
Карлица качает головой и тянет голосом в конце фразы.
— Ты обещал ещё кофе…. —
Истукан встаёт и уходит. Хельга провожает его глазами. Как только спина мужчины исчезнет за перегородкой, силы оставят карлицу, и она, в буквальном смысле этого слова, уронит голову на стол. Звук удара головы о столешницу оглушит Хельгу, и она не услышит, как истукан метнётся назад в комнату и увидит печальную картинку. Увидит истукан и ещё одну женщину повариху, с поникшей головой у посудомоечной машины. Стыд прожжёт его. Ему покажется, что подошва ног горит.
— Да пошли вы все…. —
Мелькнёт спасительная фраза. Мелькнёт, да не спасёт! Горькая горечь горя обложит язык и тот присохнет к нёбу.
Отдалимся от них, посмотрим на присутствующих в кухне людей как бы сверху. Сгорбленная и сразу ставшая не красивой женщина повариха с солёными щеками и покрасневшим носом. Маленький урод с расплющенной о стол щекой, по которой стекает слеза. У карлицы нет возможности удобно сложить руки под головой – не достают руки! На столе лежит только голова, а плечи и руки тянутся к полу. Мужчина с каменным лицом, которое не помнит что такое слёзы. Окаменело когда-то и всё тут!
— А что случилось?
— Да ни чего не случилось!
— Были мы влюблены, а любви не получилось!
Три строчки позаимствованы мною из песни далёкой и манкой юности.
— И никто сказать не может, где счастье ждёт, а где беда!
— За ложным солнцем идём…. Не сиявшим никогда!
Мужчина с каменным лицом перестал обладать им. Жар стыда сжёг маску. Он вернулся к женщинам с чашками ароматного кофе на подносе и…. Не застал не одну. Они разошлись по своим комнатам. Третья женщина, женщина всей его жизни, тоже не с ним. Мужчина, стоя, монотонно, одну за другой, опрокинет содержимое трёх чашек в рот. С последней чашкой, каменное его лицо к нему вернётся. Он исполнит заученные действия по дому. Закроет ворота, включит сигнализацию и пойдёт к себе, в комфортабельное гнездышко одинокого человека. Большой дом замрёт, наслаждаясь наступившей тишиной. Я знаю, что делают трое, оставшихся в доме людей. Они молятся. Кто, как умеет….
В квартире Филиппа царит творческий беспорядок. Где только можно разложены, разбросаны, исписанные листы бумаги. Семён Фёдорович работает по старинке. Его раздражает светящийся экран компьютера, и как он говорит, делает его мысли бесцветными. Стакан здесь, стакан тут…. Бокал тут, бокал здесь. В каком допито, в каком нет. Знают об этом кот и птица. Смятые салфетки. Обертки от конфет и печенья. Тарелки с прилипшими и подсохшими остатками пищи и среди всего этого, расположился толстяк с довольным выражением на лице и птица попугай. Толстяк любовно перебирает листы бумаги, складывает их в стопки. Стопки закрепляет зажимами. Он считает их и нумерует. Птица спешит потрогать клювом все предметы на полу, пока их не убрали. Она обжилась в квартире нового хозяина, почти забыла перелёт в самолёте и вполне счастлива. Кот настолько расположен к птице, что ни чем не напоминает ей дворового кота в Вологде. Да и климат здесь птице больше по душе, окно можно держать открытым круглые сутки. Окно с москитной сеткой. Филипп обещал подарить попугаю подружку. Филипп думает, что птица ничего не поняла из его обещания, но птица умная, и всё знает, и теперь живёт в сладком ожидании обещанного. Какая она, будущая подружка? Как пахнет?
— Попробуй работать с компьютером. —
— Не попробую…. —
Не задумываясь, отвечает Филиппу его толстый друг.
— У меня все мысли плавятся от него, я старею возле него. —
Вздыхает толстяк.
— Я тебя и старого буду любить. —
Толстяк доволен. От улыбки его лицо расползается по плечам.
— Твоя мама не даёт нам сплочённо работать. А время бежит…. —
— Я тоже думаю о её привязанности к карлице, кажется, иссяк источник вдохновения. Мама потеряла всепоглощающий интерес к русскому. И то, хватит уже…. Четверть века, играются! —
Филипп, лёжа на шкуре, скривил лицо.
— Твой отец знает об этом? —
Лицо толстяка приобрело живость. В глазах заблестело любопытство.
— Знает? Он приветствует это —
— Не верю. —
Коротко и твёрдо возмутился Семён Фёдорович.
— Ты прав! Я немножко сгустил краски. Но со стороны, это так и выглядит. Зато улеглись страсти, которых маме не хватало первую половину совместной жизни, в силу постоянного отсутствия отца. —
Семён качает головой.
— Нельзя истукана убрать из дома? —
— Истукан мамина собственность. —
— И ты получишь истукана в наследство. —
— Не шути так…. Моя мама всех переживёт! —
— Согласен. Переживёт ли Хельга, предательство Жерара? И как это отразится на работе? —
Толстяк поднялся с пола.
— Что значит, предательство? Сколько я тогда предал женщин?! —
Филипп раздражён.
