Приблизительно через полчаса ветряк, наконец, был установлен и большие, более метра лопасти поймали ветер и совершили первый оборот. Оставалось закрепить растяжки и настроить поворотный механизм. Андрей вместе с Рамилем и Григорием занялись механизмом, а Владимир подошел к Наталье:
- Что-то ты разоспалась сегодня, - то ли упрекнул, то ли просто констатировал Прохоров, обращаясь к ней.
- Душно в палатке, плохо спала, - ответила девушка, стараясь представить себе, что тот, кто говорил ночью – Прохоров…
И как это было не странно, голос был похож…
- Ничего, это последняя ночевка в таких диких условиях, - улыбнулся Владимир, честно говоря, глядя на нее, он иногда жалел девушку, просто, по-человечески.
- В каком смысле? - подумала совершенно о другом девушка.
- Жилье-то мы нашли, так что сегодня переедем. Далековато, зато по высшему разряду.
- Да-да, - вспомнила вчерашний разговор Наталья, но особой радости не испытала.
- Наташа, ты здорова, а то выглядишь как-то…, - Владимир не нашел подходящего слова и закончил первым попавшимся, - не очень.
- Душно было ночью, - повторила Наталья и решила закончить неприятную тему, - ничего, разойдусь. Что готовить?
- Знаешь, мы тут с ребятами посовещались и решили, что сейчас установку закончим и отправимся осматривать жилье. А покушаем уже на месте. Ты как на это смотришь?
- Нормально.
- Вот и хорошо. А пока мы возимся с оборудованием, ты собери тут все, чтобы мы ничего не забыли.
- Хорошо, - кивнула Наталья и поспешила выполнять поручение. Продолжа про себя играть в странную игру – «он или не он».
Однако, как это обычно бывает, работа затягивалась, и ей пришлось готовить сначала завтрак, а потом и обед. В стороне от ветряка была установлена палатка, к ней была проброшена сеть, а в палатке было установлено оборудование. Андрей и Владимир занялись установкой и отладкой, а потом и мелким ремонтом – оборудование оказалось очень чувствительным к дорожным вибрациям.
- Володя, - обратился с неожиданным предложением к начальнику Андрей, - вы, наверное, езжайте. Возни тут еще много – я на ночь останусь, поковыряюсь. Может быть, что-нибудь умное в голову придет…
- Хочешь остаться?
- Может быть, и не хочу, - рассмеялся Андрей, - только выбора особого я не вижу. Надо же оборудование до ума доводить…
- Давай тогда, вдвоем останемся? – предложил Прохоров.
- Нет, Володя, одно дело, сидеть рядом, когда все работает, а так, что ты будешь рядом со мной толочься. Идите себе… А завтра утром за мной вон хоть Рамиль придет или Гриша…
- В общем-то, ты хорошую идею подал. Неплохо бы около оборудования оставлять ночного дежурного. А то, получается, что здесь несколько более оживленно, нежели чем я предполагал.
- Мысль-то хорошая, только нас всего двое…
- А я? – неожиданно вступила в разговор Наталья, - уж чего-чего, а за оборудованием я тоже могу присматривать. Я, между прочим, тоже институт заканчивала…
- Послушай, Володя, - к нему подошел Рамиль, - если надо только смотреть, то я тоже могу ночевать. Вон Андрюха покажет, что к чему и все дела. А потом, если что-то и пойдет не так, то до вас идти не далеко…
- И я могу, - присоединился к остальным Быков, - если конечно, не надо будет в этом оборудовании копаться.
- Не надо, не надо, - успокоил всех Андрей, - я настрою все на автоматический режим, а придет наше время дежурить, - Заварзин кивнул в сторону Владимира, тогда можно будет экспериментировать. Или по ночам, когда будем дежурить.
- Вот и договорились, - улыбнулся Владимир, - тогда, оставляем тебе сухой паек, спальник…
- Сигареты еще, - подсказал Андрей.
- …и термос с чаем, а сами отправляемся заселяться.
Заселение получилось относительно быстрое, шумное и веселое. Ждали ребят несколько приятных сюрпризов. Так комнат оказалось не две, как подумали при первом осмотре Прохоров и Рамиль, а в два раза больше. А еще одна комната располагалась на втором этаже, куда, из большой комнаты, вела винтовая лесенка, сделана она была из дерева, и украшена затейливой, тонкой резьбой. По молчаливому согласию было решено предоставить эту комнату девушке. Наталья, в голове которой, жирным тараканом, все еще сидела загадка ночного происшествия была очень довольна тем, что будет иметь возможность хоть иногда уединяться, не вызывая лишних вопросов.
