В конце февраля 1968 года я приехал в Ставрополь-на-Волге, уже переименованном в Тольятти, на строительство автозавода. Как энтузиаста, меня направили на Большой бетонный завод начальником смены. Наш ББЗ возвели рядом с площадкой строящегося автозавода, требовалось много товарного бетона в фундаменты корпусов будущего ВАЗа. За год мы довели выпуск бетона до 2600 кубометров в сутки и я собрался уже покинуть бетонный, но меня неожиданно назначили руководителем этого ББЗ. 1969 год ознаменовался особенными холодами, морозы доходили до -35 градусов, но мы умудрялись давать так нужный стройке бетон, установив подогрев течек из которых бетон шел в кузова самосвалов. Было и трудно и холодно, но завод работал как часы. Я был погружен в дела завода и ни о чем не мечтал, чувствуя свою причастность к большому делу.
По дороге на площадку ВАЗа соорудили массивный указатель: "Отцы магнитку строили, а мы автозавод!" Он не просто напоминал о великом свершении, но и подогревал энергию и энтузиазм строителей на самоотверженный труд. А дел на бетонном было "выше крыши!" Нужно было организовать приемку всех материалов, поступающих на завод: щебня,песка,цемента, следить за полноценной работой людей, занятых в технологии, за своевременным ремонтом оборудования, ведь бетон требовался всем сейчас. Под заводом круглосуточно находилось около двухсот самосвалов, сновавших, словно муравьи, между площадкой стройки и ББЗ.
В один из таких дней на заводе появился человек в форме железнодорожника, зашел в кабинет, представился:- Я начальник станции, Ашихмин Алексей Митрофанович.
Мы пожали друг другу руки и он продолжил разговор:- Для нас всегда головной болью была приемка порожних вагонов, что возвращались от вас. И вдруг мне перестали докладывать об этой проблеме. Сказали, что на заводе сменился руководитель, вагоны стали поступать более чистыми и я решил познакомиться с вами.
Я бы не обратил внимания на этот визит, но в тот год я по вечерам ходил в редакцию газеты "За коммунизм", где собирались кружковцы литобъединения "Огни Жигулей", возглавляемого энтузиастом изящной словесности Яковом Кауфманом. И здесь мы снова встретились с Алексеем Ашихминым. Он посещал секцию поэзии, а я прозы, мы занимались раздельно, но иногда Кауфман нас собирал вместе для знакомства друг с другом. Так постепенно, не сразу, Алексей вводил меня в круг своих друзей, работавших, как и он, на подвижном транспорте: Игорем Васильевичем Быстрицким,
возглавлявшим службу железнодорожников ВАЗа и Виталием Гавриловичем Сивяковым, работавшим в транспортном управлении, перевозившем все, что требовалось автозаводу на автомобилях. Как и Ашихмин, Быстрицкий и Сивяков были с поэтическим складом ума и это их объединяло помимо службы.
Работа на ВАЗе затягивала всех в единую воронку энтузиазма, но не смотря на это мы находили время для встреч и эти встречи со временем переросли в наше дружеское общение, продолжавшееся все последующие годы. Постепенно к нашему кругу приблизился местный, труженик сельского района, Борис Николаевич Жигалев, который как-то организовал выезд на небольшое студеное озерко вблизи деревни Кириловка, где мы за ухой, вели разговоры на литературные темы. Позже, Борис Николаевич, организовывал такие встречи у своих родителей в поселке "Приморский". И здесь, в саду, под фруктовыми деревьями, мы говорили не о работе, а о поэзии и это общение объединяло и облагораживало. Родителям Бориса- Клавдии Федоровне и Николаю Павловичу, фронтовому ремонтнику гаубиц, это общение пришлось по душе, ну а нам, особенно. Мама Клава была хлебосольной хозяйкой. Жаль, что здесь не было Алексея Ашихмина, в те годы занятого еще и строительством вокзала на станции в Новом Тольятти.
Я пишу эти строки в память об уже ушедшим из жизни Алексее Ашихмине, Игоре Быстрицком и Виталии Сивякове. Это будет интересно всем, кто их знал и еще помнит, и тем, кто захочет хоть что-то узнать об их творчестве.
АЛЕКСЕЙ МИТРОФАНОВИЧ АШИХМИН. Он вошел в тольяттинскую поэзию как-то внезапно, опубликовав стихотворение "Троллебус в степи". Троллейбус связал Старый город с Новым, строившимся вблизи автозавода.
Где такое
Еще найдешь?!
Прямо в поле
Троллейбус мчится!
Колосками
Кивает
За окнами
Рожь,
Мимо окон,
Бежит
Пшеница...
Ни единого дома
Вокруг!
И становится
Как-то неловко
Оттого, что водитель
Вдруг
Объявляет в степи
...остановку.
