Когда же они появились? В конце 60-х? Да, точно: в конце шестидесятых, в начале семидесятых! Когда стали разбегаться по Союзу новенькие «Жигули». Блестящие юркие машинки, пахнущие краской и новой, шуршащей по дороге резиной.
Они – это лысоватые с брюшками сорокалетние мужики в полосатых с воротничками футболках и спикульных джинсах. Эти полосы, идущие поперёк, особенно подчёркивали их, набирающие объём животики.
Стоили машинки дорого. Как говорил один из героев 12 стульев: «Это только состоятельному человеку по силам». Но и при наличии сбережений, купить авто можно было только по спискам. Что для простого труженика означало практически никогда. Приобретали их легально, в основном, первые и вторые секретари райкомов, руководители крупных районных предприятий. Несколько штук ежегодно давали передовикам и ветеранам для поддержания видимости справедливости.
Но, вот как первыми обладателями «Жигулей» становились адвокаты, чиновники исполкомов, главбухи колхозов и примкнувшие к ним шофера и сварщики, не имевшие особых заслуг пред Отечеством – непонятно. Ждать бы им по спискам очереди до скончания века и ждать, – ан, нет! Приобретали быстро, абсолютно новенькие, прямо с областной автобазы.
– Запомни, – говорил мне директор нашей сельской школы Николай Степанович, когда я только начал работать у него после института.
– Запомни простое правило: как машина,– так машина!
Что означало: если ты работаешь на грузовой или тракторе, то вскорости будут у тебя «Жигули» или «Москвич».
Сам же он был счастливым обладателем мотоцикла с коляской ИЖ-ЮК, с помощью которого успешно решались транспортные проблемы его семьи и школы заодно. На нём он привозил учебные пособия, приборы, инвентарь, краску, продукты для лагеря и т. д.
Видеть в подробностях обладателей копеек из адвокатско-чиновной братии можно было обычно на заправках. Они медленно подъезжали к колонке, выходили из авто, осматривали его со всех сторон и шли к кассе. В это время показывались из машины их вечно недовольные костлявые жёны с парой ухоженных шумных и капризных детишек. Они ждали конца процедуры в тени, лениво отмахиваясь от надоедливой мошкары и покрикивая на шаливших детей, одновременно успевая сделать два-три замечания суетящемуся мужу.
Тут же, собирался простой странствующий народ разного пола-возраста в надежде поймать попутку. Люди не просили жигулёвщиков подвести, знали: всё равно не возьмут, и уж наверняка при наличии костлявых. Слушать, как они всю дорогу будут пилить мужа за то, что дома забыл сумку с продуктами и термосом, а на самом деле взял женщину с ребёнком, возвращающуюся домой из районной больницы, не хотелось ни кому.
Поэтому люди терпеливо ждали грузовой транспорт. Шофера подбросят, если в кабине есть место.
Крайне неприятным было для копеечников встретить на заправке бедных родственников или близких знакомых. Как им отказать? Чаще всего говорили, что заехал, мол, только заправиться и, – домой.
Во избежание всех этих ненужных встреч и разговоров, старались заправляться на дальних от места проживания станциях, и возили с собой, как правило, двенадцатилитровую канистру с бензином про запас.
А в дороге случается всякое. И бывает, что не хочется брать попутчика, чтобы не хлопали со всей дури дверьми и не бросали на сиденье тяжеленные пыльные сумки, но, пожалеешь, да и возьмёшь. И будешь потом плеваться и регулировать дверной замок и штопать порванный чехол сам. Не дай бог ещё костлявая увидит!
И вот что удивительно: вечно у них из этих сумок что-то льётся и сыплется! Пока стоят на дороге - ничего, но как только сядут в машину, так и потекло на сиденье. А ещё попадаются мелкие пакостники. Ты его подвозишь, он тебя сердечно благодарит, раскланивается. Рубль даст или два, а глянешь после: под сиденьями шелуха от семечек! Это они тебе так насолить норовят за твою же доброту.