— Фу! Не хочу слышать гадости от тебя о тебе. —
Толстяк пошёл в туалет. Закрыл за собой дверь. Перекрестился стоя за дверью. Он не любил выяснять отношения. Ссоры, сцены – это не для него. Филипп невероятно вспыльчивый, главное во время прервать неудобную для него тему. Семён уселся и начал стараться. Поводил глазами вокруг.
— Действительно! Напоминает гроб большого размера. —
Отогнал эти мысли прочь, открыл дверь и предстал перед Агатой и Хельгой. Это было неожиданно! Ушёл в туалет от Филиппа, а вернулся в компанию женщин.
— Доброе утро! Мы от парикмахера…. Только что…. —
Агата ухаживала за карлицей и снимала с неё пальто.
— Как вам? —
Она жестом фокусника, сдёргивает шарф с шеи Хельги.
Перед мужчинами стоит маленькая женщина. Она в красивом маленьком синем платье. Ажурные чулочки на ногах, премило смотрятся в новых туфлях на платформе. Через плечо сумочка, в тон кружев на платье. Руки спокойно висят вдоль тела. Диспропорции существовали, но не так выражено как у карликов настоящих. Сейчас, с помощью заплетённых волос в верхней части головы в виде короны, и свободно спадающих волос с нижней её части недостаток исчез. Цвет волос радикально менять не стали. Подобрали краску как можно ближе к её натуральному тону. Волосы стали ярче и свежее. Вырез мысом на платье, зрительно удлинил шею. Сейчас карлица напоминала себя в парикмахерской торгового центра города Волжского.
— Я запрещаю тебе, смотреть на присутствующих людей исподлобья. —
— Твои глазки куда красивее смотрятся, когда подбородок приподнят слегка. —
— Да, Филипп? —
Агата ждала поддержку от сына. Сын тут же оказался подле матери и замер, целуя ей руки. Та склонила голову и лбом коснулась его головы.
— Раз, два…. Десять…. Десять секунд. —
Сосчитал про себя толстяк.
При виде этой сцены, повторяющейся иногда по нескольку раз в день, Семён Фёдорович душевно мучился. Его грызла совесть, что он так не может со своей старенькой мамой в России. А главное, он хочет, и много раз представлял это в своём воображении. Там получалось, а вот наяву – нет. Стопор!
Сын оторвался от матери, что бы рассмотреть карлицу. Она подняла подбородок навстречу его взгляду.
— Видел бы ты меня в отражении холодильника в доме твоей матери. —
Думала карлица и смутилась, потому, как глаза Филиппа были особенно ласковыми.
— Иди, ко мне моя девочка…. —
Позвал Хельгу Семён Фёдорович. И та вприпрыжку побежала к нему. Прижалась, и оказалась ему по пояс. Они обнялись.
— Давай сегодня вечером, всех бросим и вдвоём закатимся в уютное местечко, с тихой музыкой или вообще без неё. Здесь таких мест много. —
Предложил Семён Фёдорович.
— И никто нам не нужен. —
Обрадовалась карлица.
— Минуточку! Что значит, никто не нужен? Ты только послушай их, мама! —
— Они шутят. Когда едем в театр? —
Агата не собиралась раздеваться.
— Ты едешь с нами? —
— Да. Я должна показать всем, что Хельга важна для меня. —
— Неужели ты думаешь, что Хельгу кто-то сможет обидеть? Я буду с ней, и Семён тоже будет. —
— Ах, оставь эти байки! Театр это чудовище. Я не стану перечислять его минусы. Ребёнка испугаю. Жду вас на улице. Мне необходимо поговорить по телефону. —
Агата выходит. Мягко закрывает за собой дверь. В дворике садится на каменную скамейку. Миниатюрность двора и лавочки подчеркнули красивую пышность итальянки, но сама женщина в этот момент ощущала себя девочкой. Достаёт телефон и набирает номер. Ждёт….
— Слушаю…. —
Говорит в трубке голос мужчины с каменным лицом.
— Давай сегодня вечером, всех бросим, и вдвоём закатимся в уютное местечко с тихой музыкой или вообще без неё? —
— Ты не оправдала моих надежд. Четверть века я жду тебя. —
Человек с каменным лицом заговорил каменным голосом.
— Ты словно по бумаге читаешь. —
— Было время потренироваться и запомнить. —
— Тогда запомни ещё одно – я дважды мужчин не приглашаю. —
Девочка растворилась, невидимым облачком уплыла в небо. Рассерженная женщина отключает телефон. Водит глазами вокруг себя. Маленький дворик. Под ногами камень, вокруг камень, сидит на камне, смотрит на камень женщина с каменным лицом. И звонила она мужчине с каменным лицом. Всюду камень! Словно в каменной шкатулке сидит женщина, с открытой крышкой. Если поднять голову и посмотреть в небо, там камня нет. Ей бы в небо сейчас! Там просторно…. Стало душно. Нестерпимо!
— Мама! Мамочка! Где болит, мама? —
Филипп держит мать за руку и заглядывает в осунувшееся лицо.
Агата обводит взглядом незнакомое помещение.
— Мы в больнице? Что со мной? —
— Доктор за дверью. Разговаривает с папой. —
Входит муж Агаты.
