Откровения эмигранта:
№18. Первые кадровые проблемы
За день-два до переезда ближе к концу рабочего дня Филип позвал меня к себе и, закрыв дверь, усадил напротив для явно серьезного разговора. Секретарша внесла и поставила перед нами чашки кофе и блюдечко с печеньем. Я вежливо отхлебнул глоточек и, опустив чашку на стол, выжидательно посмотрел на хозяина кабинета.
- Слушай, доктор! - начал он издалека. - Мы сейчас формируем новое подразделение, и то, как оно будет оформлено изначально, во многом определит его последующую деятельность и эффективность. По моим наблюдениям ты не вполне справляешься с административной стороной дела, недостаточно что ли авторитетен в глазах твоих помощников. Ты ими не управляешь. Вернее следишь только за технической деятельностью, а есть ведь ещё и организационная. Я понимаю, что ты слишком занят и поглощен своими расчетами и проектированием, но нам ведь нужна продукция, а её делают люди, и обязаны делать это под твоим руководством. А ты, в свою очередь, ими должен именно руководить, не пуская на самотек, как делал это до сих пор.
Мне очень не нравится то обстоятельство,- продолжал он, что в группе распоряжается Ольга. Мне не нравится, что она притащила к Вам Лори, и то как они вдвоем противопоставляют себя всем остальным. Я наблюдаю, пусть со стороны, и вижу как она вмешивается практически во все, что происходит в махлаке (отделе). Почему ты позволяешь ей это делать. Два лидера в одной группе - это неприемлемо.
- Я не все понимаю в том, что ты говоришь, Филип. Чем она распоряжается? И когда? – чувствовалось, что он знает до тонкостей то, о чем говорит, то есть был перед этим разговором кем-то основательно проинформирован.
Филип задумался, снял и протер свои элегантные очки, снова одел их, посмотрел внимательно на меня и сказал, вывешивая каждое слово:
- В том, что Вы, как махлака, делаете, я доверяю только тебе. Твоим знаниям, решениям и опыту. Конечный продукт слишком дорого стоит, чтобы можно было позволить вмешиваться в процесс посторонним людям. А Ольга в твое отсутствие вмешивается. И очень активно, но не всегда компетентно. Ты этого почему-то не замечаешь, а у меня такая информация есть! Я это не сейчас выдумал, я уже давно за этим наблюдаю и считаю очень важным... Ты забыл, как она исполосовала три из пяти опытных образцов датчиков, когда, не спросясь, решила почистить краску на стаках? А я такие вещи помню! И именно сейчас, когда мы начинаем расширение, а главное, сейчас, когда подразделение становится автономным и во многом самостоятельным, это нужно откорректировать. Пришло время.
- Может быть нужно снять с меня эти обязанности? Хватит мне и технических дел.
- Нет! Я повторяюсь, но по-моему мнению только ты можешь видеть всю картинку и понимать происходящее правильно и адекватно. Никому другому я не доверяю. Тебе придется напрячься, подучиться. Я тебе помогу, безусловно, но хочу видеть в тебе союзника в этом важном деле. Почему ты позволил Ольге привести к Вам Лори? Что тебе мешало в самом начале возразить и расставить все по местам? Где твоя дальновидность? Почему в технике ты считаешь и чувствуешь всё на десять шагов вперед, а тут даже не пытаешься анализировать последствия. Это такие же твои обязанности, как и все другие. Почему ты не отвечаешь на мой вопрос? Молчишь? А я тебе могу объяснить, что ты думал тогда, когда не предпринял ничего против Лори. Ты её пожалел. Олимовская солидарность или что-то в этом роде? Ведь так? А то, что она не может после утренней уборки работать в полную силу? А то, что она мешает и расхолаживает других? А то, что Ольга по незнанию отдает распоряжения или предпринимает действия, наносящие прямой или косвенный вред? Почему она за всем следит и во всё вмешивается? Это твои ошибки! Я требую, чтобы ты их исправил! Готов помогать в этом, но инициатива должна быть за тобой.
- Слушай, Филип! Мне ведь и вправду не до этого. Моя голова совсем в другом месте находится. Может все-таки поищем кого-то другого.
- Нет! Это ты себе расслабляться позволяешь, доктор. А надо работать, напрягаться, принимать решения. И наблюдать за происходящим в махлаке. Вот я тебе пример приведу. Я прихожу к тебе, или мы вместе с тобой приходим к ним, Ольга тут же прекращает работать и внимательно за нами наблюдает, все наши разговоры слушает. А мне этого вовсе не нужно. У неё совершенно другие обязанности, а у меня в отношении неё совершенно другие планы.
Я слушал Филипа, а сам припоминал, как недели две назад возился во дворе с машиной, и, как это обычно бывает, над душой стоял сосед, вышедший покурить и, от нечего делать, болтавший о том, о сём.
