Картина часть вторая

               

    



               
Глава первая



Этот дождь лил уже вторые сутки. Мерзкие, холодные струи осеннего
дождя с остервенением поливали землю. Казалось, они хотели смыть с земли всю ту грязь и нечисть, которая накопились с того времени, когда началась эта война. Их небольшой отряд вот уже вторую ночь лежал в этом проклятом окопе и следил, как уходили войска. На кой черт они лежали здесь и смотрели за позорным бегством когда-то самой сильной армии в мире, как это пелось в песнях и как трубилось во всех газетах долгие, долгие годы!  Молоденький капитан, отправивший их в этот наряд, приказал им сразу сообщить о приближении неприятеля и сказал, что они сейчас самые главные глаза и уши штаба армии. Глаза и уши. Это было просто смешно.
Они лежали в этом гребанном кювете уже второй день, и войска все шли и шли, а потом все вдруг прервалось, и никого больше не было видно. Прошла последняя машина и резко остановилась около них. Из нее выскочил полковник с сумасшедшими глазами и черным от копоти лицом и стал спрашивать, почему они не уходят. Немцы вот-вот будут здесь и им тут нечего делать. Он сказал, что может добросить их до города, а потом поинтересовался, какой дурак послал их на это задание. Все втроем они, молча, погрузились в машину. Не доезжая до города несколько километров, попали под обстрел. Бомба упала совсем близко от машины, и осколки изрешетили водителя и полковника. Сделав резкий крен, машина съехала в кювет и заглохла. С трудом выбравшись из машины, они бросились к ближайшему дому и спрятались в подвале. Внезапно с улицы послышался гул тяжелой техники, а потом над их головой раздался страшный грохот, и им на голову стали сыпаться камни и штукатурка.
Он очнулся в кромешной темноте. Медленно стал ощупывать себя. Вроде все было цело, только нещадно болела голова и ломило в ушах. Раскидав вокруг себя камни, стал пробираться к еле заметному просвету в дальнем конце подвала. Наконец он выбрался на улицу и понял, что в их дом попал снаряд. Чудо было, что он уцелел. Немного передохнув, он отправился искать своих товарищей. Но тщетно. Отыскать он их не смог. Честно говоря, знал он их плохо. Они были такие же, как он, новобранцы, да еще и совсем необстрелянные. Быстро чему-то обучили и бросили в действующую армию. Он толком не сумел с ними и познакомиться, и вот они уже лежат где-то там, глубоко под землей, и вряд ли матери когда-нибудь узнают, где погибли их сыновья. Он сидел у развалин дома, и слезы катились у него по щекам. Ему было безумно жаль этих загубленных молодых парней, того полковника с сумасшедшими глазами и, конечно, самого себя, сидевшего на обочине неизвестной дороги и не знавшего, что и как делать.
Поднявшись, он побрел в сторону города, где видны были языки пожарищ и клубы черного, тяжелого дыма, который все больше и больше заволакивал небо. По стрелке указателя на дороге он решил пройти к железнодорожной станции. Там можно было найти, наверное, воду, и какую-нибудь еду. Станцию бомбили очень серьезно. Всюду валялись трупы и разбитые вагоны, и отвратительно пахло то ли от разлагающихся тел, то ли от прогнившей еды. Он побрел вдоль изуродованных вагонов, перевернутых паровозов и еще чего-то непонятного, похожего на части машин или станков. В конце станции он увидел стоящий в тупике целый вагон, открыл его, бросился на пол, укутался с головой в шинель и провалился в тяжелый липкий сон.
Его разбудили голоса с незнакомой речью, и он понял, что здесь, за дверью, находятся уже немцы. В панике отполз в самый темный угол и, пробравшись в узкую щель среди нагроможденных ящиков, затаился. Открылась с диким лязгом дверь, а потом он увидел дуло автомата, за этим последовала оглушительная очередь. Ему казалось, что все пули, которые вылетали из автомата, летели именно в его сторону. Он закрыл глаза и стал молиться. Молился он, как ему казалось, целую вечность. Бога просил о милости и снисхождении. О том, что ему всего восемнадцать лет, и он еще ничегошеньки не видел в этом мире. Стрельба закончилась, и в вагоне повисла тишина, которая была звеняща до умопомрачения. Ему казалось, что в этой тишине немцы сейчас услышат, как бешено стучит его сердце, найдут его и сразу расстреляют. Но дверь опять со скрипом закрылась, и в вагоне наступил полумрак. От пережитого страха сил не было двигаться, и он опять забылся во сне.
Проснулся от того, что пахло едой, и вагон не спеша двигался. Все это наваждение и голодные глюки, подумал он про себя. Но запах пищи никуда не пропадал, только усиливался. Осторожно посмотрел в крохотную щелку, увидел спящего человека в незнакомой форме и похолодел. Немец, подумал он, но зачем здесь находится? Неужто охраняет его? Но ведь это бред. Бред и больше ничего. Если бы его нашли, то давно бы уже шлепнули или отправили в лагерь. Он еще раз посмотрел на лежащего солдата, который, по всей видимости, спал без задних ног. Жрать хотелось нестерпимо, а еще больше хотелось пить. Он решил тихо выбраться из укрытия и умыкнуть у спящего чего-нибудь съестного. Бесшумно, как ему казалось, подполз к немцу и посмотрел на него. Тот был такой же молодой, как и он. Ну, чуть-чуть постарше его самого. Почти одного роста с ним, он крепко спал, свернувшись по-детски калачиком, и положив руки под щеку. На лице его блуждала счастливая улыбка, и он мирно посапывал, наверное, вспоминал во сне свою немецкую маму и радостное детство в своем фатерлянде.
Он еще недолго смотрел на спящего. Потом схватил его автомат и со всей силы ударил немца в висок. Тот даже не вздрогнул, а как-то затих и повернулся на спину. Тут ему стало жутко плохо, и он побежал в угол, где его долго и нудно рвало. Чуть придя в себя, он пошарил вокруг убитого, нашел флягу, где была, по всей видимости, водка, жадно выпил ее и немного закусил лежавшими тут же консервами. Что ему было делать дальше, он вообще не соображал.
Внезапно поезд стал сбавлять ход и остановился. Он бросился в дальний угол и забился там за ящики. Дверь откатилась, и на пол бросили какой-то мешок. Басовитый голос по-немецки спросил, как дела, и добавил смачное ругательство. Пересилив себя, он громко ответил по-немецки, что скучно без девиц, а так все в порядке. За дверью счастливо рассмеялись и снова задвинули ее.
Весь в мокром поту он еще долго не мог прийти в себя и тупо смотрел в одну точку немигающим взглядом. Казалось, что еще немного, и он сойдет с ума. Нет, это все происходило не с ним, а с кем-то другим, совсем другим человеком. И, как он, мальчик из интеллигентной семьи мог убить человека? Мама его была помешана на немецком языке и немецкой культуре, его воспитанием долгое время занималась подруга матери - настоящая немка с берлинским акцентом. Все это не укладывалось у него в голове. Сколько раз в своей жизни он проклинал уроки немецкого у них дома, когда все гоняли в футбол или катались на лыжах. Он люто возненавидел эти уроки, но потом, когда стал в оригинале читать Гете и Гейне, этот язык ему даже стал нравиться. В школе учительница освободила его от посещения уроков немецкого языка. Иногда он заменял ее, читая и переводя для ребят свои любимые стихи. Его так и прозвали в школе – Гете.
Он все еще сидел и покачивался возле холодеющего трупа, потом резко встал, начал быстро раздевать убитого, что оказалось совсем не простым делом. Открыл дверь и вытолкнул тело из вагона. Отыскал оставшуюся флягу с водкой, жадно выпил ее и закурил. Его страшно знобило и казалось, что сейчас он потеряет сознание или умрет прямо тут от всего пережитого.
Водка подействовала на него отрезвляюще. Война и есть война. Так было вчера, так будет и впредь, успокаивал он себя. Для этого и ведутся войны. Для убийства и не для чего другого. Нет сомнения, что если на его месте был бы тот немец, он поступил точно так же. Но, что делать дальше? Да, он знает немецкий, да, наденет форму убитого, но ведь лицо нельзя было содрать с того бедолаги и надеть на себя.
С усилием он переоделся в чужую форму, которая была ему почти впору. Большими были только сапоги, но и то не очень. Походив по вагону, он сел и стал изучать бумаги убитого. Звали его, оказывается, Рудольф Шмидт. Был он из Потсдама, и возрастом всего на год старше его. В кармане он нашел семейную фотографию, на  обороте которой был написан привет от каждого, кто попал в кадр. Были также несколько писем, которые он решил прочесть позже.
Итак, он больше не Игорь Зимин, а Шмидт. Хрень какая-то, подумал он, и со всей силы ударил ближайший ящик ногой. Тот жалобно затрещал и из него показался холст. Он тупо посмотрел на вылезший кусок и посмотрел на то, что было написано на ящике: “Гохран СССР. Охраняется государством. Оберегать от влаги”. И еще там были какие-то цифры и буквы.
Боже, вот в какой вагон он попал и вот почему здесь был охранник! Наверное, это был вагон с экспонатами из эвакуируемых музеев или хранилищ, не успевший уехать или просто отогнанный в тупик до лучших времен, когда уйдут эшелоны с людьми и техникой, а потом уже можно будет отправлять и искусство.
Он чертовски устал, устал просто нечеловечески и решил, что ему надо хоть немного поспать. В углу вагона он увидел кучу тряпья и решил из нее сделать себе что-то вроде постели. Когда он сгреб все тряпье, увидел большой кусок черного базальта с какими-то иероглифами на нем, а за ним  железный ящик. Откатив тяжелый камень, он подошел к ящику. Тот был не очень большой, но и не маленький. Было ясно, что этого добра немцы, конечно, не заметили. Но что было в нем? Усталость сняло как рукой.
Странно, но этот ящик-сейф был просто прикрыт и все. Видимо, впопыхах на него не успели навесить замок. Открыв дверцу ящика, он не смог разглядеть то, что было внутри него. Долго искал в вещмешке немца и, наконец, нашел фонарик. Посветив им, увидел в сейфе такое, что даже присел от неожиданности.
Наверное, этот проклятый день никогда не закончится, подумал он. И вообще, сколько испытаний за небольшой промежуток времени может вынести человек, да и еще такой молодой, как он. Понятно, что человек в возрасте, поживший и понюхавший жизнь, мог, наверное, по-другому, чем он, оценивать и прочувствовать всю эту ситуацию. Он, у которого еще молоко на губах не обсохло, и совсем недавно была нянька, учившая премудростям немецкой поэзии и философии, попадает в такие переделки!
Он покрепче зажмурил глаза и сильно ущипнул себя за руку. Но ничего не изменилось. Он так же сидел в старом дребезжащем вагоне, несущемся  неизвестно куда, а вокруг него в ящиках лежали сумасшедшие ценности. Недоверчиво еще раз пошарил лучом фонаря по открытому железному ящику и сразу выключил его. Там лежало что-то  совсем фантастическое, не поддающееся воображению. Тихонько, словно кто-то следил за ним, он стал трогать предметы, лежащие в нем. На первой полке лежали небольшие слитки золота, похожие на маленькие кирпичи. На второй полке были разные ювелирные изделия, которые, видимо, впопыхах просто кидали туда, а на нижней полке лежали какие-то мешочки. Он взял один, развязал и высыпал себе на руку. Даже здесь в этом полумраке ему показалось, что у него на руке что-то загорелось. Поднес эти штуки поближе к глазам и ахнул. Это были бриллианты. Их была просто уйма! До чертиков! По всей видимости, и в остальных мешочках было такое же добро. “Граф Монте-Кристо”, пришла к нему идиотская мысль. Да он им   стал, но, видимо, ненадолго. Скоро придут немцы, и все его богатство отнимут, а его расстреляют за все его художества.