У Алексея лирика шла рядом с работой подвижного состава и здесь он был непреклонен, потому что любая ошибка в руководстве железной дорогой могла привести к непоправимому.Потому в его стихах часто переплетались лирические мотивы с профессиональным чутьем и присущей ему настойчивостью:
Я шел всегда наперекор
Тому, с чем не был я согласен,
Хотя и спор бывал опасен,
Как вверх подброшенный топор...
Как и большинство поэтов, Алексей был влюбчив, умел скрывать свои чувства, но иногда они проявлялись и здесь трудно понять к кому они относятся. К жене, Валентине Владимировне, родившей ему двух сыновей, или к кому-то еще:
Ты- как солнышко для меня.
Как березонька в поле чистом,
Как в пути после трудного дня
Для души моей тихая пристань...
Алексей всегда был перегружен работой, но с нами общался охотно, мы были для него и отдушиной, и читателями, которые сразу реагировали на его лирические откровения:
Я буду век тебя любить,
Но ухожу с твоей дороги,
Чтоб ты спокойно,
Без тревоги
Могла на белом свете жить.
Конечно, в его лирике много тайн и загадок, но ясно одно, все его стихи, опубликованные в книге "Зеркало души", кстати, добротно изданной в 1998 году, следует читать вдумчиво. Она несет заряд положительных эмоций и энергии.
Алексей родился в Орловской области вблизи Бобринской степи, которую любил всю жизнь, именно о ней он думал, когда писал:
Я проезжал
Моей сторонкой
Русской,
Что по-особому
Душе моей мила,
И потому
Проснулся вдруг
Под Курском
И не уснул
До самого Орла.
Алексей был истинным патриотом Отечества, потому так ценны его советы сыну, Сереже, служившему в дивизии Гая во Львовской облсти.
К себе, сынок,
Всегда будь строг,
Чтоб вопреки
Любым причинам,
Служа Отчизне,
Стать ты мог
Ее достойным гражданином.
Сам Алексей Митрофанович Ашихмин и был таким Гражданином для нашей России.
ИГОРЬ ВАСИЛЬЕВИЧ БЫСТРИЦКИЙ. Я никогда не встречал Игоря в единственном в те годы литобъединении " Огни Жигулей". Возможно, он считал себя уже состоявшимся поэтом. Но в тольяттинскую литературу он ворвался вихрем. Как организатор железнодорожных перевозок на ВАЗе он ежемесячно бывал на суженой дирекции, которую проводил Гендиректор Виктор Николаевич Поляков с директорами производств, знал все тонкости работы в вопросах обеспечения завода. И после каждого такого совещания по заводу ходил список в несколько листов с заголовком" Что делают отцы на ВАЗе". Там освещалось все, что творилось на заводе, но Игорь связывал многие заводские события и с личной жизнью докладчиков, когда некоторые из них поменяли своих жен на молодых.
Первую брошюру собранных воедино стихов он подарил мне. Помню там были такие слова:"...и я как ты старался, ты сделал в прозе "Автоград",а я в стихах пытался."
"Отцы" будоражили воображение вазовцев, все с нетерпением ждали очередного их выхода совершенно не зная автора. Все шло хорошо пока автор не тронул Гендиректора. А когда Виктор Николаевич уехал ненадолго в Японию, водном из опусов появились такие строки:"... слово скажет эрудит, что аж в "Ж"...холодит."
Надо отдать должное Полякову, на его "суженых", да и вообще на совещаниях рангом пониже, все вели себя сдержанно, говорили коротко и конкретно, ну а если кто отклонялся в сторону, следовала реплика: " говорите по существу". Если и это не помогало, то на следующем совещании был уже другой докладчик. Понятно, что на "Отцов" обратили внимание соответствующие органы, но на заводе не нашелся человек, который бы проинформировал их.
Вернувшись из Японии Поляков заслушал Исакова Валентина Ивановича, исполнявшего обязанности Гендиректора в его отсутствие. Разговор подошел к завершению, но Исаков оставался за столом с какими-то бумагами. Поляков, не терпящий никаких потерь времени, спросил:- У вас есть что-то еще?
Валентин Иванович пододвинул листки, сказав:- Прочтите это...
Поляков углубился в текст, а прочитав, отложил листки в сторону, сказал:- Есть еще незагруженные люди на ВАЗе!
Через некоторое время Игоря пригласили в очень симпатичный коттедж, стоявший в глубине ограды в тени деревьев. Войдя в фойе, Игорь заметил, его здесь ждут. На столике, накрытом скатертью, стояли два стакана с чаем и его попросили присесть. Многих сотрудников этого учреждения Игорь знал в лицо, приходилось встречаться по работе. Беседа началась сразу:- Вы можете предположить зачем мы вас потревожили?
