Эвакуация. Дневник Томы. Часть 2

               
Как мы уезжали из Москвы

Из Москвы мы уезжали с Казанского вокзала. Вокруг поезда один возле другого стояли бойцы, потому что в нем везли секретное и только в нескольких вагонах везли людей. Поэтому на перроне было пусто, иногда пробегали дядьки и тётьки в железнодорожной форме, только тётьки в юбках. На вокзале было полно народу. Пол грязный, но люди на полу  сидели. И дети тоже. И ели грязными руками. Неужели им мама не говорила, что так делать нельзя? Ведь нехорошие дядьки плюют и сморкаются прямо на пол, и от этого можно заболеть. Вот пока мы по вокзалу шли, один дядька  сморкнулся не в платок, а на землю и попал мне прямо на пальто. Меня чуть не стошнило. Дядька нагнулся и cхватил меня за испачканную полу’ пальто рукой. Другой рукой соплю счистил и чистой рукой меня по голове погладил, грубая такая рука, шершавая, за волосы цепляет, – извини, говорит, не досмотрел. Я испугалась, потому что противно.

Папа с нами не поехал, а поехал на фронт, а в нашей квартире в Москве жила тётя Оля с сыном Лёвкой. Это мой двоюродный брат, т.е. кузен, как мама говорит. Он сын Дяди Володи маминого брата, который сидит в тюрьме. Я это случайно узнала - мама плакала и об этом Папе рассказывала и, когда меня увидела, велела мне об этом забыть и никому не рассказывать, потому что он ПОЛИТИЧЕСКИЙ. Дядя Володя очень хороший, он ученый-агроном и выращивает хлеб для людей, поэтому про него ничего не понятно. Я никому не рассказываю, но не забыла.

Брат Лёвка замечательный парень. Он почти взрослый, ему 11 лет, он учится в школе, стоящей во дворе нашего дома в Москве, здорово играет в футбол, очень умный и красивый. Добрый и сильный. Я по нему скучаю.

А мы поехали в эвакуацию с тётей Олей, но не той, что Левкина мама, а другой тётей Олей. Потому, что эта - тётя Оля Михайловна, а та, Лёвкина мама - тётя Оля Васильевна. Этой тёти Оли муж - старший мамин брат дядя Петя. Он вёз в эвакуацию авиационный завод, очень важный и потому секретный. Завод делает лучшие в мире самолёты, и мы победим фашистов очень быстро. Вот какой мой дядя Петя важный человек!

Дядя Петя и тетя Оля Михайловна хорошие, они  взяли всех нас с собой. Мы жили вместе  с ними на окраине Куйбышева целых три месяца. Правда тётя Оля не всегда бывает добрая, потому что ей для нас еду бывало очень жалко, но она виду не показывала, но зато потом к маме по пустякам придиралась. Только мама её ни сколечки не боится, потому что дядя Петя её старший брат и если что – он её защитит.

Потерянные пластинки и Борька

Пока  мы пробирались с Папой и дядей Петей к поезду, я потеряла коробку с пластинками. Она такая тяжёлая, и я её на минутку поставила возле колонны, а взять забыла потому, что кроме неё у меня была ещё сумка с маслом и бидончик с молоком.  Мама увидела, что нет  коробки с пластинками, и заплакала, а Папа говорит – мы с Томой вернёмся и найдём. И мы с ним пошли обратно. Папа мой – самый добрый и очень, очень красивый. У него блестящие глаза и печальные брови, как у Пьеро из «Буратино». И он меня любит больше всех, я думаю, больше, чем маму даже. На неё он иногда ругается, а на меня – никогда. Когда я вырасту, мы с ним будем жить вдвоем, а мама пусть живет со Светкой и с дедушкой.

Мы с Папой вернулись к той колонне на вокзале, где я оставила  коробку с пластинками,  Папа посмотрел и говорит – никакой коробки нет.  А я смотрю – стоит. Только впереди неё стоит какой-то мальчик. Загородил.
Я ему говорю:
 – Мальчик, позволь нам взять нашу коробку, а то у нас поезд в Куйбышев со второго пути.
Он обрадовался и говорит, что они с мамой тоже в этом же поезде поедут и что его зовут Боря. Мы с папой взяли коробку с пластинками, Борю и его маму, всех догнали и пошли на поезд садиться. Нас бойцы - охранники проверили и пропустили к поезду. Больше ничего не случилось.

Наш поезд

Поезд наш был очень длинный. Большинство вагонов товарные с грузом, потом вагон пассажирский, в котором ехали тётя Оля Михайловна и дядя Петя, остальные вагоны в конце поезда тоже товарные, но оборудованные, чтобы людей возить. Ехали мы в теплушках, вагоны деревянные, изнутри досками обшитые, и разделены на отдельные отсеки - теплушки. На полу лежали матрасы, толстые, новые и чистые. Пол тоже чисто вымыт. Мама повесила в проеме простыню, и стало даже уютно.

В вагоне с нами ехала тётя-проводник. У неё тоже отдельная комната. Только маленькая и с титаном, а в титане на углях она все время кипятит горячую воду.  Мама говорила, что такое оборудование – это здорово. Не надо бегать на станции за кипятком.

В другом конце вагона комнатка – уборная. Мы с Борей прозвали её убортрест, потому что это не городской туалет, а как в деревне – дырки, а них видно, как быстро-быстро мелькают шпалы и земля. Даже страшно. Я боялась туда провалиться. Но Мама сказала, что это  большое удобство по сравнению с тем, как другие едут, и что провалиться туда на самом деле нельзя, что большие дети туда не пролезут, а вот маленькие дети могут провалиться. Мы с Борькой уже не маленькие, а большие дети.
 
Мы ехали очень долго, потому что поезд всё время останавливался. Было весело, и мы с Борькой и другими детьми дружили и играли. Только Светка заболела, и мама из-за неё расстраивалась. Приходил старый-престарый дедушка-врач, лет пятьдесят ему, наверное, и сказал, что у нее сильная простуда, и дал ей пить красные порошки в бумажке, называются стрептоцид.
Больше никаких происшествий в дороге не было. И дядя Петя потом сказал, что нам необычайно повезло, потому что следующий наш эшелон немцы разбомбили.