В гостиной комнате, и это было, безусловно, чудо, если учесть климатические особенности данной местности, присутствовал исправный камин. Около него были выставлены выгруженные из машины запасы провианта, у другой стены были разложены ремонтный комплект и несколько неустановленных приборов. Ну и, буквально подарком судьбы, оказались две автономные, функционирующие душевые комнаты. Одна на первом этаже, за гостиной, а вторая рядом с маленькой комнаткой, где предстояло жить Наталье.
- Знаете, что я думаю, - сказал задумчиво Владимир, когда все расселись около стола для позднего ужина, - я думаю, что в некотором отношении, здесь даже лучше, чем в филиале. По крайней мере, относительного того, что касается бытовых условий.
- Что есть, то есть, - согласился Наталья, потому что Григорий и Рамиль были только наслышаны о тех условиях, в которых проживали работники филиала.
Быков, которого не очень интересовали трудности проживания ученых, последовал примеру Рамиля и принялся за ужин. А Рамиль, уплетая очередную порцию тушенки, неожиданно поинтересовался:
- Одно только для меня загадка – кому принадлежал этот дом…
- То есть?
- Не помню, - пожал плечами водитель, - обычно на такие вещи память у меня хорошая, а вот этого вспомнить не могу, такое ощущение, что этот дом выстроили уже после того, как отсюда уехали люди.
- Ну, это ты загнул, - рассмеялся Быков.
- Может, и загнул, - спокойно согласился Рамиль, - просто, давно это было…
- Да какая разница?! – подала голос Наталья, - это настоящий дворец и большое спасибо тем, кто догадался его построить.
- Это верно, - согласились с девушкой и Владимир и Григорий, а потом и Рамиль.
Наталья подала чай и забрала тарелки. Потягивая чай, Рамиль закурил – его клонило в сон.
- Рамиль, пока ты не заснул совсем, - обратился к водителю Владимир, - у нас в машине осталось что-нибудь?
- По-моему, нет, может, только я какую-нибудь мелочь не заметил. А что?
- Мне тут пришла в голову мысль, надо завтра будет с Андреем посоветоваться.
- Ты это о чем?
- Да я все про вагончик думаю, неплохо бы было подыскать что-нибудь… Типа тех, в которых мы ночевали у Хунжиро?
- Поищем…
А Прохоров продолжил развивать свою мысль:
- Мы ведь брали сюда только необходимое – не знали, как удастся устроиться. А уж если у нас так комфортно, то я думаю, может, стоит привести сюда еще кое-какое оборудование…
- Не вопрос…, - согласился Рамиль, - а если надо, я могу и туда-сюда съездить.
- Ладно, до завтра я эту мысль обдумаю, посоветуюсь с Андреем, и мы решим…, - Владимир зевнул, - наверное, все. Пора спать.
Пожелав друг другу спокойной ночи, все разошлись. Лишь Рамиль, перед сном решил выйти из дома и покурить на улице. Он устроился на обломке бордюрного камня, каким-то чудом, не занесенного песком, достал сигарету, чиркнул спичкой и некоторое время смотрел на огонь, а потом приблизил пламя к кончику сигареты. Вдохнул дым, удержал его в легких, а потом выдохнул. И все это он проделывал медленно, задумчиво, словно перед ним была какая-то сложная проблема, которую он, уже очень давно, пытается разрешить…
Хотя, на самом деле все было и проще, и сложнее. Когда-то он жил как раз на этой улице, в самом ее конце, в обыкновенной пятиэтажке. Несколько лет подряд ходил по этой улице в школу, она была расположена на другом конце, за перекрестком. И дело было даже не в доме, который он должен был помнить, но не помнил. Дом – пустяк, но мысль о нем провоцировала другие мысли, другие воспоминания. И вот именно те, другие и пугали его, и ранили. Он ведь привык считать, что каждый, даже самый незначительный эпизод прошлого был жив в его памяти, а вот оказалось, что и нет. И черт с ним с домом, дело было в том, что если он смог забыть его, то значит, через какое-то время он сможет забыть и еще что-то, только уже более важное, более значительное…
Кто-то может упрекнуть Рамиля в излишней чувствительности и сентиментальности, и, наверное, будет прав. Но жизнь Рамиля шла таким образом, что он чувствовал, что не имеет права забывать, ни хорошего, ни плохого. Первого, потому что его было не так уж и много, а последнего, не смотря на то, его было с избытком для его не полных сорока лет, нельзя было забывать, потому что на нем он учился жизни…
Еще пять минут назад он был готов уснуть прямо сидя за кухонным столом, но вот минуты прошли, и Рамиль почувствовал, что сна в эту ночь у него не будет. Он посмотрел на темные окна и дверной проем без двери – внутри было темно, там спали. Поколебавшись немного, Рамиль решил пройтись по городу. Или может быть, не по городу, а по улице, по той самой, по которой долгое время ходил в школу. Пройтись, бормоча себе под нос какую-то старинную песенку…
«А потом в государстве наступили смутные времена. И нет в этом ни чьей вины. Просто есть времена, когда править – значит, развивать и умножать, а есть такие, когда править – значит сводить потери к минимуму, а сохранить имеющееся – уже подвиг.
