Есть слово — свобода. Сладкими каплями вытекает оно из уст политиков и прочих болтунов и втекает в уши доверчивых слушателей. Но ни первые ни вторые не в состоянии дать ему определение и потому понять, что в действительности скрывается за этим размытым понятием. А скрываться может разное.
Всякий имеющий власть не устает заявлять своим подвластным об их свободе. Борющийся за власть заявляет прямо противоположное — о несвободе внемлющего ему народа, которая продлится до тех пор, пока власть не будет отдана ему. С того момента, конечно же, начнется эпоха свободы.
По своей сути свобода — слово-призрак. Это видение появляется сразу по обе стороны окопов и баррикад гражданских войн. В 1918 году любимым словом Ленина и Троцкого была — свобода. Но в тот же год солдаты и офицеры армии Корнилова пели «За Россию, за свободу, если только в бой зовут, то корниловцы и в воду и в огонь идут!»
Всю историю за свободу убивали. Причем чаще всего — братьев по крови. Но, удивительное дело, ни одна из побед никогда не приносила свободы для победителей, и борьба всегда продолжалась. Этот факт свидетельствует в пользу того, что борцы за свободу никогда не знали, за что они на самом деле борются...
Попытки дать понятию свободы более-менее точное определение предпринимались философской мыслью на протяжении многих веков. Но чаще всего результатом этого творчества становились высокопарные эпитеты, вроде «Свобода есть осознанная необходимость». Либо юридические сентенции, наподобие «Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого». Как видим, и в первом и во втором случае содержание слова «свобода» ускользнуло от пытливого ума автора. При этом не остается сомнений, что каждый автор чувствовал в нем свой смысл, который так и не смог перенести на бумагу.
Между тем в практике уголовного законодательства почти всех стран, имеющих развитую полицейскую систему, существует хорошо известный приговор, сформулированный как «лишение свободы». Вроде бы нельзя лишить человека того, о чем никто даже не имеет точного представления. Между тем, значение этого приговора и его последствия хорошо известны каждому. Даже тому, кто ни разу не соприкасался с системой уголовного права.
Если исходить из полицейского понимания свободы, то каждый юридически не лишенный ее гражданин должен считаться свободным. Вне зависимости от политической системы его государства, социального положения, уровня жизни и т. д. Что же, с одной стороны нельзя отрицать, что это в самом деле — так, и свобода в полицейском ее понимании все равно является — свободой. Но при этом само собой возникает чувство недостаточности такой свободы. Ведь борьба за свободу все-таки больше распространена не среди заключенных, а среди людей, которые, с позиции права, и так являются свободными. И размах восстаний свободных людей на протяжении истории не сопоставим с размахом тюремных бунтов. В ходе восстаний так имевшие юридическую свободу граждане включались в борьбу за абстрактную великую свободу. И при этом они сознательно шли на риск даже лишиться свободы в полицейском ее понимании.
Если общественные и философские науки так и не смогли дать исчерпывающего определения понятию свободы, то имеет смысл обратиться к наукам техническим, которые меньше зависят от идеологических спекуляций и по определению настроены на достижение реальных целей. 20 век был эпохой бурного развития науки об управлении, кибернетики, которая смогла дать свободе техническое определение. «Свобода — сумма максимально возможных состояний системы минус сумма наложенных на нее ограничений». По большому счету, такое определение можно считать универсальным, а результаты вычислений по этой формуле будут зависеть лишь от того, что будет рассматриваться нами в качестве «системы». Одно дело — индивидуум, другое — народ, третье — цивилизация, четвертое — человечество в целом. Именно поэтому и не существует некой универсальной свободы, при которой равно свободны и индивидуум, и народ, частью которого он является, и цивилизация, в которую этот народ входит.
Свободу индивидуума можно определить, как минимальную. Именно про нее сказано, что она заканчивается там, где начинается свобода другого. Очевидно, что эта философская сентенция является лишь благим пожеланием. Природа человека стремится к максимальному расширению своей свободы, и если из-за границ свободы других людей расширяться ей станет некуда, то она преодолеет эти границы, переведя общественную жизнь в войну всех против всех. Разумеется, существует государство с его правовыми нормами, призванное защищать свободу каждого своего гражданина в обозначенных для нее пределах. Но примат индивидуальной свободы по своему определению подрывает значение общества и государства, поэтому юридические мероприятия защиты индивидуальных свобод по определению будут не эффективны. Система может лишь обозначить общие правила игры, и в борьбе за расширение своей индивидуальной свободы будут, в зависимости от них, побеждать сильнейшие, или хитрейшие, или подлейшие...