- А ты где работаешь? - спросил он меня тогда.
- На заводе Алеф-Бет.
- Это напротив магазина Прага, на другой стороне Заводской? Ага, понял. Знаю я такой завод. Он чуть в глуби квартала. У меня там знакомые есть. Ольга и Валентин. Валька, конечно, олух тот еще, токарем, на подхвате. А Олька, она баба серьезная. Главным инженером по каким-то датчикам там работает. Она нам с женой рассказывала. Что-то такое очень сложное и важное для обороны. Но она там на коне, говорит, что все под себя подгребает. Ты, небось, знаешь их?
- Знаю. - ответил я коротко. В душе улыбнулся, но как-то всерьез не принял, в подробности вникать не стал. В начале этих записок я поминал мысль о том, что каждый человек жив осознанием собственной значимости, и такие вот «присвисты» обычное дело в нашей ещё не очень установившейся и упорядоченной среде. Это психологически сродни поискам опоры, стремлению к причастности к чему-то важному, нужному, поднимающему личностный престиж. Налицо, правда, была попытка использовать чужие достижения для укрепления своих позиций в глазах окружающих, но мне было не до анализа мелких человеческих слабостей. Просто отметил в памяти, как забавный курьез.
А Филип продолжал упорно давить на меня, не давая углубляться в собственные размышления, пытаясь добиться взаимопонимания по этому казавшемуся ему очень важным вопросу.
Тут мне хочется немного отвлечься и припомнить карьерные переломы, происходившие на моем служебном жизненом пути. Но вспомнить не их самих, а свое отношение к происходившему в то время. Отец, воспитывая меня, внушал постоянно мысль о том, что у любого еврея по понятным причинам затруднен подъем по служебной лестнице, и в этом тонком деле рекомендовал следовать одному непреложному правилу:
- Ты должен понимать, - говорил он. - что при любом выборе кандидата на любую должность всегда найдется человек, которого предпочтут тебе, даже если ты в чем-то его и превосходишь. Поэтому единственным твоим шансом является освоение такого дела и на таком уровне, когда конкуренты просто отпадают, а главное, чтобы результаты этого дела были кому-то остро необходимы. Тогда, что называется, сами придут-поклонятся-попросят. Однако такая ситуация требует не только постоянных боеготовности и напряжения, но и повышенных затрат труда, демонстрирующих твои бойцовские качества. Существует, конечно, определенный риск, заключающийся в том, что могут пообещать и не сделать, но тут уж, кто не рискует, тот не пьет шампанское!
По этой причине я никогда не вступал в карьерные бои и интриги, понимая свою «ущербность», но зато во всем, что мне доводилось делать, старался достичь именно вершин, и иногда, но, конечно же, не всегда, оказывался в нужное время в нужном месте. Пик моей карьер в Москве пришелся на должность заведующего отделом.
А в Израиле все изменилось. И с самого начала после моего появления на Алеф-Бет меня за уши тянули к ответственности, присваивая какие-то титулы и звания, правда, слабо коррелированные с размером зарплаты. Но это уже было делом времени и опыта, и сейчас я в этом смысле относительно удовлетворен. А тогда в кабинете Филипа я сидел и внутренне противился его планам взвалить на меня груз руководства. С одной стороны мне нравилась ситуация, при которой я получал в руки лабораторию, где был свободен в своих поисках, назовем их научно-техническими, но с другой - был план производства, соблюдение чистоты технологии и прочие гораздо менее интересные вещи, вроде снабжения и уборки.
Закончили мы на том, что Лори с нами в новое помещение не переходит. Она будет приходить туда после обеда убираться, а при наличии свободного времени её будут использовать на участке снятия заусенцев после механообработки металлических и прочих деталей. Второе решение касалось рассадки сотрудников в новом помещении. Мы спустились «вниз», так стала именоваться наша новая территория, и Филип, собственноручно написав на подвернувшихся картонках имена сотрудников, разложил их на уже расставленных по нашему плану столах. При этом он специально оговорил, что лишает Ольгу возможности проявлять любопытство, наблюдая за каждым входяшим в помещение и за всем происходящим там, посадив её за стол, развернутый в противоположную от входа сторону. И после этого мы разошлись.
* * *
Договориться-то мы договорились, но в день переезда все эти заботы и хлопоты пали на мою голову.
