Мера страха, мера ответственности, они у каждого разные, и у всех - свои...
Работая следователем, Лика видела немало смертей, в них её поражали не только трагизм, но и нечто иное – «покинутость».
Это в соответствующем обрамлении смерть трагична, но торжественна, а в поле, где жизнь процветает, в парке, в овраге, даже в обычной квартире всё буднично и этим - страшно. Присутствует просто тело, в нём нет энергии, и оно так беззащитно в этом циничном мире…
Лика любила свою работу, да что любила – жила ею, умела «разговорить» свидетелей, подозреваемых, свести воедино их разрозненные и часто противоречивые показания, расположить к себе самых разных людей, искренне уважая их право быть людьми в любых обстоятельствах. Она держала своё слово, кому бы его ни давала, была скрупулезна и последовательна, доводила до суда самые безнадежные, самые скандальные, самые хлопотные дела и на «крутых», и просто уважаемых, и те получали всё, что им причиталось по закону.
Но до сих пор Лику терзает один случай.
Где-то в середине девяностых ей пришлось арестовать несовершеннолетнего за ряд краж. Подросток воспитывался бабушкой, та приехать не могла, и для ознакомления её с материалами дела, следователь выехала в деревню соседнего района с инспектором по делам несовершеннолетних.
Прибыв на место, Лика обрадовалась, что по указанному адресу кто-то есть, сени открыты, она прошла в дом, а сотрудник остался в машине подремать после ночного дежурства.
В доме были бабушка и двое её внуков-близнецов, в трёхмесячном запое после армии, где служили в спецназе в «горячей точке».
На кухоньке следы застолья, самогонно-луковый смрад с приправой страха, происхождение которого Лика понять не смогла, над ней довлел другой страх, срок по делу уже истекал, а у неё этих дел…
Пройдя в единственную комнатку, следователь стала добросовестно знакомить бабушку с её правами, материалами уголовного дела и никак не могла понять, чем та была напугана так, что торопилась подписать бумаги и быстрее избавиться от неё, ни во что не вникая. Старушка настолько была напряжена, что вздрагивала от привычного боя старинных ходиков, а в комнату настороженно заглядывали протрезвевшие внуки.
Получив все необходимые подписи бабушки, заручившись её согласием быть в суде, Лика шагнула туда, куда всё это время с тревогой и ужасом смотрела бабуля – к широкой с металлической сеткой кровати, заправленной по всем деревенским правилам. Там у стены, завешенной старым плюшевым ковриком, утонул в перине парень за пирамидой подушек, виден был один затылок с неопрятными чёрными вихрами.
За следователем сгруппировались двое парней, а та, не доходя до кровати, почувствовала эту «покинутость», но включилось что-то, может, чувство самосохранения. Лика спросила, почему он спит так крепко, а все подхватили дружно, мол, выпил лишнего, да только дыхания не было слышно, и жуткое напряжение витало вокруг.
Но всё-всё это было осознано молоденькой Ликой позднее, как и их облегчённые вздохи, когда она отошла и стала собирать свои бумаги в папку, как и то, что в деревне никто не ложится на заправленную кровать.
Сопоставив всё-всё в пути, она попросила сотрудника вернуться и зайти туда вместе, или заехать в их отдел, телефонов-то сотовых ещё не было, но тот заявил, что всё это – бред, высмеял все её доводы и «чуйки».
Проявила малодушие, не настояла, побоялась выглядеть смешной, чудной, некомпетентной, да и вернись с дороги, трупа всё равно они бы уже не нашли, да и бензина было впритык (тогда катастрофически всего не хватало).
Потом она поделилась своими сомнениями с опытным оперативником, который сначала тоже посмеялся над «зелёной» сотрудницей, но тут же связался с операми из того отдела. Заявлений о молодых пропавших на тот момент не было, но это ничего и не значило, ведь в том доме перебывало немало народу, бог знает откуда.
Уже много лет прошло, но знает Лика, что есть где-то безымянная могила, она и на её совести – тоже…
А если это игра расшалившихся нервов, то почему ей снится не то, как ночью на них всех с опергруппы кидался с ножом отморозок, порезавший перед этим троих, мало что ли таких «или» оседает на дно памяти каждого отставника?
Да и сколько трагедий, скрупулезно запротоколированных, прошло через неё? Лика расследовала много уголовных дел по обвинению в тяжких телесных повреждениях, повлекших смерть, пока их не передали по подследственности в прокуратуру.
Почему ей снится именно та комнатка, залитая солнцем, где забитая бабуля и двое её иждивенцев, умение убивать у которых доведено до автоматизма, брошенных и забытых в захолустье после армии?!
Во сне Лика, ещё молодая, тщедушная, слышит свой радостный голос с крыльца, спрашивающий, есть ли кто дома. Один из братьев, чумной, бежит ей навстречу. А второй лихорадочно оглядывает комнату и закидывает обмякшее тело собутыльника, которому только что свернул шею, на перину. Рядом в ужасе обмерла бабуля, с застеклённого портрета на всё это смотрят родители, давно погибшие в аварии.
Потом Лика в доме, где тикают ходики, старинное зеркало на стене со вставленными в нём фото, в том числе вихрастых мальчишек. Перед ней некто в неестественной позе, на жалкой кровати, застеленной синим льняным покрывалом, неподалёку трясущаяся старушка, а позади двое, и над всем этим - такие безысходность и ужас, что Лика никак не может сквозь них прорваться.
P.S. Покинутость бывает не только у мёртвых, она присуща ещё живым, которые не умеют ценить жизнь…
Бабушка на суд так и не попала, дом вскоре сгорел вместе со всеми своими обитателями и тайнами, оставшись лишь в ликиных снах. Официальная версия была банальна - неосторожное обращение с огнём, вроде кто-то из братьев, пьяный, забыл затушить сигарету.
24.06.2016 г.
Фотография из интернета, спасибо автору.