Поезд стал медленно сбавлять ход. Наверное, будет остановка. Лихорадочно бегая по вагону, стал думать, что делать. “А черт с ними со всеми. Рискну”,  - решил он. Вытряхнул вещмешок убитого и стал набивать его содержанием ящика. Запихнул туда все, что мог, завалил ящик камнем и тряпьем, укутался шинелью и заснул. Он только приложил голову к грязному полу, как сразу провалился в пустоту сна. Ему казалось, что прошла просто целая вечность, и спал он безумно долго.
Проснулся он от того, что за дверью страшно барабанили, и он сначала не мог понять, где находится и что от него хотят. Там снаружи страшно ругались на немецком языке и требовали немедленно открыть дверь. Постепенно до него дошло, где он находится и что с ним произошло. Подтянув к себе автомат и передернув его, стал неспешно открывать дверь – так, чтобы его лицо не было сразу видно. Наконец дверь открылась полностью. Там стоял офицер и, страшно вращая глазами, нещадно ругал его за то, что он нарушает устав и спит на таком ответственном посту. Что вид у него, как у самого раздолбанного штатского, и что если он сейчас же не приведет себя в надлежащий вид, то, несмотря на то, что его вызывают в штаб, посадят под арест.
Приведя немного себя в порядок, он спрыгнул на землю. Отдал честь офицеру, как можно громче назвав себя, и стал по стойке смирно. Тот несколько секунд смотрел на него, потом, видимо, смягчился и уже более миролюбивым тоном заговорил:
-   Это вы Рудольф Шмидт? Хорошо. Сейчас подойдет ваша смена, а я вас доставлю в штаб. Да не забудьте свои вещи. Вы сюда больше не вернетесь. Вам все понятно или вы еще не проснулись? - с усмешкой он посмотрел на солдата.
  Он снова залез в вагон, достал вещмешок и с трудом спустил его на землю. Тот оказался чертовски тяжелым.
 -  Чем это вы его так набили его?
 -  Книги, господин офицер. Книги.
 - Зачем они вам на войне? Ну, ничего. Скоро все ваши иллюзии развеются, и вместо книг вы будете там таскать лишнюю пайку еды и другие нужные военные вещи. Кстати, а какие книги таскают сейчас солдаты в своих ранцах и мешках?
- Ну, там мои любимые книжки, да и всякое такое...
- А, книжки! Ну, давайте посмотрим, что сейчас солдаты тащат на фронт вместо еды.
   Он тупо посмотрел на офицера и стал медленно развязывать вещмешок. Это был конец. Через пару минут станет ясно, что там ничего нет, кроме дорогих побрякушек, золота и камушков, которые на том свете ему уж точно будут без всякой надобности. Липкий противный пот стал заливать его. Ему казалось, что по нему ползут маленькие потные червячки, которые хотят съесть все его тело.
- Ладно, Шмидт. Книжки свои мне потом покажете. Идет ваша смена. Собирайте свои пожитки и будете сдавать пост.
   После смены караула они направилась в штаб, который оказался совсем близко от станции. Он шел на ватных подгибающихся ногах и боялся только одного: как бы не упасть прямо тут, посреди этой грязной улицы, по которой, наверное, совсем недавно прошли танки. В штабе офицер куда-то ушел с его  документами и надолго пропал. Прислонившись к спинке стула, он закрыл глаза и словно провалился то ли в сон, то ли в обморок.
-   Вставайте и идите в первый кабинет. Там вас распределят по команде. Я думаю, мы еще с вами встретимся, и вы покажете мне свои богатства. А вообще, советую вам поскорее избавиться от всех этих поэтических иллюзий, - сказал приведший его офицер, словно отец, который  наставлял своего беспутного сына.
   Его долго мурыжили в том кабинете, а потом направили в казарму и приказали ждать до следующего утра. Пройдя в казарму, он сразу лег и заснул. Проснулся он от того, что кто-то пристально смотрел на него. Открыл глаза и увидел незнакомое лицо, которое что-то ему говорило, а он ничего не понимал. Он опять закрыл глаза, и его накрыло каким-то мягким кровавым туманом, который медленно-медленно обволакивал его. Он тек по всему его телу, проникая в глаза, уши и рот и, казалось, еще немного и дойдет до самого мозга. Хотелось спрятаться от него, убежать, но он посмотрел вниз и не увидел там ничего. Только одно сплошное кроваво-пурпурное марево.
- Э-э, Шмидт, очнитесь, хватит отлеживать бока, - услышал он далекий, словно неземной голос.
 С трудом разлепив глаза, он сразу закрыл их. Было нестерпимо больно от этого всепроникающего света. В голове внезапно загудело и зазвенело, и казалось, что сейчас она разорвется на мелкие-мелкие кусочки.
- Ну, вот и молодчина. А мы тут все думали, что вы уже не выберетесь с того света. Даже хотели сегодня послать телеграмму вашим родителям. Но, вижу, вы оклемались. И славу богу! Наверное, думаете, где ваши вещи? А  вы не беспокойтесь, они на гарнизонном складе. А ведь мы с вами так и не познакомились. Лейтенант Хорст. Хорст Веден. Я знаю, что вы пробудете здесь еще неделю, так, что я зайду к вам, когда вас выпишут, и мы где-нибудь посидим за кружкой пива.
Он опять закрыл глаза после ухода лейтенанта и заснул. На сей раз его сон был продолжительным, но без всяких кошмаров и видений. Утром он проснулся и хотел встать, но санитар сказал, что делать ему это рано. Потом пришел доктор и долго его прослушивал и прощупывал. Потом позвал своего коллегу, и они долго-долго о чем-то беседовали и посматривали на больного с явно загадочным видом.
 -  А скажите, Шмидт, у вас в роду не было никаких патологий или других болезней, передающихся из поколения в поколение?
- Ничего такого я не  слышал.
- Да, да. Не слышали, - пробормотал доктор и еще раз подозрительно посмотрел на него.
- Дело в том, что вы вдруг впали в такое состояние, словно вас кто-то выключил. Почти неделю вы были в бессознательном состоянии, на грани клинической смерти. И только совсем недавно пришли в себя. Кстати, а как вы вообще себя чувствуете? Что болит, где колет, что ноет?
 -  Да ничего вроде не болит, только сильный упадок сил и голова кружится.
-  Ну что ж, это понятно, понятно. Ладно, лежите, выздоравливайте. Мы подумаем, что с вами дальше делать и куда направить.      
   В больнице он провалялся почти месяц. Его исследовали разные врачи и специалисты, но диагноз поставить так и не смогли. Иногда заходил лейтенант, когда был свободен от службы, и они гуляли по больничному парку, который был чудо как хорош. Они садились на скамейку и говорили о любимых ими писателях. Лейтенант жаловался на то, что в армии один сброд, и поговорить о литературе не с кем. Выросший в семье преподавателей Кельнского университета, он, по всей видимости, тяжело переносил тяготы военной службы.   
   Наконец его выписали и признали годным для службы в тыловых войсках. Он опять пришел в то же здание штаба, но на сей раз его принял полковник. Долго расспрашивал, как его здоровье, предлагал кофе, а потом спросил, как давно он получал письма из дома. Нет, после болезни ничего не было. Полковник встал из-за стола и походил по кабинету.
- Знаете что, Шмидт? Мы не хотели вам говорить это во время болезни, но сейчас, когда вы окрепли, вам следует все знать. К сожалению, должен вам сказать, что вся ваша семья погибла под авиационным обстрелом в вашем доме. Ничего, совершенно ничего не уцелело. Вы, конечно, можете туда съездить, но это решать вам. Я могу дать вам отпуск на неделю. А вообще я предлагаю вам остаться служить здесь, в Кенигсберге, и заниматься разборкой ценностей с оккупированных территорий, которые находятся на наших складах. Тем более что лейтенант Хорст Веден о вас хорошего мнения, и он будет вашим непосредственным начальником. Итак, жду вашего ответа до завтра.
Он встал и с гримасой печали на лице тихо вышел из кабинета начальника, сел на стул и прикрыл лицо руками. Проходящий мимо офицер поинтересовался, не нужна ли ему помощь, и прошел мимо. Долго сидел он и думал, что делать. Ехать в незнакомый город было верхом безумия. Надо попроситься остаться тут и передохнуть где-нибудь у берега моря и там же закопать свой мешок с сокровищами, тем более, что он толком и не знал, что он туда побросал. Иначе в один прекрасный день, кто-то из любопытства мог сунуть туда свой нос - и тогда ему конец. 
На следующий день он сказал, что, если это возможно, он хотел бы побыть некоторое время один и передохнуть где-нибудь в маленьком пансионате на берегу моря. Ему выдали деньги на дорогу, документы и отпустили на неделю в отпуск. Лейтенант посоветовал ему недорогую гостиницу в маленьком городке прямо у моря и пожелал хорошо отдохнуть, а потом явиться прямо  к нему. Он сказал, что есть решение оставить его тут, так как врачи все же признали его ограниченно годным к военной службе.
Вечером он уже был на месте. Городок был совсем  небольшим. Домики походили на те, что он когда-то видел в иллюстрациях к сказкам братьев Гримм. Небольшие уютные строения под красной черепицей, казалось, были отгорожены своими маленькими заборами от всех тягот того страшного мира за которым совсем близко шла кровавая бесконечная бойня. Он решил не селиться в гостинице, а найти себе комнату в частном доме. Жилье легко нашлось в одном из таких домов, где жили двое стариков, которые были безмерно рады, что у них появился такой постоялец. Их сын недавно погиб на Восточном фронте, и каждый раз, когда он спускался к завтраку, они постоянно вспоминали о нем и говорили, что он ужасно похож на их дорогого сыночка. Позавтракав, он пускался в долгие походы по окрестностям и однажды в лесу увидел небольшую пещерку, которая была на редкость сухая и теплая. Вот здесь он и решил закопать свои сокровища, тем более, что над пещерой был прекрасный ориентир – сломанный старый дуб. Почти, как в романах про пиратов, подумал он, и на душе у него стало противно и грустно. За все  время, пока с ним происходили все эти сумашедшие, почти фантастические события, он ни о чем другом и думать не мог, как только чтобы выжить и не допустить ошибку, даже малейшую, которая могла стать для него роковой и последней. И вот сейчас, сидя возле этой  пещерки на солнце, он понял, что больше никогда он не сможет стать Игорем Зиминым, а всю жизнь будет ходить под личиной этого неизвестного ему Рудольфа Шмидта. Интересно, а как ласково звали его мама и папа? Руди, Рудик или вообще у него была другое, какое-нибудь семейное прозвище? Его самого старшая сестра частенько обзывала ирокезом за то, что он безумно был влюблен в Фенимора Купера и читал его по сто раз подряд. Он прилег возле дерева и прикрыл глаза. Внезапно ему стало безмерно жалко себя, и он почувствовал, как сквозь прикрытые глаза у него проступили слезы отчаяния и боли. Сколько он пролежал под этим деревом, он не помнил, но проснулся от того, что все тело словно задеревенело. Открыв глаза, с трудом стал вспоминать, где он находится. Было уже довольно поздно и первые сумраки поползли на землю. Надо было срочно возвращаться назад, чтобы не давать и малейшего повода для подозрений его хозяевам, которые, хоть и относились к нему прекрасно, но были фанатично преданы фюреру, и в каждой складке на одеяле им мерещился шпион или диверсант.
На следующий день он опять вернулся к своему дубу и пещерке и только тут, наконец, решил посмотреть, что же он взял из вагона. Вытряхнув все на шинель, он просто остолбенел от всего того, что вывалилось из мешка. Там было два куска металла желтого цвета, масса всяких побрякушек, колец и ожерелий, и два бархатных мешочка с бриллиантами. Золото и ювелирные изделия он закопал в пещерке, а один мешочек взял с собой. А еще он взял золотую цепочку, на которой висел очень красивый амулет  с непонятными выпуклыми иероглифами. Надев медальон на шею, он сразу почувствовал, как по всему телу растеклась какая-то теплая волна, и ему показалось, что больше с ним ничего плохо не произойдет, и он целым выйдет из этой мировой бойни.   