— Кажется, пронесло. Но как ты могла, не беспокоится о себе!? Ты не делала кардиограмму несколько лет. В твоём паспорте неуказанна группа крови! —
— А в твоём паспорте указана группа крови? —
— Указана. Я много летаю. Ты сама посещала консультацию и проставляла. Филиппу, тоже…. —
— Простите меня мои любимые. —
Тихий голос больной заставляет мужа понизить интонацию голоса.
— Ну что ты, любимая! Не говори так! Это мы должны были сделать! —
— Где Хельга? —
— Она с Семёном в театре, пусть привыкает к новой обстановке. —
— Тебя разрешили забрать домой. —
Больной человек обрадовался. Мгновение и щёки покрылись слабым румянцем, и слабость стала уходить, и кисти рук согрелись. Женщина захотела сесть, и посмотреть на себя в зеркало. И она сделала это.
— Мне к лицу бледность…. Надо же…. Перейду на нейтральные тона в румянах и пудре.—
Агата разглядывала своё отражение в зеркальце.
— Пообедаешь в больнице, и домой…. Да? —
Муж ласково поправил покрывало в ногах у жены.
— Мне обедать в больнице? —
Послышалась привычная строгость в голосе Агаты. Но услышав себя как бы со стороны, женщина осеклась. Ей захотелось продлить, то очарование, исходящее от волнения сына и мужа за её здоровье. Захотелось покряхтеть, опираясь на руку мужа и сына, оказать им свою слабость, взамен на тревогу и заботу.
— Хельга перестала быть похожей на карлицу. Правда? —
— Мама! Мне нужна карлица на сцене. Так сильно нельзя работать в этом направлении. Вдруг ей понравится новый облик так, что она перестанет быть сама собой. —
— Но по замыслу, карлица должна перевоплощаться в красивую девушку в глазах любимого. Мама, помогла тебе? —
— Конечно, мама…. Ты фундамент всего, что происходит со мной. —
Отец Филиппа выходит из палаты, что бы забрать назначения врача. Сын спиной слышит, как за ним зарылась дверь.
— Мама! Твой русский, уже час бесится у входа в клинику. —
— Не надо было ему рассказывать о случившемся со мной. —
— Постой у двери, я позвоню ему. —
Филипп идёт к двери. Выглядывает в коридор, кивает матери.
— Со мной всё в порядке. Переутомилась…. Жди меня дома, немедленно уходи. —
Прикрыв рукой телефон, быстро говорит женщина.
— Конечно с ним…. Имею право! Он муж мой! —
— Что это ещё такое? Что за разборки неуместные? —
Вскипает Филипп.
— Сегодня же удали истукана из дома. Ты не устала от него? —
Сын выхватывает из рук матери телефон, собираясь отчитать слугу и во время…. Дверь открывается, заходит отец с бумагами в руках, но что-то вспомнив, делает знак рукой и выходит обратно.
— Устала сынок. И поняла это, сразу после разговора с Лялей, как только она сказала, что решила создать семью, а это значит внуки, а это совершено новый этап в жизни и вход в него только дедушке и бабушке. Какие могут быт романы у людей в моём возрасте? —
Агата сникла и стала выглядеть пожилым человеком на больничных подушках. Сын с жалостью смотрит на мать.
— Мама! Всё можно исправить. —
— О чём ты, сын? Как можно исправить человеку ушедшую молодость, не состоявшуюся семью, не рождённых детей…. Он мог бы иметь детей! Я лишила его всего. Пришло время, когда та потребность, в которой я нуждалась как воздух, стала меня душить, но слуга, не предмет из магазина для взрослых, и его не выкинешь в мусорный бак. —
— Мама! Ты расстраиваешься. Тебе станет плохо. Возьми себя в руки. Всё образумится! Вот увидишь! —
Агата печально кивает головой. Отец Филиппа снова появился в палате.
— Любимая, обедаем дома. —
В это самое время, на пыльной сцене тетра, полу лежали, сидели или просто стояли, делая растяжку рук и ног, актёры. В центе на стуле сидел Семён Федорович. Рядом стояла карлица и во все глаза разглядывала присутствующих людей. Волнение её покинуло ровно тогда, когда она переступила порог вестибюля театра. Вместо волнения пришёл восторг. Коридоры, арки, колонны, капители роспись на них, затем узкие, пыльные, тёмные проходы, по которым они долго шли и вышли на сцену. По ходу движения, Семён Фёдорович открывал дверцы и просил не видимых ей людей собраться на сцене. Именно дверцы, потому как были двери в гримёрные комнаты уменьшенного размера. В темноте образовывался светлый квадрат и захлопывался, а затем следом за ними, люди в темноте узкого прохода, обгоняли их и бежали вперёд. В тонких лучиках света, проникавших из дверных щелей, клубилась пыль. Когда они добрались до сцены, вся труппа была на сцене. Никто не разглядывал её так, как это делали прохожие на улицах. Актёры знали, что приведут карлика и ждали карлика. Когда Семён Фёдорович снял с Хельги пальто и шарф, и она обернулась лицом к труппе, раздались аплодисменты. Актёры хлопали в ладоши. Лица и взгляды их были обращены к ней и источали радость.
— Браво! —
Кричали некоторые из них.
— Что происходит, Семён? —
Карлица привстала на цыпочки и потянулась к толстяку.