-Возможно по отправке изделий в новых двухярусных вагонах?
Не угадали. Нас интересует, кто на заводе вводит смуту, сочиняя и распространяя опус "Что делают отцы на ВАЗе?!
-Мне не приходило в голову заниматься пустяками, я погружен в дела железнодорожного транспорта, мне просто некогда отвлекаться и терять время.
-Мысли у вас хорошие. Но мы, прежде чем пригласить вас к нам на беседу, изучили вашу биографию, в том числе и время учебы в московском вузе железнодорожного транспорта. Вас всегда привлекало прекрасное, особенно поэзия. У вас есть к этому способности. Да и среди ваших друзей много творческих личностей.
- Вот вы и потревожьте их. Может кто-то из них этим занимается. Я читаю эти опусы и не нахожу в них ничего особенного. Они бьют не в бровь, а в глаз, не дают расслабиться руководителям. Главное для нас всех выпуск так необходимых стране автомобилей.
Сотрудник указал на стаканы с чаем. -Угощайтесь.
А когда в стаканах поубавилось жидкости, отодвинул их в сторону.
-Вы думаете, мы здесь только чаи гоняем? Мы здесь работаем.
Он отодвинул в сторону скатерть, оголив два листа, спросил:-Ваши?
-Нет, не мои.
-Наши специалисты исследовали все, как и положено. Сопоставили ваши прежние тексты, нашли даже несколько эпиграмм,написанные еще в годы вашей юности, и пришли к единодушному выводу:-" Отцы"... написаны вами.
Наступило минутное молчание, Игорь не знал, что говорить, а сотрудник наблюдал за его реакцией.
-Вот мой вам совет, если не хотите познакомиться с Колымой или Магаданом, прекратите эту деятельность.
Сотрудник поднялся из-за стола, протянул руку на прощанье, сказав:-До встречи!
Игорь больше не сочинял опусов "Что делают отцы на ВАЗе", но творчество не прекратил. Оно перешло в другую плоскость, не было вызывающим. Книжечки, которые стал издавать Игорь, могли волновать только определенную категорию лиц, окружавших его.Они не интересовали автозавод, не являлись взрывоопасными для общества: " Эй, на ВАЗе, больше жизни", "Адюльтер", "Игоризмы" и другие.
Игорь как-то перешагнул через самого себя, приземлил, расплескал отпущенный природой талант. Но и здесь иногда сверкали бриллианты, но они уже не имели общественного резонанса:
Начало приятнее, чем эпилог,
И знают мужчины и дамы:
История брака проста, как салат,-
Поэзия, проза и драма.
Когда в годы безвременья Тольятти и автозавод взяли под контроль многочисленные бандформирования, Игорь не остался в стороне, возвысив свой голос:
Все наши карты биты,
Кричи хоть не кричи:
На улице- бандиты,
В коттеджах- богачи!
Игорь видел, как иссякали полки магазинов, как люди расхватывали все, что хоть как-то попадало на прилавки. Он, родившийся в деревенской глубинке, лучше других знал, что Россия богата всем: природой, талантами и не мог не сказать вслух:
И в чем мы виноваты?
Позор пора уж смыть!
Земля у нас богата,
Порядок должен быть!
Я пытался сохранить память о нем в литературном мире. И когда закончил роман "Мценская западня", пришел к нему, попросив написать что-то вроде предисловия.
Он подержал в руках 780 страниц набранного на компьютере текста, словно взвешивая его тяжесть, попросил прочесть начало. Послушав немного, попросил переместиться в конец. Я исполнил и это его желание. Игорь, подумав немного, сказал:-Роман объемный. Конец интереснее начала. но я не смогу прочитать его в отведенное тобой время.
Мое желание возвысить Игоря натолкнулось на его нежелание вникать в суть глубины проблем. Но когда роман опубликовали, он нашел время для прочтения, позвонил мне, сказав: - Я прочел роман. Постараюсь прочесть еще раз и тогда приглашу тебя на беседу как только позволит время.
Мы беседовали с ним на кухне. Пили чай с бубликами и вареньем, рассуждая не о романе, а о литературных успехах города. И вдруг он заговорил о трагических событиях, описанных в моем романе, восхищался глубиной проникновения в тот пласт времени, уже ушедшего в историю. Игорь был искренним и даже сказал то, на что не каждый бы пошел, окажись на его месте.
- Однажды, примерно в полночь, мы с Валентиной Александровной говорили о тебе и твоем романе. И вдруг она неожиданно спросила меня:- А ты смог бы создать нечто подобное?
- И я ответил; - Не смог бы.