В те времена автобусное сообщение конечно было. Но оно почему-то постоянно не ладилось. По расписанию автобус должен был утром везти людей из посёлка в район или город, а вечером назад. Но, это по расписанию, написанному на ржавой жестянке на столбе у разбитого дорожного павильона. Его и прочесть-то было нельзя из-за ржавчины. Да и написано оно было лет пять назад и не соответствовало сегодняшнему движению. Жестянка болталась на одном гвозде, издавая на степном ветру скрипучий звон. На самом деле автобусы больше не ходили, чем ходили. Удачно уехать, и вернуться автобусом, – было событие.
В октябре 75-го неожиданно скрутил меня ревматизм. Лето было жаркое, без дождей. Степь выгорела, урожай – никакой. Колхозный скот ожидала зимой бескормица. Чтобы как-то протянуть до весны, население района, все организации бросили на заготовку грубых кормов. Учителя и ученики нашей школы заготавливали «веточный корм». Косили кустарники, тальник и камыш по реке и озёрам, крапиву по лесам. Сорокоградусная жара и комары позволяли работать только утром и вечером. Днём все вялые и полусонные отсиживались в лагере и купались в мелеющем на глазах Чагане. А ещё на нашем попечении была колхозная картошка, которую нужно было постоянно полоть.
Видимо купание разгорячённым после работы в реке и ударило потом по суставам. Неудобно было перед детьми, но к концу занятий им пришлось мне помочь сойти с лестницы у дверей школы. Сделали они это дружно, весёлой гурьбой в предвкушении свободы от моих уроков.
На следующее утро собрался в больницу. Автобуса нет. Кое-как доковылял до колхозной конторы: может, кто поедет в район. У конторского крыльца стоял председательский «пирожок» – «москвич» с будкой. Подождал немного. Вышел председатель Алексей Семёнович. Поздоровались.
– Ехать собрался, куда? – спросил председатель.
– Да, вот в больницу надо, – ответил я.
– Я бы тебя взял, да со мной парторг едет. Если хочешь, садись в будку.
– Нет, спасибо. Там холодно и тряско. Ещё хуже станет. И так еле иду, – ответил я.
– Ну, как хочешь, – сказал председатель и, загрузив в кабину суетливо подбежавшего секретаря парткома с папками бумаг под мышками, уехал.
Ждать было нечего. Попробую выйти на дорогу. Может быть, попутка подвезёт, решил я. Только бы добраться до грейдера. Короткий путь к нему лежал через Чаган, к счастью, пересохший. Проблемой для меня было взобраться на противоположный крутой берег. Чтобы помочь себе, я вооружился попавшейся на глаза толстой веткой.
Форсирование сухой речки заняло минут двадцать. То, что в здоровом состоянии потребовало бы всего пары минут. Отдышавшись и подождав пока боль немного утихла, поковылял дальше к дороге, до которой оставалось метров двести. Там ещё была преграда: кювет и подъём на грейдер, но не такие протяжённые.
Ну, вот я и на дороге. Стою, жду. Прошло несколько грузовых, не взяли, были с пассажирами. Проехала пара тракторов с тележками. Эти тут, по хозяйству крутятся.
Показались «Жигули». Поднял руку. Проехали мимо. В салоне было двое – мужчина за рулём и женщина.
Стало холодно. Морозный степной ветер быстро отбирал тепло.
Проехали ещё «Жигули». Голосую. Бесполезно. Только пыль со снегом в лицо.
Прошло часа два. Замёрз. Стал подумывать, что пора и домой. Но, вот ещё белый жигулёнок! Едет не очень быстро. Приблизившись, стал притормаживать. У меня ёкнуло: неужели возьмёт?! Поднял руку.
В кабине знакомый – из наших родителей, приветливо улыбается, махнул мне рукой. На заднем сиденье мой ученик – его сын, тоже машет руками и улыбается. Шофёр продолжительно сигналит во всю мощь, даёт газу и… машина в клубах снега и пыли уносится вдаль. Представляю, как весело всю дорогу обсуждают «шутку» с учителем отец с сыном. Ещё и с друзьями поделятся.