— Ты им нравишься. Они принимают тебя в труппу. —
Актёры приблизились к ней. Множество рук потянулось к ней. Кто-то водрузил на неё, берет с красным помпоном. Кто-то приколол брошку ей на платье. В одной её руке появилась мягкая игрушка, в другой воздушный шарик. Кто-то не видимый, поцеловал её в макушку.
— Не обыкновенная! —
Услышала она русское слово у себя над ухом.
Подняла подбородок, как учила Агата и поводила глазами по окружающим лицам. Их было много, и они всё время двигались. Пойти разберись, кто это сказал. След от губ, грел макушку.
— Спасибо, спасибо…. У меня ничего для вас нет! —
— Что делать Семён? —
Она потянула его за руку.
— Приглашать! Все приглашены в Ditirambo на грушевый пирог, политый черным шоколадом, и вишнёвый торт с рикоттой. —
В ответ раздались новые аплодисменты.
— Завтра в полдень. —
Снова узкие пыльные и тёмные проходы. Светлые проёмы дверей закрывались, за входящими в них актёрами и голоса их становились глуше. Навстречу шёл Филипп. Втроём, находится в узком проходе невозможно, и они гуськом направились к выходу.
— Что так быстро? —
Осведомился Филипп.
— У меня голова стала кружиться. Там нет воздуха. —
Верхняя губа карлицы покрылась бисеринками пота. Она облизнула их. Филипп потрогал мягкую игрушку в руках Хельги. Отобрал у неё воздушный шарик и, открыв дверь театра, отдал его швейцару.
— Как мама? —
— Спасибо Семён. Спазм, криз…. Слова всё какие-то мудреные! —
— Мне показалось, что актёры русскоговорящие. —
Хельга убрала руку с мягкой игрушкой за спину. Так, на всякий случай.
— Тебе не показалось. Это одно из условий, для работы в моей труппе. Разговорную речь, должен освоить каждый. Тебе придётся учить итальянский язык. —
— Я буду стараться. —
— До встречи! —
Дверь театра закрылась за Филиппом.
— Не в настроении…. —
Резюмировал Семён Фёдорович.
— Можно понять - мама болеет. Семён, ты мне поможешь с итальянским разговорником?—
— Старайся слушать вникать и запоминать. Чаще повторяй за собеседником. Каждому приятно оказаться в роли учителя. —
Они идут вдоль стены тетра и его афиш. Большой и толстый человек, ведёт за руку маленького, диспропорционального человечка. Одеты они дорого и со вкусом. Потому, никому и в голову не придёт оглядываться на них. Большой человек расскажет маленькому человеку о Миланском оперном театре «Ла Скала». Построен он в тысяча семьсот семьдесят шестом году, и с тех пор считается самым лучшим в мире. Акустические его свойства, до сих пор не превзошёл никакой другой театр. А вот оптические свойства не на высшем уровне. Сцена плохо просматривается с не которых мест партера и практически всех боковых лож. Партер и двести сорок боковых лож вмещают три тысячи зрителей. Изначально зал театра был в форме подковы вытянутой к сцене. Архитекторы более позднего времени, изменили форму зала, приблизив её к кругу. Зрители стали иметь возможность видеть друг друга, разглядывать наряды театралов и показывать себя. Большой театр в Москве, и бывший Александрийский (театр им. Пушкина) Санкт Петербурга, повторяют архитектуру итальянских театров, и так же признаны одними их лучших в мире. В них убранство, блещет во всём величии и превосходит убранство театров Италии. Если рассмотреть архитектуру Московского Кремля, то кремль можно назвать итальянским.
— Я не видела зрительный зал. —
— Занавес был закрыт. Потому и воздуха не хватало тебе. —
Толстяк приподнял кепи на голове, поприветствовал человека с огромным и белоснежным жабо на груди, и таких же ослепительно белых гольфах. Тяжёлые и массивные двери ресторации с трудом открылись перед ними. Семён Фёдорович и Хельга вошли в одну из достопримечательностей Рима, это ресторанчик, скрывающийся в привокзальном районе. Название ресторанчика Agata e Pomeo.
— Кухня тут, толи Ньюйорская, толи Парижская…. Я и сам не знаю! —
Говорил толстяк, снимая пальто с Хельги.
— Сплошные выкрутасы! Например – огуречный шербет, или помидоры в карамели с мороженым. —
— Я такого не хочу. —
— И не надо…. Мы, что ни будь, простое закажем, съедобное…. Доверься мне! —
— Пусть принесут то, что детям приносят. —
Хельга положила подбородок на стол.
— Понял…. —
Толстяк подозвал обслугу, недоразумение было исправлено. Карлица сидела на плотной подушке. Двое русских, вдали от родины, будут говорить о родине. Нет-нет да мелькнёт перед глазами карлицы лицо Жерара. Навязчивой идей станет желание показать себя ему в новом платье. Карлица начнёт вздыхать и сбиваться с мысли.
— Зачем я только согласилась заказать виноградные улитки! —
Карлица опечалилась, рассматривая испеченные улитки в специальной формочке и печи. Отвела от них взгляд и посмотрела на картину, висящую на стене напротив столика.
— Это гора Реймса. У её подножия растут самые лучшие сорта винограда. Какой там воздух! —
Толстяк громко вобрал в себя воздух и всем видом показал, как вкусен тот воздух.
— Возможно и улитки с этих мест. —
— Жерар женится на сестре Филиппа? —
— Скорее всего. —
Без промедления, ответил Семён Фёдорович.