Глава вторая            
    

   
Война бешено катилась к концу. Их отдел в спешном порядке готовился к эвакуации и в полной неразберихе отправлял вагоны с самыми ценными произведениями в тыл, иногда даже без сопроводительных описей. Их подземелье было набито произведениями искусств, свозимых из всех стран покоренной Европы. Здесь были какие-то странные артефакты в виде плит с непонятными иероглифами, старинные вазы и другие вещи, которые, по решению начальства, не имели никакой ценности и должны быть брошены в этом подземелье старой церкви. За его спиной так и остался стоять тот камень, который ехал с ним в вагоне и недавно чудесным образом очутился у его стола. Им всем приказали покинуть помещение. Объявили, что их ждет новое назначение. Поздно вечером к нему заглянул Хорст и пригласил пойти выпить в ближайший кабачок. Они долго сидели, молча,  потягивали пиво. Наконец Хорст прервал молчание.
- То, что я скажу, является большим секретом, очень большим. Но вы знаете, Шмидт, как я к вам отношусь, поэтому, мне хотелось вас предупредить. Скоро я уезжаю на фронт, и нашу контору закрывают. Я советую и вам со мною попроситься на фронт. Понятно, сейчас уже не так смотрят на разные болезни и даже мальчишек отправляют сражаться, а с вашей загадочной болезнью тем более вас отпустят. И  еще - самое главное. Последние, кто останутся тут, будут уничтожены. Все будут уничтожены. И немцы, и пленные, которые еще здесь работают. Так что спасайте свою шкуру, идите в штаб и проситесь в мой полк, который формируется.
Вся следующая неделя прошла в хлопотах и беготне. С большим скрипом его отпускали на фронт. Оказывается, он уже был внесен в какой-то тайный список, из которого очень сложно было исчезнуть. Но все обошлось, и вот он опять едет в вагоне, несущемся туда, где он может потерять свою жизнь. И не это его сильно томило, а то, что надо будет стрелять в своих - русских. Закрадывалась мысль о том, что надо бежать через фронт и сразу сдаваться. Но, как его там примут, и что он скажет своим, почему так долго служил у немцев и не бежал, а занимался тем, что рассортировывал награбленные богатства и отправлял их в тыл. За такое, наверное, по головке не погладят. Но чертовски хотелось хоть на миг попасть на Родину и посмотреть на родных. Живы ли они и как пережили все эти военные годы?
Наконец их выгрузили почти у линии фронта, раздали оружие, и они двинулись туда, где невнятно слышалась канонада. Хорст опять оказался его начальником, но на сей раз у него уже была другая форма и звание – майор. Он успел перекинуться с ним несколькими фразами и узнал, что они будут воевать против англичан.
Дорога к бегству была отрезана. Было бы полной дуростью переходить здесь фронт, а потом проситься, чтобы его переправили к русским. В лучшем случае его признают помешанным, а в худшем - расстреляют.
Они сразу вступили в бой, который, как ему показалось, длился целую вечность. Сначала они куда-то бежали, стреляли, потом падали и ползли и долго лежали в грязных окопах вперемежку с трупами. Внезапно в небе послышался нестерпимый, сводящий с ума рев, и на них стали бесконечно долго падать бомбы. Казалось, что земля больше не в силах принимать это железо, и сама выталкивает бомбы наружу. Вдруг все стихло, и наступила звенящая, неправдоподобная тишина. Как в бреду, ему показалось, что где-то кукует кукушка. Она куковала долго-долго. Лежа в этом гребанном окопе, наполовину засыпанный землей, он смотрел в синее небо и, как в детстве, считал, сколько напророчит кукушка.
Потом он забылся в тяжком полуобморочном сне и проснулся лишь от того, что кто-то пихал его сапогом прямо в лицо. Где-то там, наверху, словно с высот необъятного неба, ему послышалась незнакомая речь, и человек, рассмеявшись, что-то прокричал. Его еще раз пнули, а затем рывком вытащили из окопа и, двинув прикладом автомата, бросили на землю. Он все понял. Для него это безумие нескольких военных лет под чужой шкурой подходило к концу.
В голове стоял непреходящий звенящий гул, и из ушей что-то текло, по всей видимости, кровь. Чьи-то цепкие руки его быстро и профессионально обыскали, отобрав все документы, сорвали с шеи его амулет и оставили  лежать на земле. Что дальше было с ним, он вспоминал смутно. Его куда-то тащили, затем долго везли и, наконец, бросили в грязном сарае, где уже лежали такие же, как он, доходяги. Иногда подходили какие-то люди и оставляли около него миску с отвратительным пойлом и куском хлеба, похожим на коровью лепешку. Сколько он тут пробыл, он понять не мог, да и ему это, собственно, и не надо было. Наконец он ощутил полную свободу и, ожидая неминуемой смерти, просто лежал и ни о чем не думал. Ему казалось, что постепенно он проваливается в какую-то нирвану, где все суетное уходит и остается только необыкновенная легкость бытия.
Но вот однажды над ним склонилось какое-то лицо, долго в него всматривалось, а затем его подняли и понесли. На следующий день он лежал уже в комнате на постели, и сквозь легкие занавески просматривались кроны деревьев. Что за метаморфоза опять произошла в его жизни, можно было бы только догадываться, но то, что прямо сейчас он не умрет, его успокаивало.
К  вечеру его навестил  одетый в штатское господин, и на приличном немецком стал ему говорить о вещах, совершенно странных. Он говорил так, что казалось, будто лежащий в этой палате был для него совершенно неинтересен, а пришел он сюда просто порассуждать о бремени человеческом и бытии. Его тирада внезапно оборвалась, он пристально взглянул на Шмидта и спросил:
- Вы, правда, были сотрудником в отделе по классификации награбленных ценностей? - И, не дав ему ответить, стал ходить по палате. – Ладно, не давайте мне сейчас никакого ответа, подлечитесь, и я зайду к вам.
Здоровье быстро шло на поправку, и его даже один раз выпустили на улицу под наблюдением здоровенного молодца, который неустанно плелся за ним, когда он еле шаркал по дорожкам вдоль высоченного забора. Дом, в котором он жил - двухэтажный, сложенный из красного кирпича - был похож на виллу зажиточного буржуа. Но где и в какой стране он находился, определить ему было трудно. Никто из прислуги с ним не говорил, за исключением того господина, который приходил только один раз, а потом исчез. Ему уже казалось, что все это ему привиделось, и никакого разговора не было. Дни проходили один за другим, а его больше никто не тревожил. Он спал, гулял и бездельничал целыми днями. Часто просил, чтобы  ему принесли хоть какие-нибудь книжки, но прислуга лишь тупо смотрела на него.
Тем поздним вечером к нему опять пожаловал тот же господин. Ему принесли костюм с рубашкой и галстуком, туфли и попросили одеться. Было ясно, что, наверное, повезут, куда-то для беседы. И точно, прямо у входа в дом стоял большой черный автомобиль с затемненными окнами. Ехали недолго, и машина заехала прямо в ворота, которые сразу за ними закрылись. Провели по  лестнице куда-то в глубину дома и оставили в кабинете, где был лишь стол и несколько стульев. Ожидание было долгим, но внезапно откуда-то сбоку открылась дверь, и вошел мужчина в штатском, уселся напротив него и, закурив сигару, долго изучал его.
- Вы служили в тылу, обрабатывали и сортировали ценности, которые свозились из оккупированных стран Европы, не так ли? Не могли бы вы объяснить, с какими именно видами произведений искусства вы работали.
- Знаете ли, я вообще-то классифицировал и обрабатывал в основном картины и скульптуры, которые были привезены в большинстве своем из России. Но работа была чисто рутинная. После осмотра экспертов я просто заносил тот или иной предмет в карточку, которая потом была собственно сопроводительным документом при отправке изделий, как у нас это называлось. Так что работа была довольно рутинная.
- А  с ювелирными изделиями вам приходилось сталкиваться?
Этот вопрос застал его врасплох. Черт побери, как он мог забыть о том, что у него были эти проклятые камушки, которые, как он считал, пропали во время бомбежки на передовой.
Господин, сидевший напротив, близко склонился над ним и положил на стол тот самый бархатный мешочек.
- Ваш? Ну, да. Сейчас вы скажете, что вы никогда не видели ничего подобного  в глаза, и о том, что в нем, понятия не имеете. Ладно, может, это и так. Но вот эта вещица вам должна быть хорошо знакома, - и он положил на стол его амулет. Знаете, что? Не будем играть в кошки-мышки, а сразу откроем карты. У одного из наших солдат внезапно завелись деньги, причем очень, очень приличные. Он поил и кормил своих сослуживцев со щедростью, достойной Креза, пока им не заинтересовалась разведка. Долго он не отпирался, рассказал, что при обыске одного немца вместе с документами обнаружил эти богатства. Честно говоря, нам пришлось сильно поискать вас в этом бардаке, но все же нам улыбнулась удача, и тот солдат вас опознал. Итак, откуда у простого солдата такое несметное богатство? Не хотите ли поведать нам свою историю? Конечно, вы можете врать, что угодно, но поверьте - нам под силу проверить все, что вы нам поведаете.

