Сон в руку глава 6

Ольга Постникова
Есть ли более тесная связь между жизнью и такой геометрической фигурой, как круг? Связь, в которой  виртуал   внедряется в жизнь и становится в ней почти господином.

Круг - общения,  друзей,  интересов,   забот,  обязанностей.   Замкнутый круг - этот человек не нашего круга, или, наоборот  –  нашего… можно продолжать до бесконечности.  Даже смерть…  за гранью смертельного, и снова,  круга.  Но, в отличие от всех других, из которых время от времени человек  пытается вырваться,   шаг за эту грань страшит, как ни один другой. Страшит вообще, потому что, какова бы ни была жизнь, а прикипает к ней… намертво и страшит в частности, а если и там – семь кругов… ада.
И Антон, и Юля,  не без  труда,   разместили в круге обязанностей – интерес.  Ждали ребёнка, мечтали о времени, когда он, наконец, появится.  Без  мужа  Юлия не представляла этого момента.
Обязанность -  быть Антону в это самое время на полевых, да ещё и на куличках – в Красноярской тайге,  очертила себя жирной линией, толщиной в шесть месяцев  по окружности и предложила им обоим чувствовать себя  внутри, как… дома.

В конце, жаркого в тот год,  июля, день, в день, как  и предписано врачами,  у них  родилась дочь. За день до этого отец решил сделать в квартире генеральную уборку, а у Юли не повернулся язык, сказать, что завтра у неё срок родов, и она не очень комфортно себя чувствует. Весь день скакала вверх-вниз, потому что в генеральную уборку входило обязательное проветривание и просушивание на солнышке всего, что можно было вынести из квартиры. После просушки – выбивание и торжественный внос в промытую, сияющую чистыми окнами квартиру перин, подушек, матрасов, одеял, пальто и остального, что было вынесено с утра. Мама по своему нездоровью была определена на охрану добра. Она заикнулась было утром:
-Митя, может, отложим на время затею с уборкой? Юле тяжеловато будет.
Отец посмотрел на Юлю, а Юля, как в детстве сделала бодрое лицо:
-Ничего, пап, осилим.
-Ну, осилим и добре.  Потом будет не до этого. Не при малыше же устраивать раскардаш и суету. А пока, движение для тебя – главное условие успешности в появлении ребёнка, - вот так, витиевато сказал.
 И работа, на целый день, началась.  Отец мыл окна.  Не мытьё  – священнодействие, к которому не допускался никто. Только в конце – полюбоваться и восхититься первозданным блеском и чистотой стёкол. Отец, во время всеобщего восхищения, стоял со склонённой набок головой и критически осматривал окна – нет ли где развода. И, если, не дай Бог, то всё началось бы снова – тазы, тряпки, нашатырь и бесконечная смена воды.
Ужин, во время которого Юля  делала вид, что ест. После ужина отец ушёл во двор, играть в шахматы, а они с мамой стали смотреть «Сагу о Форсайтах», и снова    делала вид, что смотрит. Сюжет уплывал. Потом – ночь, кажется самая длинная в её жизни, когда хотелось не то, что кричать – выть от наплывавшей временами боли. Но лежала, стиснув зубы, боясь побеспокоить родителей.  Утром сходила за хлебом, отстояла очередь за молоком. Когда пришла домой, мама готовила завтрак. Посмотрела на Юлю:
-Доченька, что, началось?
-Наверное, мам. С вечера нехорошо.
-И ты молчала?! Что вы с отцом за люди? Из кремния что ли? Давай собираться.
И на сборы времени ушло немного, и на дорогу  столько же. Пять минут до школы, что – в конце родного  двора,  уместившего в себе, кроме родной  школы, ещё два детских сада и десять минут от школы до больницы,  всего – пятнадцать. Голова была забита болью и ужасом,  а лицо  пыталось улыбаться  маме, в ответ на её преувеличенно-бодрые наставления.