— Что может повлиять на решение мужчины в таком вопросе? —
Повисла пауза.
— Ты считаешь, что сложившуюся ситуацию следует изменить? —
— Что могло изменить отношения Жерара ко мне? Так быстро! Он приедет с Лялей в дом, где я сейчас нахожусь! —
— Приедет, но не для того, что бы обидеть тебя. Ты необычная женщина. Ты обделённая богом. Обижают женщин обычных. —
— Это, каких? —
— На шпильках, с силиконовой грудью, с гелиевыми ногтями, в бриллиантах и без них, с изучающим взглядом, требующих к себе непомерного внимания…. Перечислять можно долго! Ты имеешь мощное оружие и если поймаешь его суть и будешь пользоваться им, окажешься верхом на лихом коне, как говорил великий полководец Чапаев. —
Толстяк смотрел карлице прямо в лицо.
— Я карлица, и это моё оружие? —
Хельге вспомнились слово, сказанное кем-то из актёров труппы над её головой при первой встрече. Не обыкновенная! Даже тембр мужского голоса память воспроизвела в ушах. Рука карлицы самопроизвольно поднялась и легла на темечко, куда её поцеловали.
— У тебя болит голова? —
Толстяк отжал лимон над улитками в своей тарелке.
— Нет. Голова кое что вспомнила. —
— Что вспомнила? Тебе полить лимонным соком? —
— Полей, если это положено. Кто-то из присутствующих на встрече с труппой назвал меня необыкновенной. —
Про поцелуй в макушку Хельга не сказала.
— Женщина? Хотя нет! Наверняка мужчина! —
Толстяк закрыл глаза и пожевал мясо улитки, но нить разговора не упустил.
— Голос был мужским. —
Подтвердила карлица.
— Самого мужчину ты не видела? —
Толстяк протянул ей палочку.
— Накалывай мясо и вытягивай его из панциря. Потом клади в рот. —
— Я крутила головой по сторонам, но не поняла кто именно. —
Карлица крутила головой, подняла ручки, показывая, как это она делала и была очень живописна.
— Про это следует записать. —
Семён Фёдорович выхватывает из кармана блокнот и мелко бисерит ручкой по чистому листу бумаги.
— Такой будет твоя первая, невидимая встреча с будущим возлюбленным! —
Толстяк радуется и пишет и пишет и снова радуется.
Подошёл человек из обслуги. Поднятые руки карлицы, послужили для этого сигналом.
— Прошу вас, обратить внимание, что мясо улиток в сочетании с цитрусовыми, у детей вызывает аллергическую реакцию. Как в вашем случае? —
Официант замер, в ожидании реакции на своё замечание.
Толстяк перестал писать, покосился на карлицу, на её тарелку с нетронутыми улитками. Положил руку на сердце и сказал:
— Вот честное слово не знаю. И мадамузель, наверняка тоже. Положимся на волю случая! —
Мужчина ушёл.
— Что он тебе говорил? —
— Что у детей бывает аллергия на улитки. —
— То у детей…. —
Отмахнулась карлица.
— Что ты там всё время пишешь? У вас нет сценария до сих пор? —
Карлица положила в рот, что-то скрюченное и подкислённое.
— Ну как? —
Среагировал на это действие толстяк.
— Кислый кусочек требухи. —
Толстяк посмотрел на официанта, и тот направился к их столику.
— Мы тут подумали и решили, что совет ваш, весьма и весьма основателен. —
— Что принести на замену блюда? —
— Маринованного в бальзамическом уксусе кролика. —
— И свежее выжатый ананасовый сок, с дольками ананаса. Для послевкусия. —
Карлица делала заказ с серьёзным лицом. Официант ушёл.
— Здесь столько много людей, знающих русский разговорный…. —
— Здесь столько много русских круглый год, что не знать его, значит лишать себя заработка. Кстати…. Следующий год, две тысячи одиннадцатый – год культуры Италии в России, и культуры России в Италии. Кульминация многовековых связей между Москвой и Римом. Перекрёстный год! И спектакль Филипп задумывал для представления его, именно в этом году. Да только ни одна из претенденток на главную роль не подошла к его видению, и я с ним согласен. Мы опоздали! —
— Год ещё не закончился. —
— Основные мероприятия прошли в начале года, мы о себе не заявляли. —
— Как жаль…. Как вкусно выглядит кролик! —
Карлица разглядывала блюдо, поставленное пред нею.
— Улитки вкусно не выглядели? —
— Нет. Я представила, как они морщились в огне, и пытались спрятаться в своих домиках. —
— Снова надо записать. —
Толстяк пишет
— Мы говорили о приезде Жерара с Лялей. —
— Единственное что я могу сделать, это ускорить твой переезд в съёмную квартиру. Не думаю, что это поможет, и если Жерар приедет, ты всё равно будешь присутствовать на семейных обедах и ужинах. Я тоже…. В этот дом, хоть воробей залети, и он тут же станет их собственностью. Заметь, плохо воробью от этого не будет. —
Толстяк ел и пил просто воду, из высокого бокала.