Наступило нехорошее молчание. Он долго мучился,  раздумывая, что же делать, но в голове не было ни одной мысли. Это была какая-то пустота, которая бывает порой, когда стоишь у классной доски, а учитель просит отвечать урок, который  ты и не учил в помине.
- Ну, мы так и думали, что вразумительного ответа насчет бриллиантов не получим. Может,  расскажете об этом дивном амулете, который был у вас на шее?  Я вам его возвращаю. А со всем остальным вашим богатством мы немного повременим. Ладно, хотите молчать - молчите. Через пару дней мы вас еще потревожим и, надеемся, что тогда вы будете посговорчивее. Тем более что у нас будет для вас небольшой  сюрприз, который поправит вам пошатнувшуюся память.

Глава третья


Его долго не тревожили. Казалось, что о нем все забыли, и угрозы о том, что его ждет неприятный сюрприз, были лишь пустой бравадой. Да и что они могли на него накопать? Да, нашли у него кулон - ну и что? Мало ли что носили у себя на шее солдаты в качестве амулетов и оберегов. А насчет того, что камушки принадлежали именно ему, это еще надо было доказать. Он пребывал в безмятежном состоянии. Много гулял, хорошо спал и начинал потихоньку чувствовать вкус к мирной жизни. В то утро солнце светило как-то совсем по-летнему. Он проснулся с прекрасным настроением и хотел после завтрака как всегда пройти в сад и почитать.
Все происходило как всегда, обыденно, по строго заведенному порядку. Но после обеда в его комнату внезапно вошел незнакомый тип с холодными рыбьими глазами и на ломаном немецком языке предложил ему быстро собирать все свои вещи и идти за ним. Под ложечкой противно засосало, и он понял, что его перемещают в другое место. Долго ехали по дороге, затем резко свернули в сторону аэродрома и потом летели еще пару часов. Он пытался понять, куда его вывозят, но на все вопросы охранник отвечал, что ничего не знает и, вообще, ему не положено говорить. Приземлились поздно вечером, почти к ночи. И опять машина ехала долго-предолго. Наконец остановились, и его провели в дом и сразу заперли в комнате, которая оказалась на редкость роскошной. В ней была огромная кровать, около которой стоял столик с накрытым ужином и бокалом отличного вина. Поев, он стал обследовать свои новые покои и поразился, что в них была прекрасная ванна с душем, огромным платяным шкафом с дорогими костюмами и рубашками. Одна стена была занята несколькими стеллажами книг, среди которых было немного и немецких. Взяв наугад тяжеленный старый фолиант, он лег в постель, но, прочитав пару строк, сразу заснул. Проснулся оттого, что его кто-то тряс за плечо.
-  Вставай, старый вояка. Все проспишь, - услышал он знакомый голос. Приоткрыв глаза, он с удивлением увидел пред собой Хорста Ведена. Он впервые видел его в штатском, и тот выглядел на удивление элегантным и респектабельным господином, словно сошедшим со страниц журнала для плейбоев.
 - Хорст, старый черт, рад тебя видеть, а то я грешным делом уже думал, что ты давно кормишь червей.
- Ну, одевайся. Идем завтракать. Я  тебя провожу в столовую, а то в этом доме ты запросто заблудишься. Это вообще-то не дом, а настоящий замок, причем очень старый. Так что следуй за мной, хотя я и сам иногда путаюсь в хитросплетениях этого жилища.
Они шли по гулким коридорам этого настоящего дворца, и ему, проведшему всю свою жизнь в небольшой московской квартире, и только на картинках видевшему такие строения, все это казалось настоящим сном. Хотя после стольких коллизий ему, Игорю Зимину, а потом и липовому Рудольфу Шмидту было уже не привыкать к зигзагам его более чем странной судьбы. В  последнее время, когда он, наконец, мог остаться наедине с собой, к нему все чаще и чаще приходили мысли, что то, что с ним происходит, это не просто цепь фантастических совпадений и удач, а чей-то промысел, который ведет его к определенной цели. Но куда и кто ведет его, и где тот конец или начало нового пути, куда он должен придти, пройдя сквозь все эти кошмарные трудности и страдания? И потом это странное появление Хорста, словно свалившегося с небес, внезапно насторожило его. Что фактически он знал об этом человеке? Да ничего. Ну да, он помогал ему в трудные времена и  даже спас ему жизнь. Но на самом деле, что он  был за человек - это оставалось для него загадкой. И  сейчас, идя за ним, он смотрел, как Хорст с блестящей выправкой бывшего военного почти по-хозяйски вышагивает в этом великолепном строении.
Наконец они пришли в большую комнату, в центре которой стоял уже сервированный стол. В углу уютно потрескивал камин. Хорст непринужденно подошел к небольшому столику, который стоял недалеко от камина, взял с него хрустальный графин и налил себе.
- Не хотите ли немного выпить перед едой? Здесь, знаете ли, виски просто высочайшего качества. Попробуйте. Вряд ли еще когда-нибудь вы сможете попробовать такой божественный напиток.
Он смотрел на Хорста, и ему казалось, что этот человек здесь вполне уже освоился и давно,  наверное, живет на правах доброго друга хозяев замка. Да, виски оказалось действительно великолепным. И хотя он пил его впервые в жизни, но тонкий аромат напитка и прекрасный вкус говорили, что хозяева принадлежат к элите общества и, по всей видимости, очень богаты. Не каждый смертный позволит покупать себе такое спиртное.
- Ну, как вам наше виски, - услышал он у себя за спиной знакомый голос. - Правда, оно великолепно? Кстати, этот сорт изготавливает специально для нас  одна фирма и больше его никому не продает. Давайте сядем за стол и там продолжим беседу.
   Появились слуги и стали обносить гостей едой. Зимин был сильно смущен,  оглядывая то количество разных приборов, которые лежали около его тарелки.  Хозяин заметил его заминку при выборе приборов и ободрил его.
- Знаете, сегодня у нас не званый ужин. и королева не прибудет в наш замок, так что большой перемены блюд не будет. Смотрите на вашего приятеля и берите те приборы, которыми пользуется он. Честно говоря, я и сам иногда путаюсь в них, за что мне попадает от нашего слуги Томаса, - и он залился смехом, подмигивая стоящему недалеко от него слуге.
- Да, кстати, я забыл представиться. Зовут меня Джеймсон, и мы с вами уже встречались. Я говорил, что наша встреча будет иметь продолжение. Не правда ли? Кстати как же мы будем вас звать дальше? Мне кажется, что ваши новые документы уже готовы, - и он опять повернулся к Томасу.
- Да, сэр. Все выполнено, - и он протянул паспорт Джеймсону.
- Ну-ка, ну-ка - и кем вы у нас стали? А-а, Оливер Олби, вот вы кто теперь. Ну, что ж, неплохо. Неплохо. Не смотрите с таким удивлением на меня. Ну, в самом деле, как вы себе представляете жизнь в англоязычной стране после войны и с именем Рудольф Шмидт, - и он еще раз рассмеялся.
  Обстановка за столом стала более непринужденной, все заметно расслабились.
 -  А знаете что?  Пройдемте в мой кабинет, и я покажу вам одну забавную вещицу, которую недавно приобрел у своего антиквара. Вещица, прямо скажем, нерядовая. Заморская. Прямо из Японии. Да, Хорст, если вам не трудно, возьмите графин с этим замечательным напитком с собой. Мне кажется, оно понравилось нашему гостю, да и Хорсту, человеку военному, то, что я покажу, может понравиться.
В кабинете они сели около стола, на котором стояла какая-то фигура, прикрытая шелком, выполненным в японском стиле.
