И вот он сороколетний, неплохо одетый, лысоватый вышел из трамвая и лег на рельсы.
— Вставай, — крикнула вагоновожатая, но он не встал.
Лежал на рельсах, смотрел в небо и о чем-то думал.
— Вставай, — повторила вагоновожатая и выпрыгнула из трамвая, закурила «Яву», сплюнула на землю и несильно пнула его ногой.
— Как тебе не стыдно, — возмущались пассажиры, — мы на работу опаздываем.
— Я тоже на работу опаздываю, — сказал он и повернулся на правый бок.
Несмотря на полдевятого стояла удушающая июльская жара, летали стрижи, чирикали воробьи, в окнах сталинских пятиэтажек появились подсматривающие. Из московских фонтанов лилась и сверкала пьянящая влага, всем хотелось пить.
— Как тебя зовут, — спросила вагоновожатая и поправила выбившуюся на лоб прядь.
— Николай, — ответил он.
За трамваем образовалась пробка и некоторые водители были не прочь раздавить Николая колесами, но объехать электрическую махину не представлялось возможным, поэтому они просто гудели и матюгались из открытых форточек.
— У меня мужа звали Коля. Придет с завода, поест борщ и футбол смотрит. Зато детей не бил.
— И где он? — спросил Николай и перевернулся на левый бок.
— Зимой 2006 проходную прошел, а дома не появился.
— Я тоже хотел дома не появиться, а тут трамвай, — Николай приподнял с рельсов голову и посмотрел в глаза вагоновожатой. Глаза были серые, обыкновенные, а спецовка оранжевая, — как твое имя?
— Зина. Хочешь я тебе бутерброд дам?
В трамвае истерили женщины. Они требовали, чтобы мужчины стащили Николая, но мужчины не хотели с Николаем связываться. Может он чемпион по боксу.
— Ты когда-нибудь море видел? — Зина наклонилась над Николаем и провела ладонью по его щеке.
— Один раз в детстве был в Евпатории, мама возила.
— Ну и как там?
— Чайки орут, волны бегут, альбатрос летает.
— Счастливый.
В вагоне оказалось три таджика. Они вышли наружу и стали о чем-то совещаться. Кто-то требовал вызвать милицию, но все понимали, что милиция не приедет.
— Может скорую, — предположил ветеран с медалями.
Стали звонить в МЧС. Там посоветовали дать Николаю по морде. Позвонили мэру. Мэр был занят. До работы оставалось пятнадцать минут.
— Я никогда не думал, что жизнь конечна, — Николай посмотрел на часы и удивленно хлопнул ресницами, — вот ты, Зина, думала, что жизнь конечна. Сидишь, сидишь, ходишь, ходишь, а получается, что жизнь конечна.
Зина затушила окурок о трамвай:
— У меня Стасик в этом году в десятый класс пошел. Говорит, хочу в институт на полярника. Где учат на полярника?
— Но если жизнь конечна, то смерть вечна, — Николай сел на рельсах и еще раз посмотрел на Зину. Потом он посмотрел на часы, встал с рельсов и сел в трамвай. Пассажиры расступились и ничего ему не сказали.
Зина села за руль и откусила кусок бутерброда. Потом нажала на рычаг и трамвай, медленно разгоняясь, покатил по рельсам.
— Жизнь бессмысленна, — думала Зина.
На перекрестке постовой отдал честь. Дети перебежали дорогу. Николай смотрел в окно. Люди входили и выходили.