— Я их собственность? —
— Представь себе! И я тоже. —
Карлица прожевала, хлебнула сока, погрызла кусочек ананаса. Снова нет того, что она должна была почувствовать. Кусочки кролика, и бальзамический уксус, перебивали всё. Это как винегрет! Общая масса запоминается на вкус, а отдельные его составляющие теряют индивидуальный вкус. Карлица робко обхватила пальчиками ножку бокала с водой. Чтобы выпить из него ей придётся подтянуть его к краю стола, снять со стола, опустить руку с бокалом и поднести ко рту. И не расплескать при этом.
— Тебе необходимо научится заявлять о своих неудобствах. В противном случае, они будут с тобой всегда. Разберём случай с бокалом. Высокий бокал создаёт тебе неудобства. Заяви об этом! Ты клиент, ты платишь, а тебе неудобно…. Так не должно быть! —
Толстяк поднял руку.
— Сейчас подойдут, а ты скажешь об этом. —
— Мне нужен бокал без ножки. —
Карлица вдруг озлилась на всё происходящее с ней.
— Замечательно. —
Толстяк взял её руку и поцеловал. Потом встал. Обошёл стол и приложился губами к её голове.
— Ты прелесть. Сердитая прелесть…. —
Официант ушёл, что бы принести низкий стакан с толстым дном.
— Между Жераром и тобой мы проведём границу. Это не то, что ты думаешь! Граница для того и существует, что бы её переходить или нарушать. Но она, должна быть. Ты стоишь по эту сторону, а он по ту сторону. Контакта нет. Ты знаешь, что ты поставила границу. Общие слова, общие фразы, разговоры ни о чём или о погоде. Если у него к тебе возникнут чувства, то ты их почувствуешь, даже через границу и только тогда может встать вопрос о её нарушении. А так, общайся, но не кокетничай! Впрочем, ты это не умеешь делать. И потом! Ты раньше всех, должна будешь прощаться, и уезжать в свою квартиру. И заруби себе наносу! Ни какого спиртного! —
— Поняла. —
— И не держи на Жерара зла. В тебе много чего есть, что отвернёт обычного обывателя, но много есть и того, что заставит мужчину чувствовать себя мужчиной с большой буквы. Во втором случае, решение будет отягощено ответственностью за детей и внуков. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я? —
— Можно же и без детей. —
Карлица печально смотрит на оставшуюся в тарелке подливку. Если она слизнёт её, может никто не заметит? Рука толстяка, мякишем от хлеба промокнула соус на её тарелке и положила ей в рот.
— Как ты догадался, и решился сделать это? —
После того как прожевала и сглотнула, спросила Хельга.
— Мои поступки не отягощены ответственностью за потомков. —
Рассмеялся толстяк. Два соотечественника, два абсолютно разных человека, за каких-то полмесяца стали родными людьми.
Жерар вышел из душа в раздумьях о карлице, смотрел в окошко, разглядывал дом брата на противоположной стороне виноградника. Дом казался маленьким и игрушечным. Жерар не считал себя крестьянином. Его деловая жизнь протекала в Париже. Ляля тоже городской человек и деревенский домик на краю виноградника вряд ли ей нужен. Влажными руками Жерар роется в карманах одежды в поисках телефона. Может, кто звонил. Посмотрел на дисплей.
— Филипп…. Что-то с Хельгой? —
В это же самое время, Хельга в доме Агаты сползла с диванчика, обернулась, поправила за собой подушки. Уложила на бок подаренную кем-то из актёров мягкую игрушку, пусть поспит. Игрушка оказалась мартышкой, с очень выразительной мордочкой. Звонит телефон Филиппа забытый им на столе в зале.
— Позвонит и перестанет. —
Решила карлица. Но телефон вибрировал и двигался к краю стола. Пришлось карлице подойти и переложить его на середину стола. На карлице новое платье. Второе. Карлица поправила кружево по краю выреза. Телефон снова звонит и, вибрируя, ползёт по столу к его краю. Карлица кладёт подбородок на стол и когда телефон приблизился к лицу, бодает его подбородком и тот отъезжает назад. И так несколько раз.
Жерар слушает гудки в своём телефоне, а перед глазами лицо карлицы, так близко и так явно! Как она там? И какая она умница! Ни звонков, ни истерик…. Маленький пилигрим! Он скучает о ней. Жерар отключает телефон. Стоит и держит его в руке.
Перед глазами карлицы явился образ Жерара. Стоит тот на берегу реки Ахтуба, капли воды по всему торсу отсвечивают солнце. Кольнуло, заныло, сдавило в груди и перехватило дыхание. Как такое совершенство могло оказаться возле неё? Могло обратить на неё своё внимание? Хотя Семён Фёдорович утверждает обратное и говорит, что некоторые мужчины будут обращать на неё внимание и не всегда оно будет поверхностным. Хельга тихонько, что бы ни спугнуть образ самого главного, самого важного в её жизни человека, убирает со стола подбородок и замирает, наслаждаясь видением образа Жерара.
За происходящим с Хельгой наблюдает Филипп. Он только что вошёл и очарован, как если бы стоял перед вольером редкого зверька. Филипп спешит к своей карлице, подхватывает на руки, кружит по комнате и усаживается вместе с ней на диван.