Государство болело, и болели его граждане. Не имеет смысла спрашивать и выяснять, кто стал причиной, а кто заразился от общения с первым. Сначала был неурожай, потом страну посетила ужасная эпидемия, выкосившая почти треть населения. А потом небо начало пугать граждан страшными знамениями, как следствие этого появилось множество шарлатанов, утверждавших, что им известен таинственный язык неба, язык вод, язык животных. Правитель разослал по провинциям своих многочисленных родственников и доверенных людей, но вести, которые поступали от них, более огорчали правителя, нежели чем радовали его.
В тайне ото всех, правитель посещал дворцовую часовню и общался со своим Богом, молился ему и просил у него помощи, но Бог молчал. Такое бывало редко, обычно Бог правителя был щедр на знаки и знамения, но не теперь. Теперь Бог молчал, словно умер…»
Рамиль шел по дороге к школе, точнее к еще одному песчаному холму, который накрыл развалины школы № 7 имени славного героя-революционера, Председателя Бакинского Совета Народных Комиссаров С.Г. Шаумяна. Шел и вспоминал. Не что-то конкретное, а просто пытался поймать душой ощущение, или, если хотите, попытаться настроиться на ту волну. То, с которым пробегал путь от дома до школы. Именно пробегал, и все равно, неизменно появлялся в классе только вместе со звонком, вызывая смех среди одноклассников, неизменное удивление учителя математики Бориса Григорьевича Звонорева, и его фразу, которая веселила класс еще больше, а его, Рамиля, заставляла краснеть, не смотря на загар:
- Все, Рамиль пришел, можно начинать урок. Спасибо тебе Рамиль, что не забыл нас…
Рамиль улыбнулся. Сейчас, ему это показалось смешным, а тогда он был готов ненавидеть своего учителя, если бы так не любил его. Рамиль попытался вспомнить, почему именно он опаздывал в то время. Попытался и вспомнил. Рамиль даже остановился от неожиданности, и сжал кулаки. Сжал, злясь на самого себя, за то, что смог на какое-то время выпустить из памяти. В тот год в их семье случилось прибавление – мать родила Ирину, сестру, которую так хотела она сама, отец, да и оба брата. Вот так и получалось, что большую часть времени они проводили около коляски, в которой в первое время спала Ирина. В Мухтаре, старшем брате любопытство постепенно остыло, а ему, Рамилю, Ирина так и продолжала казаться чудом природы. Такое свое отношение он пронес через всю жизнь, он даже сейчас почувствовал, как сердце его изменило ритм и ускорилось, когда он вспомнил о сестре. Да что говорить, он и по сей момент, был единственным, кто верил в то, что сестру еще можно не только найти, но и спасти…
Рамиль вздохнул. Этой истории уже много лет, но и сейчас не вериться, что случилась она от большой любви, которую питали дома к Ирине. Но так часто бывает. Красивая, умная, и поэтому избалованная до невозможности, сестра, в шестнадцать лет связалась с дурной компанией, в семнадцать – села на иглу, а в восемнадцать, будучи законченной наркоманкой – пропала. Правда, тогда они уже жили в областном центре, потому что их родной город опустел. Но и по сей момент, Рамиль был уверен, что если бы не переезд, жизнь сестры сложилась бы иначе…
А тогда милиция, заявления, вещи, которые периодически то забирали, то возвращали домой. Несколько выездов в городской морг, куда ездил только Рамиль, потому что отец пил, мать тяжело болела, а Мухтар уже переехал в другом городе. И каждый раз страх, от предстоящей картины и неловкое облегчение от того, что очередной труп – не сестра. Много всякого тогда насмотрелся Рамиль, многое понял, и во многом разуверился. И когда милиция окончательно развела руками и сказала, что, скорее всего, Ирина умерла где-нибудь от передозировки – обычный финал для малолетних наркоманок Рамиль уже знал, что будет делать.
