Очередь. Любопытно. Встал рядом.
- А Вам по какому курсу? – это мне. Отошли в сторонку. Всё устраивает. Пересчитал – сотка лишняя. Проверяет? Сую пачку обратно – пересчитай. Визг тормозов – оборачиваюсь. К тротуару прилипла белая "Волга".
- Так берёте?
В голове всё крутится, слишком быстро, слишком хорошо, ориентиры смыло. Сую ваучеры. Опять визг тормозов. Две чёрных дуги, словно удивлённый взмах бровей на дорожном полотне – где же "Волга"? И где этот, ну который с баксами? Острый привкус беды. Пробило холодным потом. Рука так и замерла, как у нищего на паперти. Пальцы впились в подачку. Так и есть. Сверху сотка, полташ снизу. “А внутре у ней неонка?”
Слова в голове перестали превращаться в мысли. Пока тройка не сподобилась: “Как же так?”
Кружу вокруг. Сколько уже часов? Опять там же. Чуть поодаль. Опа – тот же самый чернявый кент. Подкрадываюсь сзади, крепко обхватываю, шепчу в ухо: “Верни ваучеры, не то…” Знакомый визг тормозов. Обречённо оглядываюсь. Рывок, и кент скрывается в "Волге", та – в потоке машин.
Отделение милиции за углом. “Ты рехнулся, паря. Это ж грузинские, им пырнуть, как…”
Домодедово. Если одно, так и другое. Самолёты не летают. Почти. Нет бензина. Лучше б совсем не летали – хоть не метался бы. За день перебывал во всех аэропортах. Слухи. Угасшие надежды. Ночь. Переполненные залы. Нашёл место на лестнице на второй этаж. Хоть не холодно. Но неудобно спать, сидя на ступеньке и прижав голову к прутьям ограждения.
1
- Думаешь – уснёшь? – лёгкое прикосновение к плечу. Мне всё равно, кто это. Так умотался за день. Особо донимавшая мысль о лохе (умном, очень умном, но лохе) ушла. Как и паника, раздражение, ненависть, отчаяние. Осталась лишь мысль о себе. Почему-то без связи с лохом. Даже не мысль – некая колыбельная, которой мой шокированный организм пытался усыпить меня. “Не думай ни о чём, глупыш. Всё будет хорошо, малыш. Тебе бы просто поспать…”. И вот кто-то сомневается, что мне это удастся.
Худенькое лицо с запавшими глазами. Но с налитой полной нижней губой, как я люблю. Света достаточно, чтоб рассмотреть странное выражение глаз. Наверное, поэтому на всякий случай провёл рукой по дипломату (что с ним сделается под моим плечом?!), барсетке – не расстёгнута и без пореза.
Она чуть выпятила нижнюю губку, развеселив меня. Столь уморительной стала её мордашка. Наивность и усиленный ход мысли явственно проступили, тесня сомнение.
- Я – Тина. И я всё видела.
Я подождал, но решительность покинула её. Хотя блеск глаз свидетельствовал скорее о другом – она ждала моего ответного хода. Конечно, этот сумасшедший день должен был так закончиться – явлением ангела. Наверху, похоже, собрались меня отпевать. Я почувствовал облегчение – все проблемы отпали, неожиданно включилась фантазия. Понятное дело, эта дурёха – из той очереди, видела как меня кинули, а моё лицо навело её на мысль, что надо бы за этим типом присмотреть, не ровён час… И таскалась за мною всё это время.
- Тина-Тина, зачем ты ещё здесь? Давай ту-ту домой. Представление отменяется.
Странный её взгляд не менялся. Но смысл и так был очевиден - у девчонки кончились деньги. И, конечно, надо на другой конец города. Застывшие её глаза выдавили из меня: “Если такси, то на самолёт уже не хватит”.
- Кофе. И шарлотку, - голос спокоен, скорее уставший.
Дал денег, отправил. Принесла на двоих. И кипу газет. Вокруг все успокоились. Настало время тишины, не нарушаемой отсутствующими объявлениями и гулом самолётов. Шорох газет на ступеньке, дипломата на моих коленях, на который она умащивала свою голову. Блеск её глаз тревожил меня. И я затянул свою колыбельную: “Не думай ни о чём, глупыш…”
2
- Тебе не кажется, что ты действовал неправильно? – Тина бодро жевала очередную шарлотку. Я обошелся чашечкой кофе. Хотя обычно в семь утра не позволял себе и этого. Умывшаяся Тина в ярком свете выглядела более-менее. Посвежела, несмотря на общую тощесть, в необходимых местах всё было. Выражение пристально разглядывающих меня глаз по-прежнему поражало странностью. “Человеку чуть больше двадцати, а уже так смотрит”.
- Поясни.
Краем уха я прислушивался к скороговорке диктора. Рейсы только переносились. Вяло подумал – надо бы всё ж дойти до справочной.
- Если твоё не отдают, то надо забрать. А ты – суетился, растерялся, потерял лицо. Посмотри на себя – так выглядит человек без лица, - маленькое зеркальце подлезло под мою ладонь на столе. На автомате глянул – всё как всегда. Почти. – Ладно, отвези меня домой, что-то зябко мне одной. Всё равно ничего не летает.
