Старая хата посивела, огромные кругляки, некогда служившие фундаментом то ли от времени, то ли от собственной тяжести вжались в землю и, правым боком изба нахилилась к старой грушке.
Ещё издали был виден корявый, мшистый сук, застрявший у ней под стрехой: так калека старается помочь немощному, старому другу, так и в последней схватке – не бросают своих.
Старые сенцы давно освободились от дверок - ветер, полевые мыши и влага стали свободно захаживать, и навели здесь свои порядки. Три счернелых саганка( чугунка) на полу возле печи, да сухолом сквозь пробитое оконце, вот и вся жизнь...
Природа-то, она сильнее человека, а ведь прошло всего ничего, каких нибудь тридцать лет. Но ещё можно ухватить дух от жара углей, кисловатый запах овчины старого кожуха, напитавшегося печным теплом дерева, теплом уходящей жизни, её уклада, традиций и веры.
Так разве что может растревожить душу старая церковка, чудом устоявшая под небом, её каменная кладка иначе, чем дерево повесть держит. В летний зной особо остро случится вдруг счуять густой, тяжёлый и застоялый, как на запруде перед грозой - воздух. И подумаешь – видать тяжко каялись, сокрушенно.
А то вдруг высверкнет сквозь щёлочку лучик, полыхнет мириадом пылинок и, мелькнет искоркой – простили? Может и меня - простят?
Рядом и новострои высятся-ошеломляющая красота, а всё к церковке старой идёшь, наука её проста: сумеешь выстоять, чугунок здесь оставишь, а дух–сохранишь...
Фото из семейного альбома.