- Я, знаете ли, давно увлекаюсь Японией, ее культурой и искусством, а после моего последнего посещения этой во многом задачной для меня страны я был просто покорен их игрушками. Но на самом деле это не просто игрушки, а целая философия жизни японцев. Я не хотел бы вас утомлять, но  все же немного хочу вам рассказать об этом японском чуде. Есть такая легенда, что в Японии жил в 9-м веке принц  Кайя, который был невероятно умелым мастером. И вот однажды  королевство постигла страшная засуха, что подвергло опасности рисовые поля. Тогда принц делает куклу в виде мальчика, держащего кувшин с водой. Когда кувшин наполнялся водой, мальчик поднимал его над головой и выливал себе на лицо. Люди приносили полные кувшины с водой, чтобы раз за разом видеть это чудо. Так удалось спасти поля от засухи. Это была первая кукла, которую японцы назвали «каракури нинге». В переводе с японского языка «каракури» это сложное техническое устройство, а «нинге» – кукла. За долгую историю Японии были созданы самые разные каракури - от кукол-актеров, до кукол-официантов. Европейцев, которые их видели, они поражали своим совершенством, красотой и просто загадочностью. Но наиболее совершенными и сложными куклами были те, что создал мастер Ташико Хасашиго. Его куклы изображали лучников. Они удивляют тем, что кукла сама берет стрелу со специальной подставки, натягивает тетиву и пускает стрелу.
Джеймсон на некоторое время прервал свою лекцию, закурил сигару и посмотрел на своих гостей. Они сидели друг напротив друга и внимательно рассматривали ту фигуру, которая была скрыта под шелковой накидкой.
- Вы правильно подумали. Здесь и находится этот самый лучник, - и он почти  театральным жестом скинул покрывало с куклы. Действительно, кукла была замечательно как хороша! Одетая в дорогой национальный японский костюм, она представляла того самого лучника, о котором только что был рассказ.
- Ну, а сейчас самое главное, - сказал Джеймсон, - я покажу, как это чудо работает.
Кукла стала вращаться, взяла стрелу, натянула тетиву, пустила стрелу в цель и попала точно в центр. При этом лицо куклы выражало полное удовольствие, как будто она и в самом деле была живая. Хорст как завороженный смотрел на куклу и потом попросил, чтобы она еще раз это сделала. Так она стреляла несколько раз и, если иногда не попадала в цель, то лицо ее выражало смущение.
- А, насколько сильно летит стрела? Можно, я подставлю свою ладонь перед летящей стрелой, - попросил Хорст. 
- Не знаю, не буду врать, но если хотите, пожалуйста. Однако, знаете, когда я покупал эту игрушку, продавец мне сказал, что некоторые каракури имеют свои скрытые секреты, но какие - мог знать только их создатель или заказчик.
- Вы хотите сказать, что эта крошечная стрела может быть отравлена? Да какой же силы яд может поместиться на крошечной стреле? Бред. Давайте, стреляйте.
Лучник еще раз выстрелил, и на сей раз стрела впилась в ладонь Хорсту. Он от неожиданности даже вскрикнул, а потом долго вытаскивал эту стрелу, больше похожую на заостренную спичку, и ругался вслух, матеря Японию и их куклы. Все дружно посмеялись над произошедшим и, допив виски, разошлись по своим комнатам, благодаря  хозяина за чудесный вечер.
Наутро в комнату Зимина резко постучали и срочно позвали  в кабинет к Джеймсону. Он быстро оделся и уже на пороге кабинета увидел его осунувшееся лицо.
- Заходите, заходите. Я, знаете ли, дорогой Олби, я могу вас уже так называть, мой друг, не стал бы вас так рано будить, но произошло несчастье с вашим другом Хорстом. Он, знаете ли, внезапно скончался ночью, причем смерть его была довольно загадочной, и врачи пока не могут сказать причину ее.
Зимин недоуменно посмотрел на него, машинально налил себе большой стакан виски и разом его выпил.
- Я и сам хотел вам предложить выпить. А вот скажите, ведь вы хорошо знали своего приятеля. Он действительно вам помог, как говорил нам?
- Да, это чистая правда и именно благодаря ему я  смог долгое время работать в тылу. Кто он был на самом деле и в каких операциях участвовал, этого он мне никогда не рассказывал, а я и не интересовался.
- Да, да. Я вас прекрасно понимаю. А ведь, знаете ли, он был довольно большой шишкой в том ведомстве, где вы трудились, и на нем висели кой-какие делишки, за которые он мог сегодня сильно поплатиться. Ладно, о нем мы почти закончили. У меня есть несколько вопросов к вам. Знаете ли, мы наводили много справок о вас, как о Шмидте, и все они подтвердили, что вы тот, за кого выдаете себя. Но вот одна неувязочка. Пока вы приходили у нас в себя после ранения, люди, которые ухаживали за вами, слышали, как несколько раз в бреду, вы говорили по-русски. Причем без акцента и целыми фразами. Хотите послушать. У нас есть записи. Итак, кто вы на самом деле?
  - Как кто? Рудольф Шмидт. А насчет того, что я по-русски в бреду говорил, так я много общался с произведениями искусства из России. Немного знал этот язык. А что здесь такого? Да и, наверное, Хорст это вам подтверждал.
- Я вас понял. По-хорошему вы не хотите рассказать нам всю правду. Тогда послушайте меня. Когда наше командование стало разбираться с солдатом, который нашел бриллианты, то на допросах Хорст подробно рассказывал обо всех, кто работал с ним. Так мы узнали, кто тот человек, у которого, возможно, были камешки. А потом и вас нашли. Мы серьезно заинтересовались вами, и наш человек ездил на вашу Родину и нашел дальних родственников. Вы оказались чертовски похожи на Шмидта, но нам сказали, что это совершенно другой человек. Итак, кто же вы? Запираться бессмысленно, тем более что война закончилась, а как я подозреваю, больших военных преступлений за вами нет.
Наступила длительная, томительная пауза. Зимин внимательно смотрел на Джеймсона и мучительно думал, что ему делать. Конечно, ничего криминального он в своей жизни, наверное, не совершил. Ну, служил у нацистов, так он же, славу богу, никого не убил, а сидел в тылу и разбирал старые картины. Конечно, он незаконно присвоил имущество, которое принадлежало его стране, но разве лучше было бы, если бы оно все попало к врагу? Интуиция подсказывала ему, что этому Джеймсону глубоко плевать на  историю с бриллиантами. Его, наверное, интересовало что-то другое. А с другой стороны, ведь он уже может рассказать свою почти фантастическую историю. Тем более, что этот английский аристократ был ему довольно симпатичен. Да, черт с ним, подумал он.  Расскажу ему все, как было – все равно просто так они от него, по всей видимости, не отцепятся.    
- Знаете, Джеймсон, вы правы. Я не немец и не Шмидт. Я русский - Игорь Зимин. Сейчас вам расскажу всю мою эпопею, а потом, возможно, вы поможете мне вернуться на Родину или хотя бы узнать, что произошло с моими родными во время  войны.
Джеймсон с удивлением посмотрел на своего собеседника, довольно хмыкнул, налил себе виски, раскурил сигару и стал внимательно слушать.
Он пересказывал свою жизнь, как ему показалось, целую вечность, и то, что он говорил, ему и самому порой казалось почти вымыслом. Иногда Джеймсон прерывал его для уточнения тех или иных деталей, которые его особенно интересовали.
- А вот не можете ли мне еще раз описать ту каменную стелу, которая сначала была с вами в вагоне, а потом чудесным образом очутилась возле вашего рабочего стола?
Получив исчерпывающий ответ, Джеймсон долго сидел молча, и с неподдельным  изумлением вглядывался в своего собеседника.
- Знаете ли, то, что вы сейчас рассказали о своих приключениях, достойно описания в книжке, и я думаю, что она пользовалась бы большим успехом. Есть только одна загвоздка. Хотелось бы проверить ваш рассказ на самом деле, однако это невозможно. Та территория, где вы служили, занята другим государством, и попасть туда для нас, иностранных граждан, сейчас большая проблема. И еще. Вы говорили о том, что хотите попасть домой. Думаю, для вас это было бы смерти подобно. Я отлично знаю из первоисточников, что происходит с теми, кто возвращается на вашу Родину. В лучшем случае их ждут лагеря, а в худшем -  расстрел. Вы и есть тот самый худший случай. Служба в нацистской армии, даже и не по своей воле, карается в России смертной казнью. Узнать, что случилось с вашими родными, я думаю, смогу помочь вам по своим каналам. Но это, боюсь, будет нескоро. А сейчас идите отдыхать, завтра у вас будет возможность, наконец, поговорить вволю на своем языке. Я вам это обещаю.