Но есть такая категория «других», которую по определению не возможно защитить никакими правовыми нормами. Это — потомство, следующее поколение народа. Отказ от деторождения для расширения собственной свободы крайне распространен в настоящее время среди людей русской и европейской цивилизаций. Так свобода индивидуума, «минимальная свобода» вступает в противоречие со свободой народа. Ибо ослабевающий народ, обреченный на вымирание, свободным быть не может. Рано или поздно он неизбежно будет подчинен другими, более сильными народами.
Итак, минимальная свобода по определению — деструктивна. Ибо она лишена целей и смысла, она является не «свободой для», но - «свободой от». Ее расширение разрушает общество, приводя его в состояние войны «всех против всех». Победы в этой войне быть не может, ибо в ходе нее народ уничтожается, как общность, и ее результатом становится обращение некогда великих народов и цивилизаций в руины. Собственно, если верить трактатам о закате Древнего Рима, именно рост свободы индивидуума стал той болезнью, которая оборвала жизнь некогда великой Римской Империи.
Потому свободу индивидуума нельзя рассматривать в отрыве от свободы его народа. Почему именно народа? Потому, что народ является той общностью, принадлежность к которой человек способен ощущать на самом фундаментальном, архетипическом уровне своего бессознательного. Соответственно, и свободу народа он может воспринимать, как свою собственную. Что, разумеется, должно обеспечиваться культурой и воспитанием.
В отличие от индивидуума, который может иметь смысл жизни или не иметь его, у народа смысл жизни есть всегда. Самый минимальный смысл его жизни — воспроизводство своей численности и культуры. Максимальный, который может быть только у великих народов — достижение глобальных цивилизационных целей, к примеру — строительство Империи, прорыв в космическое пространство. Нет сомнений, что русский народ по своей природе — великий.
Но достижение народом своих целей, хоть великих, хоть даже малых, неизбежно ограничивает свободу индивидуума, то есть принуждает его совершать действия, от которых в ином случае он, возможно, и воздержался бы. Возникает парадокс: свобода народа выступает против свободы человека, ибо ограничивает ее. И наоборот — свобода индивидуума разрушает свободу народа. Получается принципиальная несовместимость свобод и необходимость выбора одной или другой.
Но такой вывод может быть лишь в том случае, если мы вспоминаем лишь об ограничивающих систему связях, забывая при этом о возможных ее состояниях, количество и качество которых тоже может расти. Эта часть технической формулы свободы связана с будущим, а значит — с творческой активностью человека. Ведь лишь народ способен уловить творческую энергию индивидуума, соединить ее с творческой активностью других людей, дать ей направление. Потому только коллективная свобода дает возможность творить, расширяя возможности народа и каждого его человека одновременно. Тут никаких противоречий между свободой индивидуальной и коллективной нет, обе они имеют одно направление. Подлинное торжество свободы наступает тогда, когда сумма новых возможностей для человека превосходит сумму неизбежных ограничений, что может иметь даже количественную оценку.
Итак, существуют два антагонистических, враждебных друг другу по смыслу понятия, обозначаемые, к сожалению, одним и тем же словом — свобода. Первое — свобода, как устранение наложенных на индивида ограничений, приводящее в конечном итоге к гибели общности, в которую входит человек, и, в конце концов, как это не парадоксально — к полной потере им всякой свободы. Второе — свобода, как расширение возможностей человека вместе с расширением возможностей всего народа. Первое понимание свободы означает ловушку, предназначенную для людей, которые по тем или иным причинам оказались лишены разума. Утверждение о свободе в этом контексте — прием психологической войны, цель которой — ослабление и уничтожение народа. Лишь свобода во втором ее понимании достойна того, чтоб за нее бороться.
Андрей Емельянов-Хальген
2016 год