— Филипп! Твои действия не дозволительны! Сними со своих колен Хельгу и оцени её второе платье. Как оно тебе? —
Агата решительным шагом направляется к сыну, видя, что тот и не думает снимать со своих колен карлицу. Филипп ставит карлицу на пол, но продолжает держать её за руку. Образ Жерара в памяти карлицы становится размытым, а потом и вовсе исчезает. Филипп поднимает руку Хельги, и этим даёт возможность покружиться, и она кружится, не отрывая взгляда от ласковых глаз молодого мужчины.
— Мама! Очаровательней женщины, я ещё не встречал! —
— Ты прав сын. Человеческая красота никогда не была идеальной и совершенной. —
— Я не идеальна и не совершенна. —
Радостно и слегка припевая и пританцовывая, произносит Хельга.
— Да. Ты такая. И всё это твои достоинства. Ох, боюсь, мы перехвалим тебя. —
— Филипп! Я спросила тебя о новом платье Хельги. —
— Мама! Вы женщины всегда спрашиваете о платьях. Я никогда их не запоминаю. Я вижу похорошевшую, за счёт нового платья женщину. Спроси меня на следующий день, какое на женщине было платье, я не смогу его описать, но женщина мне запомнится. —
Агата обдумывает слова сына, руками поправляет кружево вокруг горла Хельги и одёргивает платье.
— Я вырастила мудрого сына. —
Мыть с любовью и нежностью смотрит на сына. Переводит взгляд на подопечную.
— И приобрела мудрую подругу в твоём лице. —
Карлица счастлива, и хочет что-то сказать в ответ на комплимент Агаты, но снова звонит телефон Филиппа, и снова сердито двигается к краю стола.
— Терпеть не могу эту функцию! Она делает обычный телефон, неким монстром. —
Возмущается Агата. Филипп посмотрел на дисплей, потом на карлицу и не ответил.
— Не видно нашего истукана. —
— Нездоровится…. —
Тут же отреагировала мать на замечание сына.
— Мама! Если возникнут какие-то проблемы, неадекватные действия с его стороны или слова …. Я прошу, не реагируй никак! Сразу звони мне. —
Мать не отвечает сыну, она обращается к карлице.
— Квартира Хельги заполнилась мебелью. Завтра в ней развесят люстры. Посуду и приборы, текстиль выберешь сама, со мной. И будешь переезжать! Не страшно? —
— Вы имеете в виду, что я буду жить одна? —
— И это тоже. —
— Скорее интересно и захватывающе…. Ваша дочь приедет? —
— Я неважно себя чувствую, и принимать гостей в таком состоянии не стремлюсь. —
— Как движется работа со сценарием? —
— Семён пишет и чёркает. Иногда много пишет и совсем не чёркает. Поговорю с ним, он бежит и начинает чёркать снова. Листы бумаги лежат всюду, стопками. Как только он в них разбирается, и не перепутывает. —
— Творческий процесс дорогая. —
— Где ваш верный паж? —
Хельге страшно интересно, что ответит Агата.
Женщина не сразу ответила. Она посмотрела в стену, за которой находилась комната истукана, повертела одно из колец на пальце. Вздохнула.
— Время собирать камни. Оно ко всем приходит. Господи! У него даже камней нет за спиной…. —
Агата побледнела лицом и посерела губами.
— И виновата в этом я. Положить вместо камня своё сердце, не могу. Оно ему не принадлежит. Оно и мне не принадлежит. Моё сердце для детей и внуков. —
Женщина перевела дыхание. Губы посинели и сжались. Тихо так, она положила голову на край дивана и замерла, как бы слушая то, что происходило у неё в груди. Карлица с минуту смотрит на эту «окаменелость», а потом что есть сил, кричит имя Филиппа. Кричит до осиплости. И когда тот окажется у ног матери, карлица будет продолжать выдавливать из себя его имя, только уже шепотом. Потом появится муж Агаты, врачи и машина скорой помощи с бригадой реаниматоров. О карлице забудут все. Люди будут мелькать мимо неё, задевая или даже толкая.
Заберите, кто ни будь ребёнка, скажет один из медбратов, и внимательно поглядит на неё.
Карлица покажет ему язык.
— Ребёнок здоров. —
Пошутит тот и ещё несколько раз обернётся в её сторону.
Карлица выйдет во двор, но и там будут сновать люди со скорой помощи. Она отойдёт от центрального входа и завернёт за угол дома. Станет холодно и карлица поймёт, что вышла, не одев пальто.
— Что происходит в доме? Ляля приехала? —
Карлица увидела мужчину с каменным лицом. Тот сидел на каменной скамеечке у своей двери и смотрел прямо пред собой, спиной опираясь о каменную стену дома. Та же окаменелость на лице, которую только что наблюдала Хельга в Агате, бросилась в глаза.
— Чего там? —
Снова раздался голос мужчины с каменным лицом, но не единая мышца на лице не дрогнула. Слова шли из сомкнутых, мёртвой хваткой скул и губ. Нижняя часть лица синяя, а верхняя меловая белая.
— Вы как мертвец…. —
Второй раз испугалась карлица. Но ума хватило, не сказать истукану, что случилось с хозяйкой дома.
— Ага…. —
Рука истукана падает с колен и ударяется о камень. Ногти на ней, как у мертвяка фиолетовые, если не чёрные. Карлица срывается с места и бежит назад, мимо машины скорой помощи, мимо отца Филиппа и Агаты, мимо всех – лишь бы найти Филиппа. Из комнаты в комнату! Нет его нигде. Мужская рука хватает её за плечо и останавливает сумасшедший и бесцельный бег по комнатам.
