В году есть один день. Он может быть жарким или наоборот сильно холодным. В этот день, хочет он или не хочет, а хороший человек может убить.
1. Ненависть
Он стоял и смотрел на ружье. Оно лежало перед ним на кровати, выделяясь своей холодной сталью на покрывале, все еще сохранив запах пороховой крошки и затхлости сундука. Он разглядывал старинный, вычищенный до блеска ствол, темнохвойный, потемневший приклад, но по-прежнему крепкий, как клюв совы. Безусловно, это было славное орудие. Сразу видно добротное, тяжелое, хоть и отобранное у мертвеца.
Отец оставил этот старинный пистолет когда ему только перевалило за 17, в тот же год старик и отдал концы. До этого оружие принадлежало его деду, когда тот и того меньше, совсем мальчишкой отобрал его у одного мертвого солдата, подстреленного то ли врагом, то ли своими по ошибке. Дед рассказывал как кровь пропитала форму насквозь, отчего материя казалась черной. Солдат долго мучился, что-то около часа, все время прося пить. Пуля пробила ему живот, застряв в кишечнике.
"Хотя бы одну чертову кружку, дьявол вас поимел молчаливые ублюдки! Что за сраная дыра, где умирающему не дают даже хлебнуть воды!? - напоследок завопил бедолага на чужом языке, а потом умер в белоснежной пыли. Так и не услышав ни единого слова от жителей этого пыльного мертвого городка.
Городка, где тюрьмы были переполнены, а улицы пусты и измождены, как человек ссохшийся от продолжительной болезни.
Вот так ружье оказалось у них дома. Только и ему пришлось замолкнуть на очень долгое время. Возможно из него и стреляли когда-то, но теперь оно стало все равно что бесполезная рухлядь.
"Но не сегодня - думал он, стоя перед кроватью. - сегодня ты мне пригодишься".
За распахнутым окном, в застывшем неподвижном зное мертвого воздуха, резко щелкнул пугливый реполов, спрятавшись в кустах от жары. Он вздрогнул. Бросил взгляд на часы, висящие над старинным комодом. В любой другой день он едва ли обратил бы внимание на свист реполова или птиц, бившихся в окна. Он вообще мало обращал внимания на звуки вокруг, будь то птичий щебет, стук дождя или пьяное пение на улице.
Наверно, все дело было в некой отрешенности от мира, которая ограждала его ото всех как защитная пленка. Помимо всего прочего, острая влюбленность имеет схожие симптомы. Он словно был глух и слеп ко всему, несмотря на отменный слух и зрение. Кроме этого дня.
Сегодня с утра, весь ход событий для него был пропитан неким угрожающим смыслом. Роковой символизм мерещился ему во всем: начиная от бессонницы, которая выдалась особенно мучительной в эту душную ночь.
Сначала его насторожил резкий женский смех за старыми каменоломнями, показалось что смеются прямо в лицо. Его простая белая рубашка куда-то делась и в этом он тоже увидел знак. Чашка с чаем вывалилась из дрожащих рук. Теперь, эта проклятая птица проникла в его раздумья, разорвала тишину в которой он чуть не забылся. Птичий окрик напомнил ему о том, что час близился, подсказал чтобы он не забыл что задумал.
И в сотый раз, напомнил о том: как же ненавистен ему этот пыльный вырождающийся город, где даже деревья пропитаны пылью. Где прах, захороненных в оврагах чумных усопших, давно рассыпался из мумий, перемешался с пылью и забивался в ноздри, глаза, полы пиджаков и платьев, стоило легонько подуть знойному суховею.
Здесь, по трактирам и кабакам частенько шлялся всякий сброд, допивающий мутные остатки алкоголя за другими посетителями. Дыра, где всего несколько столетий назад помирали больные чумой и венерическими бородавками, а теперь, по велению новых властей отстроенный заново. Да только теперь ничто не могло воскресить этот город, а жителей привести в чувство.
Из-за пыльных бурь, бушевавших здесь каждое лето, постройки рушились, не успев вырасти дальше фундамента. Поля иссыхали, плантации покрывались красным песком. А в скором времени, поняв тщетность этой затеи, городской бюджет перестал вливаться сюда, постепенно обратясь в мелкий засыхающий финансовый ручеек.