Таким был Игорь Быстрицкий, искрометный критикан, способный на мгновенное осмысление происходящих событий, но не воспользовавшийся подарком природы, не оттачивавшим свой талант, расплескавшим на житейские мелочи.
Я искренне переживал за него, сочувствовал, но но помочь не смог, просто не успел. Но, возможно, он и не нуждался в посторонней помощи. Он жил так, как хотел. Кто знает, может это и было его жизненным кредо.
ВИТАЛИЙ ГАВРИЛОВИЧ СИВЯКОВ. О Виталии Гавриловиче писать трудно, как и о самом себе. Я бывал у него на даче и очень часто в его квартире, где он собирал творческих работников для дружеского общения.
Когда я, из-за болезни, уехал в Подмосковье, наши встречи прекратились, но я постоянно звонил ему, особенно когда он серьезно заболел, был прикован к постели.
Виталий умер совсем недавно, 8 мая 2016 года. За несколько дней до этого мы говорили с ним, он совсем был плох, сказал мне, что он уже там. Я обещал позвонить ему 9 мая, но телефон молчал. Позвонил его дочери, Марине, она и сообщила эту печальную новость. Он не дожил до праздника Победы, который для него всегда был прочувствованным. Его отец принимал участие в Московском сражении в декабре 1941 года, был тяжело ранен. Война исковеркала жизнь их семьи, но Виталий воспринимал Победу, как свой личный праздник, памятуя об отце, рано ушедшем из жизни из-за новых испытаний после второго ранения.
Квартира Виталия приспособлена для встреч. В зале, обвешанном картинами Николая Петровича Шумкина, которого Виталий поддерживал, покупая его полотна. Более того, свозил его в Италию, что для художников всегда было своеобразным подарком.
Игорь Быстрицкий в одном из своих мадригалов, написал с присущей ему иронией:
Климат нынче, право, мерзкий,
Не погода, а содом...
Мэр прием ведет свой мэрский,
А Виталий- свой прием.
Он с размахом коммерсанта
Стол накрыл- атас и шок.
У него не счесть талантов.
Он мужик, поэт и кок.
Виталий любил эти импровизированные вечера, где каждый присутствовавший мог прочитать что-то из своего творчества или просто высказаться по поводу чего-либо, что тревожило общество в тот момент. При этом Виталий никогда и никому не навязывал свою точку зрения, принимал каждого с его плюсами и минусами, радуясь приходу нужного гостя. Здесь, в квартире Виталия, была своеобразная не только не только картинная галерея Шумкина, но и литературный салон, где царила атмосфера дружеского общения и доверительности.
Как все поэтические натуры, Виталий восхищался женщинами, источником вдохновения. Вот одно из посвящений им:
Кто вас не возводил на пьедестал
И не бросал к ногам шальную славу?
Сходил с ума, вставляя вас в оправу,
И в музах сладкозвучных воспевал!
Вы свет во тьме. Души переполох,
Источник всех страстей и вдохновений,
От таинства любви и зарожденья
Всех гениев и канувших эпох!
Стихов о женщинах, о любви к ним у Виталия много, но он откликался и на происходящее вокруг. И даже заголовки стихов без текста, говорят о его болях: "Колола бабушка дрова", "Торговала семечками бабушка".
Очень хорошо, что книги Виталия есть в тольяттинских библиотеках каждый любитель поэзии может почитать их. И, что интересно, Виталий всегда с любовью и тихой завистью, поглядывал на Сергея Есенина, чувствуя поэтическое родство с ним. Ездил на берег Оки в родное село Есенина, затерявшееся на просторах рязанской земли. И как-то даже написал:
Русь моя, березовая Русь.
До меня воспетая! И все же
Повториться в том не побоюсь:
"Нет тебя прекрасней и дороже!"
Русь моя, истерзанная Русь!
Но не покоренная доныне,
За тебя страдаю и молюсь,
Пью, как мед нектар с твоей полыни.
Из дремучих костромских лесов
Занесло меня в степные дали.
Но и здесь, средь южных голосов,
Слышен голос боли и печали.
И, как тот певец из-под Рязани,
Русь свою свободную найду
С синими, как васильки, глазами.
Виталий был одарен талантами, он вписался в систему ВАЗа, работая в транспортном управлении, где вел перевозки всего, что могли доставить на завод автомобилями. Но для нас, его друзей и почитателей, он оставался певцом России. И это тоже не пустые слова. Иногда мы просили его спеть что-либо, поскольку голос у него был певучим и впечатляющим. Обычно он запевал полюбившуюся ему, да и нам тоже, украинскую народную песню "Нычь яка мисячна, зыряно, ясно..." И сейчас, если я слышу эту песню в исполнении других исполнителей, я вижу вдохновенное лицо моего друга, прекрасного поэта и человека- труженика, Виталия Гавриловича Сивякова.