                Глава четвертая



Зимин в тот день проснулся очень поздно. В замке было непривычно тихо, хотя в любое время суток здесь обязательно слышны были какие-то звуки. Он лежал с открытыми глазами и смотрел на плафон, который украшал потолок. Разукрашен он был какой-то батальной сценой, изображавшей, по-видимому, геройские подвиги одного из многочисленных владельцев этого строения. Возможно, здесь была изображена фантазия какого-нибудь заезжего живописца. Лихой рыцарь на прекрасном скакуне врезался в полчище врагов и тяжелым мечом готов был сокрушить всех и вся на своем пути. Зимин, еще раз посмотрел на сей шедевр средневековой живописи, прикрыл глаза и начал вспоминать прошедший день.
Все было чертовски запутано и малопонятно. Эта странная, почти мистическая смерть Хорста. Признание его самого о своем прошлом и настоящем и тот непонятный интерес Джеймсона к какой-то каменной доске, стоявшей когда-то возле его рабочего стола. По всей видимости, его еще ждут немалые сюрпризы во время пребывания в этом мрачном и таинственном доме, который, несомненно, хранит множество тайн и загадок. Честно говоря, ему это все неимоверно надоело. Он безмерно устал и хотел лишь одного – начать жить простой жизнью человека, который не связан ни с какими тайнами и сокровищами. Но, по всей видимости, этот крест, который был на него положен, он будет еще долго нести. Ему вдруг захотелось сильно-сильно зажмурить глаза и очутиться в своей московской квартире и ждать, когда мама позовет его к завтраку. Зимин почувствовал, как по щекам его поползли слезы, и он еще больше зарылся в подушку, силясь преодолеть нахлынувшие на него слезы.
Внезапно в дверь постучали и предложили пройти в столовую к позднему завтраку, насколько он мог понять английскую речь. Он привел себя в порядок и неспешно спустился в столовую, сопровождаемый молчаливым и на редкость угрюмым слугой. Он оказался первым в этом обеденном зале, но понял, что за завтраком будут гости - вместе со своим он насчитал пять приборов на столе. В ожидании начала завтрака Зимин сел в кресло, стоящее у камина, и стал смотреть в огонь. Когда-то в его московской квартире была огромная печь, стоящая в главной комнате, с огромной топкой для дров и вся изукрашенная чудными изразцами. По привычке это домашнее чудо все называли камином, хотя Зимину только тут, в замке, впервые удалось посмотреть, как выглядит этот самый камин. Ах, как хорошо было у них дома, когда длинными январскими вечерами у них собирались друзья их родителей и вели долгие разговоры, а он, примостившись возле печки, слушал их неспешные речи, и ему казалось, что этот мир, который возле него, будет всегда  вечным и добрым. Однако скоро все стало меняться. Все реже приходили гости, все тише говорили мама с папой, а потом, когда забрали папиного брата, их и вовсе попросили с этой квартиры и поселили на самой окраине столицы. Папе пришлось уйти из главка и устроиться на автобазу простым водителем. Мама пошла работать уборщицей в школу, где стал учиться и он. Эти быстрые изменения в их жизни, как оказалось впоследствии, спасли жизни родителям. Да и не только им, но и всем их близким родственникам. Он присел в старинное кресло, которое стояло напротив камина, и незаметно для себя задремал. Сколько он просидел в нем - и не заметил. Сквозь сон ему почудилось, что кто-то говорит по-русски. Он еще удобнее устроился в кресле, чтобы продлить этот сон, в котором говорят на родном ему языке. Ведь столько лет у него не было возможности говорить по-русски. Иногда, в редкие минуты отдыха, когда ему давали увольнительную, он уходил в глухую часть соседнего парка и там говорил на своем языке и читал стихи, которые помнил с детства. Кто-то тронул его за плечо и по-русски сказал:
- Сударь, просыпайтесь. Завтрак готов.
Он вскочил и безумными глазами стал смотреть на того, кто к нему обратился. Он увидел несколько людей, которые с улыбкой и некоторым удивлением разглядывали его. Это были двое мужчин и две женщины.
- Я, с позволения хозяина, хочу представить вам ваших новых друзей. Некоторые из них не говорят ни по-русски, ни по-немецки, поэтому на меня возложили обязанности переводчика. Первым я хочу представить вам этого элегантного господина, которого зовут Ирвин. Он родной брат Джеймсона. Стоящая возле него дама - Энн, его сестра и моя жена. Там в углу сидит девушка, которую зовут Джейн. Она моя дочь и отлично говорит по-русски. Ну и я сам. Ваш покорный слуга Джефри  Ловсон. К вечеру в замок вернется Джеймсон и еще один господин, с которым я вас также познакомлю. Садитесь к столу, и начнем есть. Еда здесь всегда была отменного качества, как вы уже могли заметить.
Завтрак проходил почти в полной тишине и лишь иногда кто-то говорил, а Ловсон ему негромко переводил с английского. Ушли все и только Джефри подошел к нему и попросил прогуляться с ним по соседнему с замком лесу. Они вышли через главные ворота по шаткому от старости мосту, который с незапамятных лет был перекинут через замковый ров. Они неспешно шли по осеннему парку, который постепенно набирал краски осени. Листья еще не сбрасывали свои прекрасные наряды, оставшиеся с лета, но видно было, как желтизна уже тронула многие деревья. Где-то вдалеке послышался звук, похожий на пение трубы. Он прозвучал коротко и умолк, так же внезапно, как и возник. Зимин с удивлением посмотрел на Ловсона, словно спрашивая, что это было.
- Да, мой друг, можно сказать, вам сегодня немного повезло. Это вы слышали трубный рев местного патриарха леса. Старого самца оленя, который очень редко, в исключительных случаях, подходит к замку. Есть тут такая притча. Тот, кто впервые попадает в этот замок и слышит или видит этого патриарха леса, попадает под его покровительство. Говорят, что это сулит немало счастья тому человеку.
Они прошли еще несколько километров, но больше не слышали и не видели оленя. Ловсон предложил присесть на поваленное старое дерево и немного отдохнуть. Так они сидели довольно долго, прислушиваясь к говору лесной чащи. Их не тяготило молчание. Наоборот, это как-то начало их сближать. Не хотелось ни о чем говорить в этом прекрасном месте, где не надо было слов. Природа сама все говорила за них. Они еще долго прислушивались к звукам леса, словно хотели услышать в нем потаенные мысли и предугадать свое будущее. Но вокруг была тишина, которая лишь изредка нарушалась легким треском упавшей ветки или пробежавшего  где-то вдали зверя. Первым нарушил молчание Ловсон.
- Я многое о вас знаю, Зимин. Вам пришлось преодолеть немалые трудности, порой связанные со смертельной опасностью. Просто поразительно, как вам удалось все это пережить. Кажется,  что во всех ваших  передрягах вас  будто вела чья-то рука. То ли ангела-хранителя, то ли высшего существа,  заинтересованного в вашем существовании. Вы никогда об этом не задумывались?
- Знаете ли, у меня только сейчас начинает как-то складываться картина того, что со мной произошло. Калейдоскоп событий, их постоянная череда и опасности не давали мне время остановиться и разобраться во всех моих передрягах. Только сейчас в этом замке я начал немного приходить в себя. И вот внезапная смерть Хорста опять вывела меня из себя. Вы, наверное, больше знаете о том, что случилось прошлой ночью.
- По всей видимости, произошел тот трагический случай, который иногда и должен произойти с людьми, достойными кары за их злодеяния. Вы, как я понимаю, знали Хорста довольно поверхностно. Но это был дьявольски хитрый и  опасный человек. Он служил в особом отделе, который имел гриф высшей секретности и подчинялся только первым лицам государства. Не знаем, почему Хорст вас так долго не уничтожал и, по всей видимости, даже покровительствовал вам. Он очень многое про вас знал, наверное, почти все. Возможно, что вы должны были играть в послевоенной жизни особую роль, которая вам была предназначена. Его карты спутали наши войска и ваше пленение. К нам он тоже попал случайно. Его сначала выдал один человек, который обвинял его в массовых  расстрелах, а потом, чтобы спасти свою жизнь, он рассказал об особом отделе, работавшем с захваченными произведениями искусства.  Так, путем сложных комбинаций и совпадений вы оказались вместе с ним в этом месте. Кстати, а чем вы хотели бы заниматься в этой новой, мирной жизни? Понятно, что вам надо отдохнуть, оглядеться. Мне кажется, что вам надо поступить в университет на факультет, которой связан с историей искусств. Те ценности, которые у вас были при себе, мы вам вернем, что, бесспорно, даст вам возможность безбедно жить и оплачивать учебу. Вашу легализацию в стране мы обеспечим.
Наступила длительная пауза. Они еще немного посидели в лесу и потом неспешно пошли по тропинке, ведущей в замок.


Глава  пятая


Этой ночью ему плохо спалось. Засыпал он медленно и потом сразу просыпался. Нет, его не мучили кошмары и видения снов. Просто, томило какое-то предчувствие новых событий. Все эти разговоры, которые вели с ним обитатели замка, немало тревожили его. Он в силу своего небольшого жизненного опыта не мог понять, где здесь его враг, а где друг. Ему было тяжело представить себе также свое будущее в этой совсем не знакомой стране. Надо было выбирать себе жизненный путь, от которого потом могла зависеть вся его жизнь.