Неудивительно, что всё ему мерещилось здесь черным болотом, засасывающим в свою вязкую муть все что туда попадает. Душащее мерзкими миазмами любой цветок, любое животное оказавшееся там. Превращающее красоту в уродство, а верность в предательство.
Он сильнее сжал в руке маленькую коробочку, которую до этого достал из кармана брюк. Сжимал в ладони до тех пор, пока не треснул картон и на кровать не высыпались маленькие серебристые шарики - свинцовые тяжелые пули с оттиском графемы завода на каждой.
Он не знал за что ненавидит этот город и одновременно знал.
2. Любовь
Она безусловно была украшением этого городишка.
Единственный зеленый лист в этой грязной луже.
Среди того сборища, что называлось местными женщинами: длинноволосым крикливым племенем с черными искривленными ртами и воспаленными внутренностями, днем и ночью не отрывающие губы от горлышка бутылки с дурным пойлом, - то можно назвать чудом, ее рождение на свет в этой пропасти человеческого вырождения.
С самого детства ее появление вызывало умиление и трогательные слезы, а по прошествии лет переросло уже в полноценный трепет, придающий ей власть и дар колебания человеческих душ.
Всякий, кто сюда попадал, по велению судьбы или случайно, задержавшись на короткое время, сразу понимал, ибо это бросалось в глаза с печальной очевидностью: в этом месте люди быстро скатывались по наклонной. Как дохлая рыба отбросив плавники преодолевает пороги реки, так и они преодолев отчаяние, отторгали борьбу, а посему, достигнув самого дна, казались самыми счастливыми людьми на свете. Родившись здесь, в этом пыльном опустошенном некрополе, человек уже был обречен на унылое существование. Душа его навечно была погребена в кургане без единого просвета.
Ей же, природа с самого начала подарила два особенных подарка - жизнерадостность и красоту.
Бугристые тучи сомнений улетали прочь, когда прохожие заглядывали ей в лицо. Ее взгляд сулил сопротивление убогости вокруг. В этом пыльном городке, выжженом от палящего солнца, само появление ее - все равно что танец тысячерукой богини для живых мертвецов. Ясно было, что такой самородок когда-нибудь покинет зной этого города, как драгоценный камешек, вынутый из черной жижи, внимательной рукой старателя.
К 16 годам она стала так хороша, что в один изнуряюще-жаркий день, местная молодая медсестра покинула город. Осыпая его проклятиями и чуть было не приняв яд цикуты. Опомнившись в ванне, медсестра, задыхаясь от рыданий, разбила о плитки пола пузырек с ядом и захватив чемодан, поспешила на вокзал, чтобы уехать навсегда, утолить свою боль, стать успевающим врачом нервных болезней, выйти замуж за знаменитого гонщика и никогда больше не возвращаться в эту умирающую яму, разбившую ей когда-то сердце.
Причиной бегства медсестры, стал ее неверный жених, засмотревшийся на юный цветок. Хотя сам цветок, конечно же, об этом не подозревал. В тот злополучный день, после последних уроков в старшей школе, после которых наступают летние каникулы, она по обыкновению поспешила не домой, а в сторону пустыря, где стоял заброшенный крааль.
То было первая неделя чистого неразмешанного лета. Несмотря на то что весна совсем недавно распрощалась с этими краями, растительность уже вовсю искрилась, выплескивала свой буйный нрав, билась как животрепещущая рыба на раскаленном песке. Ослепляя глаз чешуей листвы, сочась соками, трепыхаясь от удушья, изрыгая жару, выплевывая расплавленное золото солнца на все живое. Напоминая: "А вот и я! Ваше милостивое и беспощадное лето!"
Придет время и оно будет душить своим пеклом деревья, выжимать все соки, печь и выжигать в своей печи всех: от пахарей до бездельников; снова засыплет красным песком вымершие плантации и огороды, быть может заберет с собой пару человек. А сейчас, не было ничего приятнее чем остудиться в одиночестве в тени крааля и насладиться вкусом желейного мармелада, тающего в кармане школьной сорочки.