Метро, десяток минут пешком, и мы оказались напротив того самого обменного пункта. “Я здесь живу, - она спокойно смотрела мне в глаза, гася очевидный вопрос. – Каждый день наблюдаю эту хрень”, - кивнула головой на, казалось, приклеенную к окошку очередь.
- А вон и твой дружок. Не хочешь привет ему сказать? – не отпускавшие меня её глаза затуманились, словно она ушла. В себя, или подальше от меня. - Как Волжанка подлетит, нейтрализуй гадов, - в руки мне плюхнулось нечто увесистое.
"Травка лечебная, Фенимор Купер?" - Может, и имели отношение к содержимому этого баллончика. Одним глазом я слежу за Тиной, другим рассматриваю герб на этикетке под надписью ЗВЕРОБОЙ-10М. Девушка отправилась через дорогу, хоть и узкую, но весьма транспортом насыщенную. Чего-то я недоглядел, что-то в девице не понял. Модели на подиуме – коровки на лугу, по сравнению с этой странноглазой. Зачем ей переход, если здесь ближе?! Сказать про её походку танцующая – опошлить явление. Водители не тормозили - то ли не замечали её, находясь под мороком, то ли уверены были, что всё путём – по той же причине. Но через несколько секунд Тина уже оглядывалась с противоположного тротуара – ты-то что варежку раззявил?
И я попёр напрямую, глядя только на её платьице с преобладанием зелёных цветов. На той стороне – выдох, баллончик – в карман, и замер. Она улыбнулась, я тоже, зачем-то опять вытащил баллончик. Наверное – уравновесить дипломат с барсеткой в левой руке. Пока она держала курс на этого типа в очереди, я понял назначение большой кнопки и распылителя в доверенном баллончике. И даже оглянулся, отыскивая знакомую "Волгу".
Смачный звук пощёчины, матерный возглас с кавказским акцентом… Падение тела я уже наблюдал воочию – некрасивое, даже безобразное – на спину, головой об землю, с оголившимся бедром, как бы отдельно от всего остального. “Уже задрала, сука! Сколко можно?!”- увидев меня, он крутанулся – есть ли ещё лохи? Прямо за спиной знакомо взвизгнули тормоза, включив, наконец, голову. Обернулся, два шага к открытому окошку, кулаком с зажатым баллончиком – в наглую рожу. И длинная очередь из баллончика – по всему салону. Едва сам не попал под струю.
Потому резко отпрыгнул, развернулся и… едва успел выставить дипломат. Нож с чпоканьем вошёл в него. Руки на автомате взметнулись, и рвущийся в машину кавказец оказался отброшен дипломатом. Он, было, рванул вперёд ещё раз, но вдруг обмяк, рухнул на асфальт. Рядом с ним осела Тина. Из рук её вывалился шокер, скалясь клыками-электродами. Она пыталась встать, но опять завалилась на бок, судорожно дыша и с ужасом смотря на меня. Красное пятно расплывалось на рубашке. Рывком задрав край её, увидел миллиметровую дырочку чуть выше пупка. Кровь вяло сочилась из неё. Кончик ножа всё ж достал меня.
- Царапина, ерунда. Валим. Скоро эти очнутся, - подсев под её плечо, засеменил на полусогнутых. Но она оттолкнула меня, упала на кавказца, распахнула его барсетку – битком. Рубли, доллары, евро. Тем временем она прошлась по его карманам. Найденные скрутки, перехваченные резинками, тоже полетели в заботливо подготовленный пакет. Я вырвал пакет, глядя в её переставшие быть странными глаза, швырнул его в окно "Волги". И вновь подхватил её и потащил.
3
- Показалось, - мои слова сразу стёрли настороженность с её лица. Не слишком-то пугали её выстроенные кованой цепью доводы о возможном преследовании. Ну да – деньги же вернули. Ещё наживём…
Я перестал выглядывать в окно, присел на жёсткую полку и тогда заметил появившихся попутчиков – полную женщину с такой же полной девочкой лет десяти. Они жались к противоположной стенке у окна, испуганно глядя на меня. Я даже осмотрел низ рубашки. Никакой крови. Да и откуда ей уже быть?
Тук-тук, тук-тук. Под перестук вагонных колёс я расслабился, прикрыл глаза. Отсечённый мир послушно убрал звуки, духоту. Лишь только тук-тук, тук-тук. Одновременно в голове начался полный кавардак. Некоторые фрагменты как-то просматривались, но в основном всё смешалось в кучу. Я словно наблюдал в окно центрифуги вращающееся бельё в клочьях пены. Память тоже отключилась. И я не знал – хочу ли рассмотреть кружащиеся отрывки недавних событий.
Открыл глаза, повернулся к Тине. Обхватив руками ноги и положив голову на колени, она с задумчивым любопытством взирала на меня. И опять включился кавардак. Кто-то ближний во мне беспрестанно вопрошал: что творишь? подумай хотя бы о девушке - почти ребёнок ещё, что дальше? зачем… А кто-то дальний молчал, отмечал смену настроений в её глазах и торжествовал.
- Тоша, вот Вера говорит, что самолёты так и не летают. А они тоже в… Сибирь, - последнее слово - шёпотом, с расширившимися на секунду глазами, тут же затуманившимися.
- Тук-тук, – сообщали мне колёса. - Не обессудь, спешим, как можем. Через два дня доставим вас в Новосибирск. А дальше ты сам… Тук-тук.