Как бы было хорошо посоветоваться сейчас с родителями или близкими друзьями! Но это было невозможно. Он ощущал себя как Робинзон Крузо на потерянном острове. Кто, в конце концов, станет тут его Пятницей, кому он сможет довериться? Работая у немцев, он четко сформулировал для себя правила поведения: ни с кем  не сближаться, никому не доверять и ничего не просить. Наверное, эти простые жизненные постулаты во многом спасли его жизнь в тех тяжелых военных условиях. И сейчас, лежа без сна в этих шикарных апартаментах старинного замка, он понял, что надо надеяться только на себя и свою фортуну. Положив руки под щеку, как делал в далеком детстве, он впервые заснул безмятежным сном, каким можно забыться только в юности.
Скрип подвесного моста, поднимающего свои старые, многовековые цепи, разбудил его. Этот мост, как ему рассказали, по старинной традиции всегда поднимался на ночь. И только во время войны, когда здесь был офицерский  госпиталь,  его  не поднимали. Он посмотрел на часы. Было только шесть часов утра. По мягкому движению машин он сообразил, что возвратились хозяева замка. Сердце его внезапно забилось, и он подумал, что в тот момент, когда опустился мост, новая жизнь, без его на это воли, началась. Слышно было, как забегали по замку слуги и застучали тяжелые двери замковых комнат. Он еще немного прислушался к суете замка и внезапно опять провалился в  сладкий утренний сон, который порой охватывает нас в предрассветные часы зарождающегося дня.
Внезапно зазвонил телефон, который стоял возле его кровати. Со дня его приезда этот аппарат ни разу не звонил. Казалось, что стоит он здесь исключительно для красоты, так как был сделан в стиле этой комнаты. Порой эта комната его  подавляла своей помпезностью и неуемной роскошью. Чего только стоил огромный гобелен, висевший на противоположной стене. На нем ехали мрачные,  одетые в латы, рыцари на помпезных конях. Вдали виднелся город, по  очертанию напоминавший славный Иерусалим.
Он с опаской взял трубку телефона и стал слушать, что ему говорили. Разговор закончился, он повесил трубку и стал тупо смотреть в окно. Честно говоря, из того, что ему сказали, он понял только одно английское слово – завтрак. Ну, что же - надо было приводить себя в порядок, надевать костюм и идти есть.  Он  шел по длинным коридорам этого старинного здания, и его шаги почти не отдавались эхом. Странно было идти вот так, почти не слыша своих шагов. По всей видимости, этот замок хранил у себя не один десяток загадок и, наверное, не одну кровавую, а может, мистическую тайну. Как-то он попытался в шутливой форме поговорить о привидениях и тайнах, которые обязательно есть в замках. Однако к его словам почему-то отнеслись довольно серьезно и сказали, что всему свое время. Его обязательно посвятят если не во все, то уж в главные тайны сего дома - точно. Причем это заявление было сделано с очень серьезным подтекстом, который не оставлял места для дальнейших шуток.
Придя в гостиную, к удивлению своему, там никого не застал. Это было странно, потому что все всегда приходили вовремя. Это был непреложный этикет замка.  На часах было ровно десять утра. Камин как всегда был протоплен так, чтобы все чувствовали себя комфортно и уютно. На столе он увидел еще один прибор. Значит, в замке будет еще один гость. Внезапно его взгляд остановился на вещи, которой не было в этом помещении. На ножках стоял огромный радиоприемник с проигрывателем для пластинок, снабженный еще одним агрегатом неизвестного ему происхождения. Здесь же на столике лежала стопка грампластинок, которые, как он сообразил, были уроками английского языка. Поставив одну, он стал слушать.
- А, вот это вы делаете совершенно правильно, - услышал он голос Ловсона. - По телефону вас, надеюсь, предупредили, что завтрак перенесен на полчаса. Да, английский у вас совсем ни к черту. Поэтому и купили сию бандуру, которая будет помогать изучать великий и могучий английский язык. Кроме того, хочу представить вам господина Айвена. Это старинный друг семьи.
Зимин протянул руку гостю. Его рукопожатие оказалось до боли сильным. Ему  было, по всей видимости, лет сорок. Высокого роста, атлетического сложения с совершенно лысой головой, он казался Зимину даже в этой большой комнате  поистине великаном. Поразили Зимина в этом человеке глаза. Они были до странности старческими  и печальными и совсем не подходили к его молодому лицу.
Наконец все собрались за столом. Его посадили около Джейн и скоро они стали перебрасываться ничем не значившими фразами. Нельзя сказать, что у Зимина не было опыта общения с женщинами. К сожалению, война дала возможность общаться только с теми, кто был в публичных домах. Там, где он служил, это было единственное место, где можно было иногда расслабиться и забыться от постоянного напряжения. И вот сейчас, сидя около Джейн, он внимательно посмотрел на нее и понял, что она чертовски хороша. Длинные черные волосы спадали на плечи, оголенные небольшим вырезом строгого черного платья. Большие карие глаза на слегка вытянутом, покрытым легким загаром лице были чудо как хороши. Он еще обратил внимание на ее пальцы. Они были удивительно длинные и такие нежные, что казалось, возьми их себе в руку, сожми, и они разломятся как дорогой фарфор от неуклюжего прикосновения. На среднем пальце он заметил у нее прекрасное  кольцо. Сразу было видно, что оно с очень хорошим бриллиантом и старинной работы. В  этом - то он разбирался.
- У вас отличное кольцо,  Джейн. И работа и камень - просто изумительны.
- Это у меня от мамы. А я вижу, вы в этом специалист. Откуда такие познания?  – с легкой усмешкой спросила она.
Зимин налил себе немного виски, попросил разрешения закурить, и стал говорить негромким с хрипотцой голосом.
- Однажды меня вызвал майор и сказал, что на неделю я буду прикомандирован в другой отдел. Меня отвезли в старое здание, которое до войны, по всей  видимости, было банком. В огромном операционном зале за простыми столами сидели люди в черных комбинезонах без карманов и что-то сортировали из одного ящика в другой. Отвели меня в шикарный кабинет с преогромным  старинным сейфом. Работа оказалось на редкость простой. Мне приносили ящички,  в которых были отдельно бриллианты, золото и платина. Их надо было разложить по мешочкам, запечатать и написать количество. К концу дня я составлял реестр всего, потом оно сдавалась под расписку и закрывалось в тот самый сейф. У меня был еще помощник: старый еврей-ювелир из Амстердама. Он-то и научил меня некоторым премудростям ювелирного дела, рассказывая часами о камнях и их историях. Позже я узнал его историю, которая достойна пера хорошего писателя. Когда пришли немцы, всю его семью арестовали, а самого оставили в том же доме, где он и жил. Немцы знали, что он сказочно  богат, и потребовали выдать все, что он имел. А нажил он и, правда, немало, но не смог все бриллианты вывезти. Ему пообещали отпустить его и всю семью в Америку, если он передаст ценности нацистам. Конечно, он это сделал, но они уже расстреляли всех: троих его сыновей, дочку, жену и его старую мать. Конечно, ему ничего не сказали, а когда все получили, заявили, что вся семья уже в безопасности, а ему самому надо поработать тут. Потом я узнал, что всех, кто там работал, расстреляли - никто не уцелел…
- Должен вас обрадовать, мой дорогой. Один из них выжил и, благодаря ему, нам удалось выйти на Хорста, а потом и на вас. Он спасся именно в том кабинете, где сидели вы. Когда начали убивать заключенных прямо там, в зале его не заметили. Он все видел. И видел, как Хорст потом добивал жертвы выстрелом в  голову. Ему чудесным образом удалось бежать и пробраться на освобожденную территорию. Именно к нему обращались солдаты, принося захваченные у вас бриллианты. А потом он увидел и Хорста. Ну и так все это сложилось в одну пеструю и трагическую мозаику, которая всегда сопутствует всем войнам на земле. И скоро он будет здесь, - закончил свой рассказ Джеймсон.
За столом воцарилось тягостное молчание. Мужчины курили, а женщины украдкой вытирали мокрые от слез глаза.
- Ладно, жизнь продолжается и нам надо поговорить с молодым человеком о его ближайшем будущем. Вы не  против? - обратился к Зимину Ловсон.
В комнате остались Ловсон, Джеймсон и Ирвин.
- Ну-с, молодой человек, - обернулся к Зимину Ловсон. - Мы хотели бы знать, что вы собираетесь делать в этой жизни дальше. У вас, как вы понимаете, есть несколько дорог, и все они не простые. Первая. Попытаться вернуться домой.  Ведь крови соплеменников на вас нет. Такой вариант имеет право на жизнь. И,  возможно, в другой стране это могло бы пройти. Но реалии жизни таковы, что есть там два пути для вас – это лагеря на длительный срок в лучшем случае. В худшем случае – расстрел. Мы точно знаем, что даже те, кто служил в отрядах Сопротивления Франции и Италии, потом прямым ходом при возвращении на Родину переправлялись в лагеря. А ведь вы даже не были в отрядах Сопротивления… Другой путь – начать жизнь здесь. Под новой фамилией, с новой биографией и новым языком общения. Подумайте до завтра. 

