Спектакль «Остров Рикоту» (Театр «ДА!» на Арбате)
В то время как (увы, не редкость!) крупные театры в очередные разы перекраивают классику под тот или иной постмодернистский контекст, выискивая потенциал для эпатирования публики, маленькие театры берутся за постановки современных авторов, отражающих новые и порой лишь наметившиеся тенденции в общественном сознании.
Для социологов и антропологов не новость, что в эпохи социальных катаклизмов, рушащих структуры повседневности, в трещины привычной картины мира проникает магма (или топь) из низлежащих слоёв, и на месте современного, сложного и осознанного образа реальности оказываются архаические представления, а точнее, может быть, сказать – чувствования… О том писал исследователь бессознательного К.Юнг, рассматривая проблему и применительно к отдельному индивидууму и отмечая, что несостоявшаяся интеграция содержаний сознания и бессознательного приводит не только к утрате новых возможностей развития, но и к падению на значительно более низкие уровни… Большое отражается в малом, принцип голограммы, если угодно.
Рассмотреть одну из таких голограмм довелось на спектакле «Остров Рикоту» (пьеса Натальи Мошиной). Стихия могущественного Бессознательного вступает на подмостки первой – в шуме ветра и волн, в кромешной тьме… средь которой Аня, главная героиня действа, пробираясь только ею одной осязаемым путём, точно мантру, повторяет непонятные словесные формулы-просьбы, обращаясь к неведомым и могущественным стихиям. И сразу же после этого пролога ничего не подозревающий молодой самоуверенный журналист с говорящей фамилией Воеводин прибывает на Богом забытый северный остров Рикоту: как он думает – на пару дней, на самом деле – вероятно, чтобы остаться здесь до конца жизни…. как и полтора десятка прочих обитателей каменистого клочка земли, позабывших, как и откуда они попали в эту пустыню и живущих исключительно дарами Моря. И которому (или которой?) они поклоняются как незримой и Великой Матери-Ламинарии, морской водоросли, дарующей пропитание и удачу. Подобно острову, отколовшемуся от великого материка Евразия, эта горстка людей «выпала» из жизни громадной страны, в существование коей больше не верит, и перешла на почти первобытный способ хозяйствования и матриархальную организацию жизни. Раз в неделю привозящий необходимые «дары цивилзации» баркас того и гляди скоро превратиться для них в предмет карго-культа.
У кого-то сюжет «Рикоту» вызовет в памяти «Женщину в песках» Кабо Абе, особенно любовная линия главных героев, их поединок-противостояние, выраженный сначала на языке «мужского», жёсткого и логического, а затем – всепобеждающего «женского», соблазняющего и пластического. Поединок, в котором женщина являет олицетворение более древних, окутывающих и завлекающих сил, а потому и более могущественных.
Но мифологическая составляющая у К.Абе неочевидна, а в спектакле буквально разлита в воздухе… Мне лично она напомнила американо-немецкий кинотриллер «Плетёный человек» - больно смахивает внешне добродушное и гостеприимное сообщество Рикоту на настоящую секту, заманивающую доверчивых мужчин на свой остров для осуществления настоящего человеческого жертвоприношения. Во всех смыслах человеческого - хотя бы как расширяющего поле осознанности...
Даром ли обыденная речь местных жителей нет-нет да и прерывается почти сомнамбулической декламацией – то гомеровых строф, то цитат из Ветхого завета, а то и вовсе произнесением таинственных заклинаний? Под флёром бытовых забот как символически развешенная на фоне задника сеть проступает грозное лицо неулыбчивого мифологического сознания, возможно, более жестокого в своей неумолимости по сравнению с самым свирепым патриархатом, ведь островные архаические законы внеиндивидуальны (стратегия кризисного выживания!): никакой личной неприязни, суровая необходимость ради сохранения жизни – и кому, как не женщинам, печься о том!
Условный интерьер в окружении непроглядного мрака – такова бедная реальность Рикоту, одного из многих мест на пустеющей и впадающей в летаргию территории. Метафора надвигающейся пустоты - и в пустых рамках без картин на фоне сплошной черноты, в финале наполняющихся одинаковыми морскими пейзажами… На Рикоту царит стихия женской магии, перед которой мужское рацио и здравый смысл – как лишённый Wi-Fi мобильник в руках незадачливого гостя рядом с настоящим ружьём дяди Тимофеева, добродушно согласившегося немного развлечь себя слушаньем баек щелкопёра о далёкой Москве (впрочем, не было бы ружья – каменный топор выполнил бы его функцию не хуже; а лучше и надёжнее того выполняют магические пассы главы общины Ани). Грёзы наяву непробиваемы: чем больше старается журналист доказать абсурдность новой мифологии трём «мойрам» Рикоту и их охранителю, тем более нелепо выглядит сам, вызывая безудержное веселье или жалостливую иронию.
Могли ли предположить такие исследователи мифологии античности, как Грейвс, что век спустя после выхода их трудов, в начале третьего тысячелетия, в котором ожидался прорыв к звёздам, материализуются (пока лишь на подмостках, силой воображения драматургов?) исследованные ими архаические слои олимпийских мифов с ритуальными жертвоприношениями царя-жреца, - причём среди людей, ещё в детстве живших в условиях современной цивилизации?
Да, на Рикоту совершаются человеческие жертвоприношения – правда, не руками членов общины, а всего лишь по их молитвам - Великой Матерью, духом моря (а она никогда не отказывает!), и всё ради выживания: морская стихия топит суда нежелательных возмутителей сложившегося образа жизни и препятствует бегству с острова тех, кто должен продолжить род… Да ведь и впадание в непрерывное сновидение - чем не жертвоприношение человеческого? Смирись, гордый человек, и благоговей перед тайной Материнства, но не помышляй об Ойкумене. И – смиряется. Только вот почему-то начинает исступлённо колотить молотком мимо гвоздя и смутно грезить о развлекательном катанье супруги на пока ещё не починенной лодке…
Трудно согласиться с режиссёром спектакля Викторией Доценко в том, что в этом сюжете можно отыскать позитивный смысл. И сама она признаётся, что «материал сопротивляется». Но поиск оказался плодотворен, хотя в ином ракурсе: вместо ещё одной «страшной истории про секту» визуализировался объективный процесс сползания современного рационального сознания в мифологическое, завораживающе-поэтическое и эсхатологическое… И утягивающее в грозную пучину первобытной архаики с непобедимой мощью океанического отлива. Может быть, это сползание даёт шанс уцелеть «малым сим», выброшенным из социальных страт в пустыню мира? и остров Рикоту, как в финале спектакля, станет новым символом библейского Ковчега, единственно и способного удержаться на плаву во время Потопа? Вот только Рикоту не рукотворен, это всего лишь скала в океане, и она никуда не плывёт…