К тому времени Рамиль уже мог читать в каком-нибудь милицейском ВУЗе лекции или давать показания о том кто, где и как получает наркотики в их городе. Он был одним из тех немногих, кто не являясь сотрудником соответствующих органов, знал другую сторону жизни. Страшную, безнадежную, крепко-накрепко переплетенную с большими деньгами, практически сросшуюся в единое целое. Ради Ирины он полез на самое дно и едва не погиб там. Ему все-таки удалось выбраться. Чудом, но выбраться. Другой бы был счастлив, а его не устраивало, что он смог выбраться один, не мог он смириться с тем, что Ирина числилась «без вести пропавшей».
Поэтому, придя в себя, он снова принялся за поиски. Несколько раз Рамиль даже писал в передачу «Ищу тебя», но безуспешно. Потом умерли родители, сменив несколько городов, пропал Мухтар, не так как Ирина, а так, как пропадают родственники, переехавшие родственники. Раз в год он звонил, обычно ближе к Новому году. Звонил, поздравлял Рамиля, иногда спрашивал об Ирине, коротко говорил, что у него все в порядке, что и сам здоров, и дети здоровы, и жена. Неизменно приглашал к себе в гости, выслушивал ответы Рамиля и ответные поздравления, после чего вешал трубку и пропадал до следующего года.
А Рамиль продолжал искать. Может быть, уже не так рьяно, может быть, не с тем пылом, но продолжал. Как раз, перед самой поездкой сюда, Рамиль целую неделю провел в клинике для наркоманов, что существует на анонимные пожертвования в столичном пригороде. Расспрашивал там людей, и врачей, и наркоманов со стажем, показывал им фотографии. Поиздержался в деньгах и несколько раз помогал доктору Всеволоду Кирьянову, чтобы заработать на обратную дорогу. Да и в эту поезду согласился по больше части из-за денег, которых у него всегда катастрофически не хватало…
Тянулась засыпанная песком улица. Уже и асфальта на ней было, и бордюры различались едва-едва, а когда-то… Когда-то именно по этой, но тогда, еще светлой, чистой улице, засаженной по обе стороны, деревьями, они вел Ирину в первый класс, и целый год встречали ее. По этой же улице провожали его в армию. Все изменилось за два года, возвращаться ему пришлось уже в другое место, в другую жизнь…
Длинная, ломанная в свете Луны тень, вдруг отделилась от стены и двинулась к Рамилю. От неожиданности он вздрогнул и остановился, а по коже словно пробежал разряд слабого эклектического тока. Оторвав взгляд от жуткой тени, Рамиль поднял глаза и увидел двигающегося к нему человека в накидке с капюшоном.
- Что, испугался, Винт? – рассмеялся подошедший, - а я увидел тебя в окно и решил подойти.
- Кто? – переспросил Рамиль.
- Вот черт! - Воскликнул незнакомец, развернулся, подхватил полы накидки и бегом бросился к темному зданию.
- Подожди, - от неожиданности, Рамиль даже не понял, что именно произошло, он даже не успел удивиться странной реакции незнакомца, - эй, как тебя…
Но незнакомец юркнул в подъезд и растворился в темноте. Рамиль прислушался, несколько раз ему послышался слабый шорох, но уверенности в том, что это шуршит песок под ногами человека, а не просто пересыпается, от очередного порыва ветра, у него не было. Рамиль потоптался еще какое-то время, отбросил потухшую сигарету, словно ждал, что незнакомец вернется. Постояв еще немного, он пожал плечами и двинулся вперед. Странный незнакомец разрушил тонкую ткань воспоминаний, а, кроме того…
- Винт, Винт, - задумчиво пробормотал Рамиль, - где-то я уже слышал это имя.