Посередине пустыря стоял заброшенный крааль, похожий на большого спящего быка. Потрескавшаяся от палящих лучей глина, была его боками, стоило прижаться к их шероховатой поверхности и солнце уже не доставало тебя. Обветшалые, покрытые мхом доски на крыше, разломались от ветров и дождей, и теперь, повиснув в разные стороны, походили на рога и лохматую шерсть патлатой головы. Внутри, все еще стоял теплый запах десятков быков и коров, которые когда-то ютились внутри. Нет ничего было занятнее сидеть в тени его круглых стен, жевать мармелад и наблюдать за облаками.
Вот она и сидела, наслаждаясь этими простыми прелестями жизни, боясь расплескать удовольствие от первых дней каникул. До тех пор, пока он не увидел ее.
От этой роковой встречи никому не удалось спастись, кроме местной молодой медсестры, которая покинула эту историю подобно пассажиру, вовремя спасшемуся с тонущего судна. Ибо пучины смертельной страсти неизбежно поглотили бы их всех.
Он заметил как медленно, но упорно расцветают розы на ее щеках. Он слишком долго смотрел на нее, чтобы она смогла сохранить хладнокровие, заставил ее смутиться, не пролив ни единого слова. Послеобеденный зной уже начинал топить все вокруг томительными приливами жара. То ли от жары, то ли от того что он увидел, его кровь начала нагнетаться в сосудах, как нагнетается вода в кубе алхимика.
Рука шарила в кармане в поисках носового платка, чтобы пропитать пот, стекающий на подбородок. Образ медсестры постепенно начал распадаться в памяти. Поначалу он терял яркость как неудачно вытцветшая фотография, пока совсем не стал прозрачным. Вместо этого явился другой образ, более живой и яркий, прямо перед его глазами, сидящий в тени огромной нелепой развалюхи. Сердце начало расширяться, оно дышало, раздувалось, снова сжималось, расцветало и пульсировало как одинокий прекрасный цветок в каменистой пустыне.
Тот злополучный день перевернул изнутри весь ее тогдашний маленький мирок. Разрушил в одно мгновение, как ураган сметает мирно спящую деревню. Он все еще ощущал липкую сладость мармеладных зверей в ее ладони, когда взяв за руку, увел ее внутрь крааля, где согрел в своих сильных руках как птичку в ладонях.
С тех самых пор, их настигло дыхание лета, которое было таким же невыносимо горячим, как дыхание двух любовников. Обоих увлекла неведомая сила, не поддающаяся описанию, разве что сравнимая с падением метеорита, способное разворочить деревья, спалить всю траву вокруг, вызвать невероятные трещины на земле и сдвинуть человеческую систему набекрень. Как и всякое удовольствие, счастье это длилось недолго.
3. Незнакомец
Странник появился в городе неожиданно и ярко, совсем как незабываемые вспышки его фейрверков. Деловит. Остёр на язык. Привлекателен. Дерзок. С самого утра он прогрохотал на своем грузовике через весь город, поднимая пыль столбом, пока не остановился на центральной площади. С кричащей надписью рекламы мануфактурной компании, по всему боку машины. Непонятно было, какими ветрами занесло сюда представителя компании, который как оказалось, продавал не только конструкции для охлаждения воздуха, автопоилки и водяные насосы, но и слыл отменным пиротехником.
По вечерам, он вытаскивал из грузовика самодельный пульт установки и целый арсенал больших и маленьких ракет начиненных порохом, селитрой, древесным углем и пускал в небо оглушающие салюты. Эти импровизации необычайно забавляли местных и они почти каждый вечер выходили на площадь, чтобы поглазеть скорее на салюты, чем на выставленный товар компании. А незнакомцу было все нипочем. Он, казалось, не обращал внимания на то, что насосы очень скудно расходятся, предпочитая взрывать сотни и сотни ракет почти каждый вечер. Более того, его казалось заводило внимание публики и он пускался бурно описывать процесс превращения огня, используя обычные сподручные химические элементы. Натрий, например, делает пламя ярко-желтым, а медь окрашивает его в зеленый и голубой. Мерцающие карминные тона - это всего лишь стронций, а магний при горении выделяет ослепительно белый цвет.