 Радость  долгожданного события омрачало только отсутствие Антона.  И, слыша радостные разговоры  через окно  соседок по палате с  мужьями, Юля  тихонько лила в подушку горючие слёзы. Но слёзы - слезами, а впереди  была  встреча с чудом,  о котором  сказали – девочка и дали посмотреть на неё одну секундочку.
Палата жила обычной жизнью, которая знакома каждой женщине, имеющей ребёнка.
 Разговоры с родственниками через открытое по летнему времени окно и, через него же, подъём на связанных бинтах  передач в сумочках, что было  запрещено,  передачи принимали в приёмном покое  и разносили по палатам, но, едва встав на ноги и освоившись, каждая женщина становилась участницей «порочной  практики». Мало ли, что могло понадобиться, а в передачи принимали не всё.
Поговорив с молодой мамой, родственники не расходились по домам, рассаживались на скамейках в больничном сквере, ждать очередного кормления малышей, чтобы, кто-то - в первый раз, кто-то - в очередной, увидеть долгожданную куколку в окошке.  Ощущение чудесного праздника жизни пронизывало всех по обе стороны окон. Будни наступят потом, после выписки, когда каждая семья вернётся в свой привычный круг, а пока – круг один на всех, солнечный, безоблачный, в центре которого новорожденные люди с их кормящими мамами. И нет никого и ничего важнее сейчас для них, ожидающих мгновения мимолётных видений в окошках второго этажа. И даже в мимолётности углядывают самые мелкие черты лиц и кричат от полноты сердец: «Губки – твои, носик – мой». Только про ушки никто здесь не говорит – куколки спеленаты ото лба, до подбородка и дальше – с ручками и ножками. Только самая «отважная» мама во время кормления попытается каким-то образом «пробраться» к пальчикам на ножках или ручках, чтобы пересчитать. Но, обнаружив «повреждения» в пеленах, медсёстры почему-то выговаривают за это мамам. И мамы стараются не раздражать  медсестёр, потому что они сейчас - не второстепенные люди в жизни новорожденных.
Катятся неспешно положенные девять суток в этом радостно-приподнятом круге, чётко разграниченные часами. Не обычными, в которых по шестьдесят минут, а  теми, что между кормлениями. К каждому готовятся, словно  к   встрече  с высочайшей  персоной, по возможности даже прихорашиваясь. Встретившись, замирают в восторге. Если возникает необходимость поделиться этим восторгом… только шёпотом.
Трепетное существование разомкнулось внезапно:
- Девочки, в соседней палате отказничок.
Юля  была самой молодой в палате и мамой – в первый раз, потому – отказничок, по отношению к ребёнку, как слово на тарабарском языке.   Соседка по палате, которая принесла новость, насыщала её подробностями:
- Принесли детей на кормление, положили ей на кровать мальчика, а она уже и грудь перевязала. Уберите  его от меня, кормить не буду, он мне не нужен. Медсестра и так, и этак, покорми, мол, хоть раз. Отвернулась к стене и больше ни слова не сказала. Так и унесли мальчишку голодным. 
Неведение Юли женщины развеяли без усилий. Слово – нагуляла, она, конечно, знала. Но повод ли отказаться от ребёнка?

Уговаривали  долго  и настойчиво. Но:
- Он не нужен мне, двоих я не подниму.

Двоих?! Был ещё мальчик, лет восьми, сданный ею, на время родов, на попечение соседки. Беленький ангелочек, приходивший к маме под окошко. Сам всё разузнал, нашёл:
-Мама, я кушать хочу.

У мамы – слёзы градом. Передач ей не носил никто. Жалобу ребёнка на голод услышал, кажется, весь роддом. Собрали всё, самое лучшее и спустили Павлику по бинтам вниз. Потом уже готовились к его приходу.  Соседки по палате пытались, угощать  и маму, но она пресекла эти попытки сразу:
-Мне ничего не нужно, спасибо, что подкармливаете Павлика. Не понимаю, почему он голодный? Деньги соседке я оставила для него.

Нелегко, но решительно, новорожденный и ненужный маме сын, выпал  за грань  круга  её жизни.


Юля  кругами ходила вокруг кабинета  главврача, пока решилась зайти. Вроде всё отрепетировала, а язык заплетался так, что врач  с трудом поняла, что от неё хочет эта девочка, выросшая на её глазах, а теперь – пациентка отделения. Молодая мама.

-Ну, что ты, Юля? Зачем тебе этот ребёнок?  У тебя чудесная девочка, будут ещё дети. И, потом, о чём ты говоришь?  Где твой муж? Такие вопросы решают вдвоём. Или ты хочешь решить и за него? Твоя мама послала  Антону  телеграмму о рождении дочери, а теперь посылать ещё одну, что через три дня  родился ещё и мальчик?  Всей партией будут решать  ребус. Тебе двадцать лет, ты - мама, а у меня ощущение, что  с дочкой, но так и  будешь лазить на крышу, в свой тимуровский штаб. Ну, вот, что ты плачешь? Хочешь, чтобы молоко пропало?  Иди в палату и не думай о том, о чём тебе думать не нужно. С мальчиком всё устроится так, как должно.

Главврач была  соседкой и в той ситуации - стражем грани  круга Юлиной  жизни.