Но что именно было связано с этим самым Винтом, он не мог вспомнить. Возможно, эта информация хранилась где-то слишком глубоко в памяти, чтобы ее можно вытащить просто так. Луна, по-прежнему, была единственным источником света в городе, в ее призрачном, даже каком-то зыбком свечении многое теряло свою правильность и четкость…
Рамиль неожиданно вспомнил, что было время, когда он очень любил такие ночные прогулки. Все началось, конечно, из-за сестры, которая превратилась в красивую девочку-подростка и просто рвалась из дома на улицу. И вот, каждый раз, ожидая ее после очередной дискотеки, Рамиль гулял. И хотя улицы областного центра отличались от этих, ночь оставалась прежней. Потом, правда, он узнал и другие ночи, тогда ночные прогулки стали частью его жизни, тогда же ему пришлось разлюбить ночи. Да-да, практически возненавидеть, потому что ночи эти несли в себе смертельную угрозу. Он не перестал выходить, но каждая такая прогулка превращалась для него в разведку боем, в поединок со смертью…
А сейчас к нему вернулось ощущение ночной красоты. И от этого внутри вдруг стало тепло, даже жарко, и Рамиль сам не заметил, как по его щеке стекли несколько слезинок, а горло вдруг что-то перехватило, что было и мучительно, и приятно, одновременно…
Он никогда не плакал в детстве, может быть, только совсем маленьким. А стоило ему, немного подрасти, за его воспитание взялся отец, который видел в маленьком мальчике только мужчину, и, следовательно, бойца. Так он и воспитывал Рамиля, и надо отдать ему должное – удачно. Сколько раз Рамиль потом говорил отцу за это спасибо.
…а вот сейчас Рамиль заплакал. Он даже и не знал точно, от чего именно. Просто накопилось, ведь не за год, ни за два, а лет за двадцать и вот прорвало. И надо признаться, от слез этих, от непривычного состояния, становилось ему легче, словно со слезами сходила с души какая-то муть, накопившаяся за эти годы его жизни.
Рамиль вышел на перекресток. Часть зданий были разрушены, но все еще помнил дорогу, перейдя через то, что осталось от проезжей части, он повернул налево и пошел вдоль остатков стены. Там, за следующим поворотом и находилась его школа. Всего пять минут ходьбы от перекрестка. Да-да, вот тот большой, пологий со всех сторон холм. Рамиль подошел ближе. Удивительно, школа не уцелела, а часть чугунной, литой ограды все еще что-то охраняла. Рамиль подошел ближе, столкнул слой песка с бетонной тумбы, присел на нее, прикрыл глаза и откинулся на черную, отшлифованную песком ограду. Прутья через рубаху отдавали тепло – такое знакомое и такое далекое ощущение…
А ведь за пределами этого города у него не было настоящей жизни, неожиданно эта мысль пришла ему в голову. Рамиль постарался опровергнуть сам себя, но ничего не получилось. Только здесь отец не пил, а работал; мать была здорова, дети, то есть и Мухтар, и он, и Ирина были рядом, были вместе. Была работа, был достаток, был дом, был покой, была семья, а стоило им всем покинуть это место, все начало стремительно рушиться…
А еще, здесь жила Марина – первая и последняя любовь Рамиля. Настолько невинная, что в ней не было места, даже для поцелуя, лишь пара осторожных соприкосновений руками на пороге дома. Такое вот осторожное «до свидания». Он встречался с Мариной всего несколько раз, как раз, перед самым призывом, но только в армии понял, что искал именно такую девушку… По возвращению Рамилю не удалось найти Марину. Ее родители решились на междугородний переезд, а может быть, даже и республику поменяли.
Ему всегда хотелось увидеть Марину или даже просто, узнать, что с ней стало, как сложилась ее жизнь, но увы… Рамиль приоткрыл глаза и достал очередную сигарету. Какая-то неприятная рябь неожиданно смутила его благостное состояние. Рамиль напрягся. Там в глубине жила некая червоточина, на которую он никогда не обращал внимания, а может, просто боялся обратить внимание, и вот теперь она вдруг подала признаки своего существования, как раз в тот момент, когда он был практически беззащитным в своем расслабленном ностальгическом состоянии. Потребовалось именно такое состояние, чтобы червоточина приобрела вид и форму, и даже, смогла зазвучать:
- …так стремительно все произошло. Все было замечательно еще вчера, а сегодня уже нет моря, а весь город словно сошел с ума, и покидает насиженные места…
Рамиль поднялся. За всю свою последующую жизнь, он так и не удосужился задать этот простой вопрос.