— Что с тобой? —
Голос отца Филиппа.
— Там мертвец…. —
Отец Филиппа понял о ком идёт речь. Он сорвался с места и исчез. Карлица наткнулась глазами на дверь, принадлежащей ей комнаты. Встала и побрела к ней. Толкнула, открыла и зашла. Очень тщательно прикрыла дверь за собой и оказалась в прохладной и свежей тишине. Вскарабкалась на кровать и затихла. Через несколько минут она стремительно выйдет из неё и пойдёт по коридору. Белоснежный кот поднимет навстречу ей небесного цвета глаза. А карлица, всё ближе и ближе…. Чего это она? Карлица без слов сгребает пушистое тело с пола и тащит к себе в комнату. Пушистое тело несколько раз попробует вырваться, но у него не получится это сделать. Через минуту, кот будет лежать рядом с карлицей на высокой кровати и беспомощно разглядывать окружающие незнакомые ему предметы и плотно закрытую входную дверь. Руки девушки, крепко его сжимавшие, долго не расслабятся, а когда это произойдёт, кот и сам будет спать крепким сном.
Утро и ночь схожи в одном – они приходят и уходят с надменным постоянством. Чем длиннее их череда, тем взрослее и мудрее становится человек, наполняется жизненным анализом, который бередит его голову именно в те полчаса или час, когда сон только подкрадывается. Сны цветные становятся вперемежку с чёрно белыми. С возрастом к человеку приходит способность думать во сне о происходящем во сне, но понять значение сна всё равно никто не может. Иногда случившееся в последующие дни, даёт разгадку сну. Это лишний раз говорит о том, что всё предрешено. Бог? Возможно. Но…. Жизненный анализ заставляет уверовать человека, что вся жизнь и все события в ней, строятся на том, что уже произошло с ним, из того что уже натворил. Из целых и разбитых кирпичиков. Качество кладки зависит от количества целых, а не битых кирпичей, и всевышний он, конечно, принимает во всём этом участие, раз человек ходит по земле им созданной, дышит воздухом им созданным, пьёт воду и вкушает плоды, творения его рук. Вот примерно такие мысли обуревали карлицу, похитившую белого кота с голубыми глазами, в те самые полчаса перед сном. Кот же думал о людях столько лет его кормящих в этом доме, и никогда не трогающих руками. Руки карлицы напугали белого кота с голубыми глазами. Руки маленькие, но сильные. Включилась оборонительная реакция у кота, но мирные размышления человека передались животному, и тот тоже сподобился им и стал мудро размышлять о своём предназначении в человеческой жизни.
Хельга проснулась от того что белый кот мяукал у закрытой двери. Она его выпустила из комнаты, предварительно погладив по спине. В ответ на ласку, кожа на кошачьей спине собралась в складки и завибрировала. Хельга только ручку дверную повернула, а отодвинул дверь кот головой. Где-то на середине коридора, он остановит бег и обернётся. Животное и человек поглядят друг на друга.
— Спасибо за компанию… —
Скажет коту карлица.
Нервно дёргая хвостом, от невиданных перемен в общении с человеком, котище схватит зубами за шкирку первую попавшую кошку и встряхнёт её намного резче, чем обычно, потому, что он соскучился.
Хельга вернулась в кровать. Сна как небывало. Стала слушать дом. Дом молчал. Молчание пугало.
— Ничего! Полежу смирно и засну. —
Решила карлица и приготовилась ждать.
В дверь постучали и открыли её. Филипп заполнил собой всю комнату, и она перестала быть огромной, как казалось Хельге до этого. Воздух от стремительных шагов мужчины достиг лица карлицы раньше, чем он сам приблизился к кровати.
— Ты как вентилятор. —
— Ещё чего! У нас общее кондиционирование в доме. —
— Здравствуй, Филипп. —
— Ага…. Маме лучше. Предынфарктное состояние. Подумать только! —
— Плохая новость. А….? —
Хельга мотнула головой в сторону, она не знала, как зовут мужчину с каменным лицом.
— Его зовут Пашка, или Павел. Или, или…. У него инфаркт. Обширный. —
Филипп с ходу лёг рядом с карлицей на кровать. Перевес был ощутимый. Маленькое тельце карлицы скатилось и прижалось к телу молодого человека.
— Чего прилипла? —
— Я не виновата. —
— А, а, а… —
Парень понял ситуацию.
— Тогда лежи спокойно. Я всю ночь не спал. Можешь поспать со мной вместе. Шесть часов утра только. —
Филипп уже засыпает и сквозь дрёму:
— А ты чего в платье? —
— Так понравилось. —
— Странно…. Когда мне нравится вещь, я вешаю её на вешалку. —
Филипп вышел из дрёмы.
— Павел будет жить? —
— В реанимации откачивают людей и с тремя инфарктами. Тут всё дело в нём. Захочет жить сам, тогда и врачи помогут. —
— А он не хочет. —
Догадалась карлица.
— Не ка…. —
Филипп засыпает.
Странно, но и у карлицы глаза стали слипаться.
Продолжение: Глава 23 - http://www.proza.ru/2016/06/10/1442