Ему ничего не стоило подскочить и таинственно шепнуть в ухо старушке, да так чтобы все это услышали, что вся магия заключается в обыкновенных металлических опилках и щепотке соли. В доказательство этого, он с изяществом фокусника вытаскивал из кармана какого-нибудь мальчишки, неизвестно откуда у того взявшийся бутылек с жемчужно-белым порошком, и попробовав его на вкус, показывал что это не сахар, а соль. Затем, еще раз показав его всем, он выплескивал все содержимое пузырька на горевший рядом подсвечник и он вспыхивал оранжевым пламенем от мгновенной реакции. Так должно быть вспыхивали Дельфийские пленники, принесенные в жертву дракону.
Повернувшись к толпе, он словно великий Мистификатор, один за другим доставал пузатые и тощие колбы, реторты, воронки, ступки с пестиком и шпателем, коробочки и круглые кульки из сыромятной кожи и демонстративно достав двумя китайскими палочками, резко бросал содержимое в самодельный котелок, где оно вспыхивало, искрилось, шипело и наконец взрывалось.
"Волшебства нет - есть только чистая наука!" - торжественно объявлял он, как если бы стоял на сцене античного театра перед патрициями.
"Он скорее в душе пиротехник, чем торговец. А также, скорее всего
подлец, чем алхимик." - думал один молодой мужчина, стоя в сторонке и глядя на дерзкое свежевыбритое лицо молодого чужака. - "И для чего все эти представления почти каждый вечер? Эти взрывы... Оглушающие салюты... Когда-нибудь, он спалит этот городишко одной из своей бенгальских свечей..."
Его взгляд упал на нее, как хищник на ничего не подозревающую антилопу. Она тоже стояла в толпе и глядела на эту огненную вакханалию. Он заметил как блестели ее глаза, даже в темноте ночи, но они блестели не от вспышек огня в небе... - "И почему она тоже смотрит на него, вместо того чтобы любоваться салютами?"
Эти громкие взрывы ракет, слышные за пять вёрст, пронзительные петарды, распарывающие спокойное небо как иерихонские трубы, начали еще больше его раздражать, пока он глядел как она восхищенно любовалась, нет - неприлично уставилась на чужака, следя за его руками в причудливых анти-ожоговых изысканных перчатках; наблюдая как он ловко превращает огонь в одно из самых живописных зрелищ, пока остальная толпа глазела вверх на изумительную радугу в ночном небе. А когда странник на мгновение бросил взгляд на нее, он все понял.
Перемены происходили с ней достаточно быстро. Заметить это было нетрудно, с тех самых пор как в городе появился этот прохвост, торгаш с насосной компании. Так думал он о новом ярком человеке, с ужасом наблюдая как она меняется. Позабыв дорогу к матери, а затем и к большому любимому быку на пустыре, немного погодя, она забыла как потайная тропинка частенько вела к его дому, где провожала на второй этаж, как тихонько приоткрывала дверь и указывала призрачным перстом на светлые простыни.
Она начала путаться в словах, забываться, погрузившись в мысли, раздраженно отмахиваясь от его ласк, невпопад смеяться. Все чаще она отменяла встречи, ссылаясь то на разболевшийся желудок, то на внезапную меланхолию. Он стал осознавать что она все больше напоминает тропическую бурю, чем тот безмятежный оазис в самом начале. Она могла лишь злорадно ухмыляться либо невозмутимо отвергать его отчаяные попытки привлечь ее внимание. Могла внезапно закричать и внезапно уйти. Окончательно утвердившись в своей правоте, он сам впал в некое состояние меланхолии, бывало выпивая по три бутылки вина за один вечер. А один раз, он с отвращением поймал себя на мысли, что пытается, на ночь глядя, перекричать грохот салютов, распевая хмельные печальные песни в полнейшем непотребстве, наподобие тех унылых монахов из поэм о странствующих пилигримах.
В один из таких черных вечеров, разрывающих душу от любовной тоски, он решил покончить с этой болью и вытащил сундук из чулана.
4. Мгновение
Тяжело ступая башмаками по пыли, чуть ли не ковыляя, он без труда нашел ее возле центральной площади. В это время дня на улице никого не было, потому что солнце пылало как раскаленная лепешка. Но он знал, что дома ее нет. И не ошибся, застав ее сидящей на груде камней, совсем недалеко от грузовика.