- И все-таки, почему все так сложилось? – произнес вслух он этот злополучный вопрос…
А Наталье снилась песок. Много песка, намного больше, чем его бывает даже в пустыне. А еще, этот песок двигался, как вода. Словно море или океан, в котором вместо воды мелкий, ярко-желтый песок. И вот он вздымал вверх волны, обрушивал их на каменистый, лишенный всякой растительности берег, потом откатывался назад. А еще снились волны, те самые, которые седлают любители серфинга. И пока девушка смотрела на все это с какой-то высокой точки – ее забавляла эта метаморфоза, но вот она сама оказалась на берегу и забава кончилась. Ветер, состоящий в основном из мелких, острых песчинок был по телу, разрушал одежду и кровавил кожу. Наталья пыталась укрыться, но песок проникал всюду, истончал строения и, в конце концов, сжирал их. Наталья пыталась бежать, но ветер, наполненный все тем же самым песком менял направление, и она вынуждена была отступать и падать…. Окончилось все это тем, что песчаный ветер столкнул ее в океан, где она уже готовилась захлебнуться, но… проснулась.
Голова немного гудела, неприятное давило в затылке. А еще была какая-то шуршащая сухость по всему телу. Девушка поискала рядом с кроватью фонарик, включила его, дошла до умывальника, вода по-прежнему присутствовала в водопроводном кране. Наталья побрызгала на лицо, потом, подумав, скинула майку и плеснула несколько горстей на тело. Стало намного легче. Наталья еще выпила воды из-под крана, не смотря на строжайший запрет пить сырую воду, но вода так соблазнительно журчала, что девушка не могла удержаться… Закрыв кран, она вернулась к кровати, но неожиданно поняла, что без сигареты сна ей не дождаться.
Взяв сигарету и спички, она аккуратно спустилась по лестнице и вышла на улицу. До рассвета еще было время. Девушка сделала несколько шагов в сторону от двери и закурила.
Луна, звезды, неясные тени, все это приближало человека к Вселенной, кого-то заставляло чувствовать себя песчинкой перед этой бесконечностью, кого-то возвышало, наделяя смыслом деяния, но это не относилось к Наталье Степановне Каратаевой. Плевать ей было на звезды и на Вселенную, ей было просто тоскливо. Просто под этим черным звездным небо, она вдруг поняла, что ужасно соскучилась по столице. По ее удобствам и привилегиям, которыми ее щедро одаривало кровное родство с отцом. А еще она соскучилась по нормальным поклонникам, которые преподносят цветы, а дарят дорогие украшения. Которые, открывают дверцы легковых автомобилей, а ужинать водят в рестораны. Ей вдруг стало очень обидно растрачивать свои лучшие годы в этой пыли, но еще более было обидно, что у нее все это было, пока ее папенька, на старость лет не выдумал новую теорию о распространении пустынных территорий. Ради ее доказательства, он оставил столицу и поперся сюда, в эту дыру, да еще и ее прихватил с собой. Это было ужасно и несправедливо…
- Ночная природа открывает бездны, и не столько над головой, сколько в человеческой душе, - негромко произнес голос, был он при этом, болезненно хрипл, словно кто-то кашлял, а не говорил.
Скорее всего, никто не пытался испугать Наталью, но девушка все равно вскрикнула от неожиданности. Она стремительно оглянулась, но увидела, только черную тень у дверного проема, того же, кто ее отбрасывал, не было видно.
- Вы кто?! – воскликнула Наталья, всматриваясь в темноту, и пытаясь найти хозяина слов и тени.
- Я здесь, но подходить ко мне не советую – я болен.
- Я закричу!
- Вы и так уже кричите, - ответил со смешком невидимый собеседник, - но если Вам будет легче, я отойду от стены, но тогда Вам лучше будет сделать шаг назад. Между нами должно быть не менее пяти шагов… Выйти?
- Да, - кивнула Наталья, - а то у меня такое ощущение, что я сама с собой разговариваю, а это знаете ли, чревато безумством.
- Хорошо. Но не забудьте, два шага назад и не вздумайте приближаться.
Наталья торопливо шагнула назад, а от стены в ее направлении двинулась человеческая фигура. Еще шаг назад Наталья – шаг вперед незнакомец. И еще раз.
