Эхо войны

               
                Рассказ основан на реальных событиях


Ах, этот воздух весны! Какие  нынче гигантские  свечи у каштанов! И сирень, клубящаяся облаком под окнами поликлиники, так свежа после озорного ночного  дождя! А  запах молодой свежескошенной травы, напоминающий о забытой Богом деревушке, о заливных лугах и летних покосах!
Доктор Александр Гаврилович Соколов искоса бросил взгляд на часы. Без четверти двенадцать – конец утреннего приёма. Пятнадцать минут и – свобода! Заплечный рюкзак с неуклюжим чемоданом. Плацкарта – вокзал – душная ночь. Прокуренный тамбур, истошная ругань проводницы, звон стаканов и – одинокая, мерцающая в небе звезда… А под утро – васильковый полустанок и раздольный, долгий, тянущийся вдоль полей большак, по которому шагать и шагать километров пять до родной Александровки.
Ах, деревенька! Десять лет не навещал Александр Гаврилович своей родины, но помнил всё до мельчайших подробностей:  старый дом с тяжёлыми ставнями, холодные сени и огромную русскую печь; суровый топчан и резной комод, подаренный покойным родителям колхозной администрацией; полку книг и письменный стол, за которым когда-то старательно выводил будущий детский врач свои первые буквы…
Детство… Разве думал когда-нибудь разбитной вихрастый Санёк, с грехом пополам одолевший сельскую школу, о том, что  станет большим человеком?! Уедет в город, поступит в медицинский институт, а после  тридцать лет отработает терапевтом в детской поликлинике? Честно и плодотворно отработал. Пора, наконец, и об отдыхе подумать.
Как, должно быть, изменилась за истекшие годы родная Александровка! Старики давно  померли, а закадычные друзья  – Колька да Мишка – оженившись, завели крепкое крестьянское хозяйство. Серьёзными людьми стали: Колька – агрономом, Мишка – трактористом. Забыли, небось, как лазали вместе за яблоками по чужим садам, как дразнили цепного пса Афоньку и как бегали по окрестным лесам в поисках трофеев, оставшихся после отечественной войны.
В далёкие военные годы шли под Александровкой жестокие бои. Много полегло на полях сражений русских и немецких солдат. Много артиллерийских снарядов, простреленных гильз и человеческих останков хранила эта многострадальная земля. Случалось, находили  охотники и грибники неразорвавшиеся мины и ручные гранаты. Особенно опасными местами считались боры  и Красная горка в двух километрах от села.
Жил в  Александровке дед Михей – бывший артиллерист, командир гаубицы. Потеряв под Смоленском руку, устроился он на селе колхозным сторожем. Откопал  однажды Михей на собственном огороде гранату –  ржавую, но целёхонькую, оставшуюся ещё после русско-финской войны. От греха подальше отнёс её старик за деревню – на Красную горку. С той поры и  повелось у мужиков до приезда сапёров сносить   на боры все подозрительные находки.
Местные обходили Красногорье за версту, а для случайных грибников и туристов  Михей установил деревянный щит и написал на нём: «Осторожно!  Неразорвавшиеся снаряды!».
Случалось, пятничным вечерком, когда мужская половина Александровки была навеселе, Санёк подсаживался к деду  на завалинку и начинал пристрастный «допрос»:
- Деда, а правду говорят, будто в болоте у Красной горки лежит немецкий самолёт?
- Самолёта не видал, врать не буду, - попыхивая самокруткой, отвечал  Михей. – А вот обшивка от крыла  точно, есть.
- А мины? Гранаты?
- И этого добра хватает! Фенек штук десять, снаряд от гаубицы и протча… А тебе зачем про то знать надобно?
- Интересно. Расскажи, деда, - не унимался Санька.
- А чаво рассказывать? Поганое место. Ты туда не суйся и пацанятам скажи: кого на борах увижу – выпорю!  Хватит в Александровке одного калеки Михея.
- А правда, что на опушке у Красногорья дядя Вася собрался  сруб ставить? Прямо на бетонном доте?
- Дурной он, Васёк. Кто ж дома  на могилах ставит? Шестерых бойцов этот дот схоронил… То есть оно, конечно, надёжно – дот вместо фундамента использовать. Но - место гиблое. Погоди малость: приедут сапёры – так бабахнет, что одно лишь названье от Красногорья останется…
Санёк слушал и не верил деду Михею. Подумаешь, бабахнет! Каждый мальчишка в Александровке знает: не так страшен чёрт, как его богомаз малюет! Не раз уж бабахало и у них, и в соседней Малаховке, когда местные, не дожидаясь сапёров, сами уничтожали найденные боеприпасы.
Слушая деда Михея, страсть как хотелось деревенской малышне поглазеть и на дот, и на обломки самолёта, но Михей - для острастки босоногой ватаги – скидывал с плеч ватник и показывал обрубок руки. Бабы охали и зарекались пускать ребятишек на Красную горку, но Санька с товарищами всё же бегал втихаря на боры. Там, на брусничных полянах среди белого мха, вразброс лежали огромные  ржавые  гильзы от артиллерийских снарядов. А ещё высокая  трава скрывала окопы на опушке леса, и мальчишки, отыскивая в них трофеи, остро ощущали себя причастными к той  жестокой и страшной войне…
Стрелка на часах дрогнула. Пять минут до окончания приёма…
Ах, какое же яркое сегодня небо! Александр Гаврилович подошёл к распахнутому окну. Хотелось курить. Доктор достал из кармана пачку папирос и щёлкнул зажигалкой.