Каждому из «старых» работников поставили возле стола картонный ящик для упаковки его вещей и оборудования и по очереди стали перевозить на новую территорию. Я, естественно, возил, так как машина была только у меня, а остальные были ещё безлошадными. Вторую машину обеспечил наш завхоз, которого звали Лазарь и был он Каринкиным протеже. Помогал нам и его помощник, великолепный улыбчивый пацан по имени Гена. Москвичи по происхождению, несмотря на первоначальное напряжение, при более близком знакомстве они мне приглянулись ещё и тем, что очень помогли в обустройстве на новой территории. И вот сейчас мы с ними напару катались сверху вниз, доставляя к новому месту службы всех по очереди. Когда последний ящик был доставлен на место, я вошел в общий зал и увидел, что Ольга, с каким-то озверением на лице, резко и небрежно разбрасывая по столу свои вещи, размещается в дальнем углу, лицом ко входу и совсем не там, где лежала картонка с её именем, валяющаяся сейчас на полу. Все вокруг неловко и смущенно суетились, не глядя друг на друга, а Елизар, место которого захватила Оля, топтался, чтобы чем-то занять себя, около входной двери, прилаживая на стенке возле часов касету с табельными карточками.
У моего друга и наставника в обмоточных делах дяди Васи Фурсова была этакая приговорка-присказка: «Ну, что тут скажешь будешь делать?!». А я, вспомнив её сейчас, стоял, ловя на себе напряженные взгляды, и обдумывал свои последующие действия. Не придя к чему-то определенному, но почувствовав, что дальше уже тянуть нельзя, окликнул Олю:
- Вы не могли бы на минутку оторваться и зайти ко мне в комнату. – сам я при этом вышел из зала и сел за стол на единственный в комнате стул.
Оля, возбужденная и раскрасневшаяся не вошла, а влетела и прямо с порога резко и громко, так чтобы было слышно в зале, спросила:
- В чем дело?!
- Закройте, пожалуйста, дверь. – попросил я и, после того, как она сделала это, продолжил с относительно мягкой и вопросительной интонацией. – Почему Вы расположились не там, где Вам было предписано? Это распоряжение Филипа, а он ведь тут, как – никак, заместитель директора, и его указания обязательны для всех, в том числе для нас с вами.
- Мне не нравится это место. И я буду сидеть только там, где мне удобно!
- Неплохо сказано! – я улыбнулся и продолжил. - Но я предлагаю Вам место ещё более удобное. Я уступаю Вам вот это свое кресло. И прямо сейчас. Я встаю, а Вы садитесь. Десять минут я покурю на улице, потом зайду взять ключи от машины. И если Ваше настроение не изменится, уеду домой. А когда Филип начнет меня искать, объясню причину ухода нежеланием работать в подразделении, где сотрудники позволяют себе поступать подобным образом, вопреки его и моим указаниям. Наверное, попрошу дать мне другую работу, но скорее всего попрошу уволить. И всё. Если Вас это устраивает, и Вы ощущаете себя способной продолжать начатое в ранге «главного инженера по датчикам»– милости прошу. Все же остальные вопросы задаст Вам Филип.– я вытряхнул сигарету из пачки.- Улаживайте их с ним.
- Что Вам от меня нужно!? Оставьте меня в покое! Я не хочу там сидеть, мне неудобно! – выкрикнула она.
- Мне от Вас уже ничего не нужно, и если вы позволите себе и дальше повышать голос, то я покурю по дороге, а ключи заберу сию минуту. Устраивает!?– и я твердо уставился ей в глаза.
- Я не понимаю в чем я провинилась!? Почему надо мной издеваются!? – и, открыв дверь в общий зал, она проскочила внутрь, громко ею хлопнув.
Выйдя на улицу, я закурил. Было противно и тошно. Но какое-то внутреннее чувство подсказывало, что кризис миновал. Вернувшись через 10 минут в свою комнату, сквозь окно в зал я увидел, как Лиля переносит свой скарб на обозначенное Филипом место. Все остальные суетятся, не глядя на неё, устраиваясь каждый на своем столе.
Понятно, что удовольствия от происшедшего не получил никакого. Я в душе не садист. Трудно и мучительно понуждать человека делать нечто ему неприятное, болезненное, противоречащее желаниям и намерениям. Если честно, меня сильно потряхивало, после этой беседы. Но буквально на следующее утро я уже успокоился, потому как мне потихоньку рассказали, как Ольга, впервые войдя в зал и оглядевшись, швырнула со стола на пол картонку со своим именем и, вызывающе оглядевшись, указала на стол насмерть перепугавшегося новичка-Елизара, сказала:
- Я буду сидеть здесь! И пусть они только попробуют мне помешать! Я им такое устрою! Мало не покажется!
Так что мой поступок был всеми принят и понят правильно. Даже авторитета он мне немного добавил, но ненадолго. А переселение наша завершилось 23 августа 1994 года. Мы стали с полным правом стали именоваться «отдел», от слова «отдельный», а судя по вывеске на двери - «отдел электрических микродвигателей». Завод территориально разделился на две части: ВЕРХ (основная доля) и НИЗ (это мы). И жизнь моя производственная в основном протекала на перепутье между двумя этими частями.