Проснулась я всё на том же матраце у батареи, где, стуча зубами от озноба и нервного припадка, заснула ночью. Только рядом уже никого не было. Князь... Кто он вообще такой? Сначала нёс меня на руках, завернув в овчинный полушубок. Я ещё тогда подумала: вот, лес, зима, холодно, а он — в одном свитере. Потом, уже дома, поил водкой, терпеливо выслушивая мои пьяные причитания. Сидел рядом на корточках, смотрел внимательно, кивал невпопад, укрывал пушистым шерстяным пледом, тоже пахнущим овчиной. Но сейчас я проснулась, а его нет. И некому сказать спасибо.
На деревянной столешнице стояло два пустых стакана, а не один, как мне помнилось с ночи. Князь тоже пил водку? Уже после того, как я заснула. Зачем ему? Завернувшись в плед, и всё ещё изредка передёргивая плечами от непрекращающегося озноба, поплелась на кухню. То есть то, что соседняя комната — это кухня, я поняла не сразу, потому что взгляд прежде всего упал на стол и долго от него не отрывался. Там в белой фарфоровой вазочке стоял букет незабудок. Живые цветы... Вокруг зима, бескрайняя тайга, а тут, в доме, — голубые незабудки, похожие на весеннее небо!
Я стояла у стола и смотрела на цветы, а он стоял у двери, привалившись плечом к притолоке, и смотрел на меня. Наверное, давно уже смотрел, потому что я совсем не слышала, как он подошёл.
— Как ты себя чувствуешь? — наконец, спросил он. Вздрогнув, я обернулась на мягкий голос с приятной хрипотцой.
— Спасибо.
Дальше была долгая пауза. Мне хотелось спросить, что теперь делать дальше, и зачем он принёс меня сюда? И неплохо было бы узнать, кто он вообще такой? Но почему-то я не могла вытолкнуть из себя ни слова, только смотрела на этого человека — с любопытством, но отрешённо, словно бы я всё ещё спала, и он мне снился. Князь тоже смотрел на меня, так же, как ночью: долго, молча, думая о чём-то своём. А потом сказал, опускаясь на табурет и, кивком головы, предлагая мне сделать то же самое:
— Вифлеемская звезда... Тот, кого она позвала, не может заблудиться и, тем более, замёрзнуть в лесу. Меня попросили приглядеть за тобой, пока ты сама не сможешь видеть достаточно ясно.
— Кто попросил?
— Командор.
Ого! Если сам Командор просил за меня, значит, на сей раз я не ошиблась и выбрала правильную дорогу! Не скрывая радостного удивления, снова взглянула на человека, сидевшего по другую сторону стола, и вдруг отметила, что глаза у него серые. Глубокие, но непрозрачные, словно небо в тучах.
— Понятно... И что мне теперь делать?
— Поживёшь пару дней тут, придёшь в себя, а потом отправишься дальше... за Звездой, — Он вдруг улыбнулся так, как умеют улыбаться только очень добрые и светлые люди, и добавил: — Да ладно тебе! Всё же хорошо!
И только тут я поняла, что глаза мои застилают слёзы: незабудки на столе казались дождливо-размытыми, словно видимыми через стекло, а лицо Князя и вовсе уплыло куда-то за грань реальности. Не увидев, а скорее, почувствовав, как он подошёл и ободряюще обнял за плечи, я уткнулась носом в его свитер и разревелась.
Было страшно принять, что за кругом мира так спокойно. Здесь нет ничего из того, к чему я привыкла, а я — всё ещё есть. И Князь есть. И, наверное, кто-то ещё... хотя, возможно, это не окончательный выход за грань, а какое-то пограничье. И трясло меня вовсе не от озноба, а от непривычной пустоты и наполненности. Когда открываются глаза и начинаешь видеть, становится жутко при мысли о том, где я всё это время жила раньше, что делала и как смотрела на мир. Неужели это была я?! Неужели вообще было что-то до этого леса, до этого дома с незабудками? Но страшнее всего становится при мысли о том, что можно по цепочке следов памяти вернуться обратно.
— Ты не вернёшься, — вдруг сказал Князь. В голосе его была спокойная уверенность. — Кто дошёл сюда, уже не сможет вспомнить обратную дорогу. Командор велел передать, что он подождёт, пока ты немного привыкнешь и успокоишься, а потом даст проводника. И ты пойдёшь дальше.
— Мы ещё увидимся?
— Не знаю. Я так же, как и ты, выполняю приказ. Пока ты — у меня, а дальше будет видно.
Его руки, гладившие мои волосы, были странно ласковыми — совсем непривычно для этого сурового человека. И мне вдруг тоже стало спокойно: какая разница, как дальше будет выглядеть моя дорога, если назад возвращаться не нужно!
Это главное: назад я уже не вернусь.