- Позади Вас колесо от трактора – можете присесть.
- Спасибо, - Наталья нащупала рукой не успевшие остыть резиновые, жесткие ребра колеса, и уселась на нее, - а Вы?
- Я люблю стоять, точнее привык стоять настолько, что уже почти люблю.
- Кто Вы?
- Олег Остерман…
- Знакомая фамилия, - пробормотала Наталья, - только откуда-то из прошлого.
- Я музыкант, правда, бывший, но достаточно популярный, в свое время.
- Точно-точно, - вспомнила Наталья, - только я не слышала о Вас уже достаточно давно.
- Болезнь, - коротко пояснил Остерман.
- Подождите, а что за болезнь?
- Лепра, проказа.
- Господи, Боже мой. Я и не знала, что она еще существует, - изумилась Наталья.
- Я тоже не знал, пока не заразился.
- Но почему Вы здесь? Вам же надо в больницу!
- Перестаньте, дорогая девушка, ну какая больница? Я почти мертв, у меня третья стадия. Я уже почти разрушен физически, хотя, в отличие от других больных, болезнь пощадила мое зрение, правда взамен практически разрушила тело, особенно руки.
- Но как же Вы двигаетесь, даже ходите?
- Обезболивающее, а точнее наркотики, но главное, мне так мало осталось, что просто не хочется доживать последние дни не на воле.
- Надежды нет…
- Абсолютно, - подтвердил Остерман, - только не надо меня жалеть, это может испортить такую замечательную ночь. А еще лучше, давайте я буду задавать вопросы, если, конечно, Вы не против.
- Задавайте, конечно, только я не так много знаю.
- А мне и не надо много. Мне просто поговорить. Как Вас зовут?
- Наталья… Каратаева.
- Хорошее имя и как мне кажется, известная фамилия. И что Вы здесь делаете, Каратаева Наташа?
- Я из научной экспедиции. Изучаю пустыню.
- Забавно.
- Что?
- Вы изучаете пустыню, но и она изучает Вас. Или Вы изучаете песок?
- А что, есть разница?
- Конечно. А Вы знаете, Наташа Каратаева, что у Вас самые шикарные апартаменты в этом городе? - накидка с правой стороны Остермана взметнулась в сторону здания, в котором ночевали участники экспедиции.
- То есть?
- Большинство жителей пустого города живут в подвальных помещениях, и у них в домах нет ни воды и ни электричества…
- Но почему тогда этот дом оказался пуст?
- Он принадлежит властям города, и власти решили пойти вам навстречу…
- Что, - Наталя даже поднялась и попыталась приблизиться, забывшись, но Остерман предостерегающе поднял руку.
- Не приближайтесь!
- Ах, да, я забыла, простите, - пробормотала девушка и снова присела на колесо.
- Так что Вы хотели узнать, - напомнил собеседник.
- Вы сказали власть в городе. Тут что, много людей?
- Больше тысячи, я так думаю, но точно не знаю.
- И что, все больны, как Вы? – изумилась Наталья.
- Нет, слава Богу. Здесь есть место, где живут жертвы люэса, есть больные СПИДом, но больше всего, конечно, наркоманов. Иногда встречаются и другие.
- Господи, Боже мой, - прошептала Наталья – ее ужаснула картина, которую обрисовал Остерман.
- Если Вы испугались, - продолжил он, - то совершенно напрасно, здесь достаточно строгие, можно сказать, даже жесткие правила. Больные не выходят за пределы той зоны, в которой проживают, не общаются, иначе как на расстоянии, а что касается общения с людьми здоровыми, так оно и вовсе под запретом.
- А Вы?
- Я нарушитель, но я не буйный.
- То есть, бывают еще и буйные?!
- Бывают, но для этого и существуют власти и местные органы правопорядка.
- Ничего не понимаю, но в городе нам сказали, что здесь никого нет, сказали, что пустой город действительно пуст, а оказывается…
- Вы, по-видимому, никогда не сталкивались с обратной стороной Луны.
- С чем, извините, - не поняла Наталья.
- Власть – Луна. Именно Луна, а не Солнце и важно это понимать. Она не светит, она лишь отражает свет, и именно им освещает предметы, события, людей. Но отраженный свет всегда искажает. Однако и с этим можно жить. А, кроме того, есть еще и обратная сторона Луны, которую мы никогда не видим, но которая имеет намного большее значение, чем эта, освещенная. Именно там находятся истинные ответы, а главное, верные вопросы… Понимаете, о чем я говорю?