Он подошел к ней и остановился. Она сидела счастливая и очень таинственная, одетая в новый белый сарафан, который был ей очень к лицу. Золотистая пыльца лучей оседала на ее медовую кожу. К груди она прижимала маленькую белую собачку - подарок этого мерзавца.
- Он уже успел тебя увести, да? Под ручку, прямиком в постельку? Хотя, вы наверно уже славно обосновались внутри его чертового грузовика, я прав? - начал он.
- Разве ты до сих пор не понял? Ты мне осточертел. Неужели ты думал что я навсегда останусь в этом городе? Да к тому же ты пьян, я не права?
Несмотря на то что он был трезв как стеклышко, ее слова укололи его в самое сердце и он сделал вид что пошатнулся. Он видел как ее маленькое сердечко бешено скачет от раздражения, как оно билось об стенки в дикой ярости.
- Ты пьян! Ты пьяяян! Пьяяяяян! - насмешливо ухмылялась она, но ее переполняла испепеляющая свирепая ненависть, более того она чувствовала отвращение, так недавно бывшее любовью.
Увидя все это в ее глазах, он пошатнулся уже по-настоящему и не выдержав тяжести своего веса рухнул прямо на колени и произнес, едва шевеля языком:
- Пожалуйста, вернись. Будь со мной, пожалуйста! Будь как прежде слаще халвы со мной... Мы уедем с тобой, я клянусь...
- Я уеду с ним! Мы уже давно договорились! - на ее лице читалось презрение и отвращение к нему. - Он увезет меня из этой дыры и будет зарабатывать большие деньги! У нас будет свой бизнес и свой большой дом! Он уже у адвоката, оформляет мои документы. А тебя я больше не желаю видеть! Уходи! Катись!
Пушистая белая собачка у нее на руках, присоединилась к ее крикам и начала тявкать что есть силы. Она опустила собаку на землю, не в силах выдержать пронзительный лай. Он поднялся с колен и произнес твердым голосом:
- Тогда ты останешься со мной. Мы проживем с тобой целую ВЕЧНОСТЬ. Я обещаю. - затем он вытащил пистолет из кармана и направил на лающую болонку. Раздался выстрел. Тишина. Потом полный ужаса женский крик. Второй выстрел. Третий.
5. Вечность
Тот кто, когда-нибудь проезжал мимо этого городка, ничего особенного не запоминал, кроме стертого названия на придорожном указателе и руин городских построек, окончательно занесенных красным песком. Последний раз здесь ступала нога человека наверно десятки лет назад. По вечерам, здесь теперь властвовала песчаная буря, метаясь в разбитых окнах и завывая между каркасами старых автомобилей. Почти все дома поросли изнутри бурьяном и кустами дикой ежевики, а днем здесь стояла мертвая тишина, прерываемая лишь треском сверчков и других жужжащих насекомых, прятавшихся в осушенных колодцах.
Кажется что никто здесь больше не живет. Но если вы являетесь в меру любопытным и наблюдательным путешественником, волею судьбы проезжающим мимо городка, не во всех путеводителях и картах редко обозначенный даже точкой, то заметите одну странность, приняв ее за мираж.
Приглядевшись в сторону городской площади, ничтожно маленькой улицы, оголенной под палящим солнцем и покрытой мертвенно-мраморной пылью плитками, через которые пробивались ядовитые травы, зоркий глаз мог увидеть двоих людей и одну собаку без головы.
Несмотря на отсутствие головы, собака, похожая на мальтийскую болонку, резво скакала вокруг людей, и тявкала, радостно подпрыгивая. На куче камней сидела неописуемой красоты девушка с огромной красной розой на левой стороне груди, взгляд ее был печален и одновременно яростен, словно ее лишили какого-то шанса, когда она была на волосок от победы. Она вставала, что-то крича и размахивая руками, потом садилась и закрывала лицо руками, потом снова вставала и выкрикивала какие-то гневные слова, а пятно на ее груди все ширилось, превращаясь в прекрасные огромные пионы кровавого цвета.
Недалеко от нее стоял человек и просто глядел на нее, вот уже каждый год улыбаясь, это видно по его глазам, расслабленным и счастливым. Несмотря на то что челюсть и подбородок у него напрочь отсутствовали и вместо них зияла кровавая дыра с кусочками зубов.