Ну, что? Пора. Если транспорт и будет, то только в обратном направлении. Преодолевая себя и боль, спускаюсь с грейдера и поднимаюсь из кювета. А впереди главная преграда – Чаган! Снег пошёл гуще. Бреду, опираясь на палку…
Контрастом вспомнились студенческие годы. В сентябре, после начала занятий в институте, поехал как-то домой за вещами. Автобуса из города по моему маршруту в тот день не было, – сломался, и я решил добираться на перекладных. Доехал на другом, до Красного. Слез, и пешком потопал до Каменного. Там не далеко, километров 5-6. Оттуда вечером идет часто сельхозтехниковская техничка до дома. На неё я и рассчитывал. А может и попутка какая-нибудь подберёт. День был по-летнему тёплый и солнечный. Лёгкий ветерок доносил аромат осенних полей, периодически перебиваемый терпким запахом кукурузного силоса.
Не успел я тронуться в путь, как догнала меня машина груженая капустой. В кузове на капусте сидело несколько мужиков и женщин. Видя, что машина перегружена, я голосовать не стал. Поравнявшись со мной, машина сама остановилась. Крупный мужчина замахал мне руками и позвал к себе в кузов. Я залез и уселся на капусту. Машина поехала дальше.
Народ в кузове был слегка навеселе. Люди оживлённо разговаривали и пытались петь песни, но они быстро прерывались на втором куплете. Стали расспрашивать меня: кто я, чей я?
– Так ты Емельяныча сын?! – спросил крупный мужчина, бывший у них за старшего.
– Да, – ответил я.
– А что делаешь?
– Учусь.
– Где?
– В педагогическом, – сказал я.
Этот ответ вызвал у бригадира и всей компании одобрительные возгласы. И попытку спеть «Не повторяется такое никогда». Но попытка закончилась на первом куплете.
Ещё раньше я заметил, что к студентам-педагогам наш народ относится с большим теплом и уважением, чем к другим. Так, будучи на практике в городской школе № 40, мы по дороге из школы заходили в шашлычную при базаре. Там работали две женщины. Мы брали один шампур на двоих. Узнав, что мы студенты пединститута, они старались накормить нас получше.
Как оказалось – это были рабочие из районного ДРСУ. Они ездили за капустой в колхоз «Россия», которую выращивали обычно школьники. По дороге домой заезжали во все посёлки и раздавали капусту своим работникам, которые поддерживали трассу в порядке. Те, в свою очередь, не преминули отблагодарить капустников «чем бог послал». Меня капустники щедро накормили, что было весьма кстати, т. к. в пути я был с раннего утра. Так с разговорами, анекдотами и песнями мы добрались под вечер до райцентра. Прощаясь, бригадир настоятельно просил передать привет Емельянычу.
… Иду в снежной мгле. Где-то тут должна быть речка. Как бы не свалиться с крутого берега. Что это? Натыкаюсь на какую-то большую тёмную кучу. Непонятно. Стог соломы, что ли? Нет. Не должно быть тут соломы. Всю её ещё летом свезли на гумно.
Палкой пытаюсь кучу разворошить. Так это же наш «веточный корм», что мы с учениками летом заготавливали! Значит, его так и не вывезли! Вот это да! А мы-то старались!
А там что темнеет? Бреду туда. Ещё куча! Тоже наша! Так и остались на берегу. Почему не убрали? Не нужны стали? А как же наша работа, наша ответственность? Планы заготовок? Соревнования?
Наш труд бесплатный. «За бесплатно» можно сделать что угодно, победно отчитаться и потом выбросить или забыть где-нибудь. За это никому ничего не будет. А сколько таких срочных, ответственных и бесплатных работ на благо родного государства было сделано за время работы в школе, не перечесть!
Ну, вот и Чаган! Дай Бог сил! Попробую уехать завтра. Может автобус пойдёт?
Игорь Самочеляев