- Не очень-то, - призналась Наталья, - я никогда не интересовалась политикой, мне никогда это не рассказывали.
- Вы странная девушка, вы словно живете не в этом мире, - очень аккуратно упрекнул Наталью Остерман.
- А вы разбираетесь, и что, Вам легче, - раздраженно ответила Наталья.
- Так уж получилось, но Олег Остерман практически слово в слово повторил именно то, что чаще всего говорил ей отец. Ее собеседник некоторое время молчал, а потом послышался его неприятный, скребущий нервы смех-кашель.
- И что смешного я сказала.
- Вы правы, Наталья Каратаева, Вы конечно правы. Как говорили древние мудрецы: «Многие знания – многие печали». Будьте проще, напоминайте цветок, радуйтесь тому свету, который есть. Дайте вовремя себя сорвать, а потом вовремя завяньте. Вы конечно правы, Наташа Каратаева.
- Послушайте, Олег, - не выдержала Наталья, - Вы ведь не намного старше меня, откуда тогда у Вас эти интонации? Такое ощущение, что Вы имеете право учить.
- Вы обиделись? Совершенно напрасно. Я ведь не над Вами смеюсь, а над собой. Понимаете, я услышал Вас сейчас и вспомнил себя, до всего этого – хотите, верьте, хотите – нет, но я рассуждал точно так же как и Вы. Потребовалась болезнь, годы общения с пустыней и неотвратимое ощущение приближающегося финала, чтобы воспитать в себе иное зрение, иное восприятие… Так что, не обижайтесь. Дай Вам Бог, не стать такой просвещенной как я.
Внезапно откуда-то сверху, скорее всего сквозь обестекленные дома первый луч света коснулся фигуры Остермана, давая возможность Наталье рассмотреть, что накидка его вовсе не черная, а серая, а на лице имеется повязка, закрывающая лицо до самых глаз. Олег так же обратил внимание на луч.
- Что ж, Наталья Каратаева, мне пора, наступает рассвет, - он двинул глубокий капюшон вперед. И двинулся в сторону ближайших строений.
- До свидания, - в спину ему произнесла Наталья.
- Здесь принято говорить, прощайте, потому что нет уверенности, что мы увидимся завтра…
Остерман уходил, а Наталья неожиданно услышала, что Олег что-то напевает знакомое, очень хорошо напевает, технически, практически безупречно, жаль только, что очень тихо, почти на пределе слышимости…
«А может, само молчание и было знамением и знаком, только у правителя не хватило времени, а может быть, мудрости, чтобы разрешать подобные загадки. Может быть. Но других мудрецов в тот момент не было во дворце – все они были отправлены усмирять волнения…
Досталось свое поручение и младшей дочери, она отправилась в тот город, откуда была родом ее мать, и где принцессу почитали за святую и хранительницу. Она общалась со своим народом, и народ плакал, прося о помощи и милосердии. Она обещала помочь, но обещать всегда легче, нежели чем сделать. Хотя, слезы ее народа и тронули сердце принцессы, и даже больше того, она сама плакала, правда, одна, при закрытых дверях и плотно задернутых шторах. Ведь плачущая принцесса картина вовсе не трогательная, но опасная…
Но было и еще кое-что, за что она непременно сказала бы правителю спасибо, если бы…»
Не спал в ту ночь и Андрей, Правда, его причины были более прозаического происхождения – настройка оборудования. Он достаточно давно работал с ним, можно сказать, знал вдоль и поперек. Что на деле означало, что Андрей знал капризы и требования, которые обязательно надо исполнять, если хочешь, чтобы оборудование давало информацию, а не загадывало ребусы. Ну, например, блок D, который, если верить заводской инструкции подключался и настраивался третьим, но, будучи третьим, при настройке, он мог перегореть. А вот если ему предоставить место второе, то он работал и не требовал дополнительного вмешательства. Или, например, блок A, он должен был подключаться первым, но настраиваться, обязательно после того, как настроен осциллограф. Или вот еще, спаренные блоки C1 и C2…, впрочем, не важно. Просто все дело было в том, что в данной конкретной ситуации блоки и секции не желали работать вместе. То есть по одному, они настраивались, но стоило только их подключить к общей информационной системе вместо упорядоченных сигналов, начиналась самая настоящая каша.