Под окнами бушевала сирень. Рядом громыхала автострада: шуршали шины  легковых авто, с рёвом проносились самосвалы, а где-то на соседней улице выла пожарная сирена. Чуть поодаль, на школьном стадионе, звучала музыка; там же пыхтел и лязгал железом старенький трактор, пригнанный для строительства детской площадки.
«Это хорошо, что возле поликлиники будет площадка», - с удовольствием подумал Александр Гаврилович. В пору его детства в Александровке не было места для беззаботных ребячьих игр. Маленький Санька мечтал о качелях-лодочках, о турниках и красивых скамейках, которые видел однажды в городе на детской площадке, но взрослые сумели  устроить для колхозной ребятни лишь песочницу да самодельные качели.
По  аллее, ведущей в больничный сквер, шла пожилая женщина, крепко  держа за руку вертлявого внука. Малыш капризничал и плакал.
«Опаздывают на приём?» - недовольно подумал доктор, но тут же успокоился:  женщина, отпустив ребёнка, устало присела на скамейку в тени тополей. Обрадовавшись долгожданной свободе, мальчик схватил железный совочек и полез на кучу песка, которую утром привёз и вывалил под окнами поликлиники огромный самосвал.
Тонкое облако заволокло солнце.
Александр Гаврилович потушил окурок. Для чего нужно столько песка? Быть может, кроме площадки, строители утрамбуют беговую дорожку? Скорей бы уж началась работа, а то детвора растащит песок по всему скверу…
Ребёнок уверенно орудовал совочком – вокруг песочного Эвереста клубилась золотистая пыль.
Александр Гаврилович хотел захлопнуть окно, но вдруг оцепенел, почувствовав, как его обдало изнутри пронзительным холодом: из кучи песка торчала ручная противотанковая граната! Доктор напряг подслеповатые глаза. Граната или консервная банка? Нет, он не мог ошибиться –  десятки раз он  видал подобные штуки на полигоне, когда проходил воинскую службу в составе сапёрной бригады. Но как… Шестьдесят лет прошло с той проклятой войны…
- Женщина! Немедленно уберите ребёнка с  песчаной кучи! –  крикнул Александр Гаврилович, но его голос потонул в рёве  автострады.
Задыхаясь от волнения, доктор выскочил из кабинета. За считанные секунды  сбежав по лестнице вниз, он растолкал пациентов и едва не выбил  хлипкую коридорную дверь, которая почему-то оказалась закрытой.
 Эти мгновения показались Александру Гавриловичу вечностью. Вся жизнь, как  в калейдоскопе, враз  промелькнула перед ним. Родная деревенька. Дремучий бор, а перед ним – заросший иван-чаем окоп. Остатки бетонного дота... Обрубок руки деда Михея…
Успеть! Успеть во что бы то ни стало! Если  там, на куче песка, всё ж не граната, а обычная консервная банка, он позволит себе стопочку-другую хорошего медицинского спирта. Шутка ли – такое волнение!
Коридор. Бокс. Гардероб. Нога Александра Гавриловича зацепилась за половик. Доктор едва не рухнул на топчан, но успел схватиться за перила.
И в эту самую минуту снаружи грянул взрыв.
Александр Гаврилович как-то странно ссутулился и осел на ступени. Больно кольнуло сердце. Перед глазами поплыли круги – радужные  и огромные, как детские мыльные пузыри.
Доктор попытался встать и… не смог. Мимо него пробежало несколько санитаров. Где-то на этаже плакали испуганные дети, а на улице истошно голосила женщина. Через минуту в поликлинику с улицы влился людской поток. Александр Гаврилович, как будто в полусне, слушал расплывчатые потусторонние голоса.
-  Горе-то какое!  Убился насмерть ребёнок!
- Есть хирург или медсестра? Скорее! Женщине, что мимо проходила, осколком руку зацепило! Нужна перевязка!
- А бабушка жива! Ни царапины…
…Туман перед глазами рассеялся.
Александр Гаврилович разлепил отяжелевшие веки.
Входная дверь была распахнута настежь.
Небо по-прежнему отливало густой, глубокой синевой, и по нему плыли облака. Всё так же взволнованно и тихо шептались сирени, а над бетонной клумбой роились пучеглазые бархатцы и анютины глазки.
Доктор почувствовал, как у него перехватывает дыхание и  как к горлу подкатывает ком.
Слёзы? Да, слёзы. Неумолимые, страшные, они текли и текли по щекам Александра Гавриловича. Бывший командир сапёрной бригады, уполномоченный по гражданской обороне  и опытный врач, он, первым заметив опасность,  не успел спасти ребёнка!
Вновь  сильно кольнуло под рёбрами, но Александр Гаврилович не придал этой боли никакого  значения. Слёзы… Что с ними делать, они текут и текут, а на улице  бьётся в истерике раненая женщина…
- Доктор, вам плохо?
Участливый голос молоденькой медсестры прозвучал в ушах доктора приглушённо и как-то нелепо. Разве о нём теперь нужно беспокоиться?
- Вам нельзя волноваться. Я провожу вас в процедурную.  Хотите укол? Нет? Какое лекарство вам дать?..
Александр Гаврилович мотнул головой. 
- Я сам… Та женщина сильно ранена?  Помогите ей…

…Реанимобиль плавно качало; за стёклами мелькали улицы, скверы, пустыри. У койки Соколова суетился молодой врач.
- Потерпите чуток, коллега… Сердечко  давно барахлит? Заканчивать нужно с курением! Жизнь коротка, а вы себя табаком гробите…
Александр Гаврилович вздохнул полной грудью. Под рёбрами уже не кололо, но очертания предметов были расплывчаты и уродливы, а от резкого света ломило в висках.
- Солнце-то какое сегодня, а вы, друг сердечный, помирать собрались! – буркнула фельдшерица. - В деревню вам надо, на свежий воздух…
Доктор Соколов глядел в безмятежное петербургское небо, и слёзы всё текли и текли из его глаз…