                Глава  шестая


Почему-то в то утро его никто не будил и не тревожил. Он спал так долго и крепко, что было желание проспать так всю жизнь. Ему до чертиков не хотелось открывать глаза и опять окунаться в новую жизнь, которую предлагали эти загадочные люди. Он о них вообще ничего не знал. Кто такой этот Ловсон, который прекрасно говорил на его родном языке? Его дочь с грустными глазами и потрясающей красотой. Эти два аристократа – владельцы замка Ирвин и Джеймсон с их сестрой ставили перед ним немало вопросов. Зачем он им нужен? Вряд ли они всех и каждого, кто так или иначе пострадал в этой военной мясорубке, тащили в свой замок. Таких, как он, было сейчас по миру сотни и тысячи. Вопросов было масса, а ответов на них он найти не мог.
В дверь постучали и попросили разрешения войти. Слуга подкатил к его постели сервировочный столик с завтраком. Там же была и записка с просьбой  спуститься после завтрака в главную библиотеку. Есть не хотелось до отвращения. Он только выпил чашку кофе и, одевшись в странные синие штаны с заклепками, клетчатую рубашку и туфли, похожие на мокасины индейцев, которые оказались возле его постели, спустился вниз. В библиотеке его ждали трое - Джеймсон, Ирвин и еще один человек, который сидел в дальнем углу и что-то усиленно писал.
- Мы знаем, что у вас накопилось немало вопросов к нам. Чтобы не очень вас нагружать рассказами о разных странностях историй разных эпох и столетий, хотим вам задать один вопрос. И если получим на него положительный ответ, то покажем вам один артефакт. Нас, знаете ли, очень интересует тот камень, у которого вы, как говорили, долгое время сидели, разбирая сокровища нацистов. Только, как можно, подробнее.
Зимин с удивлением посмотрел на них. Черт, неужто из-за этого старого камня они его здесь холят и лелеют столь долгое время. Он не спеша начал рассказывать все,  что ему сейчас приходило на память.
- Этот камень ехал со мной в поезде, где я прятался. Потом он оказался недалеко от моего стола, где я работал, классифицируя предметы старины. Был он, как говорили знатоки, из черного базальта. Размеры… В ширину до двух метров, высотой, может быть, сантиметров шестьдесят. Незадолго до конца войны приезжала группа людей в штатском. Долго его изучала, так что мой стол даже перенесли в другое место. Потом я видел, как его стали упаковывать для отправки в тыл. Наверное, он и сейчас находится там, где-нибудь в заваленном подземелье. Насколько я знаю, тогда в первую очередь вывозили только очень ценные произведения искусств. А этот камень, как мне показалось, попал в список второй категории ценностей, которые ими уничтожались или тайно прятались. Это, пожалуй, и все. Нет, есть еще один факт. Знаете ли, когда я сидел совсем недалеко от этого камня, то мне казалось, что от него исходит какое-то тепло. В том помещении, где мы сидели, было всегда довольно прохладно. Многие постоянно ходили с насморком и болели. А я  никогда и ничем не болел. Даже когда приходил с плохим  настроением, то, садясь недалеко от этого камня, мне казалось, что из угла, где он стоял, шло какое-то успокаивающее тепло.
- Знаете ли, мой дорогой Олби, если вы позволите мне вас так пока называть, мы хотели бы пригласить вас на небольшую прогулку. Поехать в соседний  городок. Там в пабе наливают просто отменное пиво. А, кстати, вы водите машину?
- Да, я прямо перед войной  получил права. Но, знаете  ли,  за все эти годы так ни разу и не сел за руль. А, скажите, что это за одежду вы мне принесли? Она  чертовски  удобна.
- Эти брюки называются джинсы, и пришли они к нам из Америки. Мы тут хотим дать вам небольшую легенду, если вы все-таки останетесь жить в нашей стране. Вы же не можете появиться ниоткуда. Да и потом с вашим военным прошлым у вас были бы большие проблемы. А так мы хотим вас выдать за нашего дальнего родственника из Южной Америки, который после смерти своего отца приехал в Европу. Отец оставил ему неплохое наследство, которое позволит ему тут нормально жить и учиться.
- Не смотрите так на меня большими от страха глазами. Мы же сказали вам, что окончательное решение за вами. А сейчас в машину и поедем. 
Они расселись в машине, которая показалась Зимину просто шедевром. Он даже не успел посмотреть, что это за марка. Было не совсем привычно управлять машиной, у которой руль был с правой стороны, но комфорт и легкость руля поразили его. Дорога была хоть и извилистая, но пролегала по таким красивым местам, что он просто забыл о том, что сам ведет машину и предался радости вождения этого мощного автомобиля. То тут, то там виднелись небольшие дома под красной черепицей. Они стояли в окружении аккуратно подстриженных деревьев и издали казались просто игрушечными, словно вышедшими из сказок Андерсена, которыми он зачитывался в детстве. Внезапно дорога стала шире,  и вдалеке показался город.
- За первым перекрестком поверните налево. Там увидите паб с громадными оленьими рогами на вывеске. Возле входа остановитесь. Это цель нашего путешествия. Ну, мы видим, что с машиной вы справились неплохо. Очень неплохо для первого раза. Знаете, мы оставим ее за вами. Можете брать машину, когда хотите. Тут действительно есть потрясающие по красоте места, которые мы и сами нередко посещаем.
Они сели в отдельный кабинет и заказали пива и местных закусок. Всюду в этом заведении висели рога. Они были на всех стенах, на потолке, у бара. Везде, везде. Маленькие, большие, средние - они висели на специальных дощечках, возле которых были написаны имена и фамилии, видимо, тех людей, которые добыли эти трофеи. 
- Не удивляйтесь такому количеству трофеев. Это наш своеобразный местный  охотничий  клуб. Конечно, основная забава местной  аристократии – охота на лис. Однако в этих лесах так много оленей, что порой их надо отстреливать, чтобы не наносился ущерб нашим лесам, - сказал Ирвин, видя с каким любопытством Зимин рассматривал трофеи животных.
В дверь их кабинета постучали, вошел официант и что-то тихо сообщил Джеймсону. Тот кивнул официанту и через несколько минут к ним подсел еще один человек. Был он невысокого роста с совершенно седыми, до какой-то неестественной белизны, волосами. На лице у него были большие очки в черепаховой оправе со слегка затемненными стеклами, так что глаз различить не удавалось. Он быстро перекинулся несколькими фразами с братьями и начал негромко говорить на немецком языке.   
- Я сделал, господа, все, что вы просили. Те вещи, которые вы мне дали на экспертизу, я и мои коллеги оценили как одни из  лучших камней, которые нам удавалось видеть. А уж  поверьте, что повидали мы немало. Да, немало. Итак, о камнях. Если вы не против, то я немного уйду в историю. В Древней Индии считали,  что алмазы образованы из пяти начал природы – земли, воды, воздуха и энергии. И они во многом правы. В этих камнях иногда заключается такая сила, что порой приносит их обладателям или удачи или беды. Знаете ли, что совершенно прозрачных кристаллов ведь нет, и в них обязательно имеются какие-то оттенки. Но в тех, что дали вы мне, этих оттенков почти нет - и тем они  уникальны. Как нам удалось установить, они не вытащены из изделий, добыты не в Африке, и огранка их сделана не европейскими ювелирами. Говоря нашим профессиональным языком, они - чистые. Вы просили еще оценить их. Пожалуйста, -  и он протянул Ирвину бумажку.
- Если вы будете согласны на эту цену, то мы готовы сразу перевести деньги в любое время и место. Сразу скажу вам как профессионал – цена справедливая и лучшей вам никто не даст. Хотя ваше право искать и других покупателей, но вы столько сделали для меня, что это самое малое, что я смог сделать для вас. Вы знаете, где меня можно найти, - он попрощался и ушел.       
Некоторое время все сидели  молча. Первым заговорил Джеймсон.
- Вы не узнали этого человека. Вероятно, и он вас не узнал. Может, это и к лучшему. А это тот самый ювелир, который помогал вам разбирать камни у немцев. Он с той поры сильно изменился. Совершенно случайно нам удалось спасти его от смерти. Мы обратились к нему, когда у нас появились ваши камни. Вы слышали все, что он сказал. Сумма, которую он дает, довольно внушительная: полтора миллиона долларов. Все эти деньги получите вы. Нам ничего не надо. Мы достаточно богаты. Зачем мы все это делаем для вас, вы поймете совсем скоро, когда вернемся домой. А сейчас давайте выпьем и закусим. Кухня тут всегда просто отменная...
Зимин медленно налил себе большую кружку пива и, не отрываясь, выпил ее. Он долго смотрел на самые большие рога, которые висели прямо напротив него, и тупо думал, что ему надо делать. Ему вдруг безумно захотелось выйти из этого  душного кабака на воздух и просто пройтись по незнакомому городку. Его с пониманием отпустили. Он побрел в сторону высокого здания – церкви. Какого вероисповедания она была, это ему было сейчас совершенно безразлично. С трудом открыв громадную  дверь, он прошел в прохладу здания. Никаких икон и лампад он не увидел. В храме стояла звенящая тишина. Он даже услышал падение капель возле статуи Христа, которая находилась у входа.
Присев на одну из лавок храма и закрыв глаза, Зимин начал думать о прошедших событиях. Для него они представлялись просто фантастикой. Он, простой парень из небогатой семьи, у которого порой не было и пары хороших туфель, вдруг становится миллионером. И не просто миллионером, а богачом с возможностью жить и учиться в самой богатой стране мира. Возможно, надо все эти богатства вернуть его Родине. Но как это сделать? Придти и сказать – я случайно ехал  в вагоне, где были спрятаны сокровища. Часть из них я взял себе, часть закопал. Остальное конфисковали немцы. И что мне скажут на Родине? Предатель, мародер, расхититель государственной собственности. Вердикт один – к стенке. И, пожалуй, они будут правы. Ну, и что делать? Хорошо, я сделаю так, как мне советуют, а там жизнь сама подскажет, как мне быть.
Он вышел из храма, и вдруг сквозь мрачные, тяжелые тучи внезапно пробился луч солнца и на минуту ослепил его. Все будет хорошо, подумал он. Это отличная примета.
Он вернулся в  ресторанчик. Они поехали назад, и  на этот раз машину вел Ирвин, а он сидел на заднем сидении, которое показалось ему просто диваном на колесах.
- Вы побывали в нашем храме, - обратился к нему Джеймсон. - А какого вероисповедания вы сами, если это не секрет?
- Какие тут могут быть секреты. По матери я иудей, по отцу - русский. Как говорили мне, в нашем роду были раввины, старообрядцы  и даже буддисты.   Вы знаете, я недавно прочитал одну фразу, которая очень понравилась мне. Приблизительно она звучит так: ”Они изгнали Бога. Они объявили Его слишком священным, слишком совершенным для нашего мира. Они пришли к выводу, что Он не принадлежит обыкновенному ходу событий. Таким образом, они  выдворили Его из Его сада в царство молитв. Оставив Бога в изгнании, они оставили Его в холодной темнице”.
К замку они приехали в полном молчании.
- Отдохните немного и спускайтесь в мой кабинет, - попросил его Джеймсон.
Зимин привел себя в порядок и спустился к Джеймсону. Там уже сидел еще один человек, который за секретером старинной работы что-то неспешно писал.  Кабинет был обставлен без лишней роскоши. Кроме большого стола, за которым сидел сам хозяин, и секретера, занятого человеком, похожим на клерка, вдоль стен стояли стеллажи, заполненные книгами на разных языках. В другом углу стояли два больших кожаных кресла около столика с сигарными ящиками и хрустальными штофами с темной жидкостью. Над головой хозяина кабинета висела картина. С первого взгляда Зимин понял, что она очень дорога владельцу этой комнаты.
- А, вы уже пришли. Ну, садитесь в том углу в любое кресло, курите и наливайте себе виски, а я сейчас присяду к вам.
- Итак, что же вы решили, - продолжил говорить Джеймсон, наливая себе хороший бокал виски. - В любом случае, какое решение вы ни примете, мы отнесемся к нему со всем пониманием.
- Знаете ли, мне  кажется, что на данном этапе мне стоит согласиться с теми доводами, которые вы мне привели. Я остаюсь. Однако я думаю, что мне слишком многому придется научиться и преодолеть. Как я понимаю, во времени я несколько ограничен. Не так ли?
- Ну, что же - это отличное решение. Другого ответа мы и не ждали от вас. Но одно могу сказать: вам не будет скучно с нами. Гарантирую вам массу интересных встреч, а порой и захватывающих путешествий в этой новой жизни. А сейчас подпишем бумаги, которые подготовил для вас наш поверенный в делах... 
Он вернулся к себе в комнату, повалился на кровать и долго лежал, не закрывая глаз. Интуиция подсказывала ему, что на его долю придется еще немало всяких невзгод и приключений. Вряд ли эти люди, которые столько сделали для него, не потребуют каких-то услуг за это, которые, возможно, будут связаны и с риском для жизни. Но какой другой выход был у него, когда он согласился подписать те бумаги? Жизнь в очередной раз преподнесла ему новый сюрприз. А хорошим или плохим обернется все для него - это предстояло ему узнать в недалеком будущем.



                Глава  седьмая      



    Он сидел в своей комнате и перебирал бумаги. Помещение надо было освободить  на следующий день сразу после того, как будут вручены дипломы об окончании Кембриджа. Ему не хотелось уезжать из этого дома, где он провел, пожалуй, свои лучшие годы после войны. Грустью наполнили его фотографии, сделанные в Америке. Там он пробыл почти год перед поступлением в Кембридж. Решено было, что в Англии ему будет трудно подучить американское произношение, и тогда его отправили путешествовать за океан. Там он сможет изучить язык, не привлекая внимания, да пару штампов в его паспорте на имя Олби совсем не помешают для его дальнейшей жизни.
Это было чудесное время. Купив подержанную машину, за год исколесил почти пол-Америки. Работал в придорожных кафе, на заправках и даже в больнице санитаром. Он был как вольная птица, которая летала, где хотела, и жила там, куда заносили ее ветра странствий. Но всему хорошему обязательно приходит конец. И он все же вернулся в Англию и поступил в Кембридж. Учеба стоило немалых денег, но той суммы, что получил он за бриллианты, с лихвой хватало ему, чтобы жить, ни о чем не думая. Да, он, честно говоря, и не задумывался о деньгах. Ему нужно было только самое необходимое.
Однако его постоянно тяготило прошлое военных лет, и порой казалось, что кто-то может открыть его тайну, и тогда все пойдет прахом. Поэтому он старался вести жизнь как можно скромнее и ничем не выделяться среди других студентов. Порой он вспоминал Хорста и его смерть. То ли он погиб от несчастного случая, то ли по заранее намеченному плану. Иногда ему казалось, что за ним присматривают какие-то внимательные глаза, но когда он рассказал о своих страхах Джеймсону, тот только рассмеялся, и сказал, что это его фобии.  Несмотря на это, он сменил свой облик. Стал носить очки, отпустил усы, которые очень шли к его коротко стриженным, рано поседевшим волосам. Сейчас мало кто мог бы узнать его в том солдате вермахта, который сидел в подвале и писал бумажки к сопроводительным документам.
Итак, еще один этап в жизни был закончен. Надо было выбирать дорогу, по которой следовало идти. В начале своей учебы он взял курс по истории средних веков. Его интересовало искусство эпохи Возрождения. Однако потом его почему-то потянуло в международное право, и он параллельно стал ходить на лекции. Было безумно трудно совмещать два таких разных курса, но что не сделаешь, когда ты молод и полон сил, а жажда знаний тебя обуревает и хочется все знать и понимать в этом быстро меняющемся мире.
Он еще раз оглядел свое пристанище на время получения диплома. Должны были приехать все: Джеймсон, Ирвин, Энн, Ловсон с дочерью Джейн и Айвен. Сейчас это была почти его семья. За годы учебы он много раз приезжал в замок, да и к нему нередко приезжали. Особенно часто это делал Ловсон. Его дочь тоже училась недалеко. Странно, но с ней он почти не виделся и только изредка на больших встречах раз в году на Рождество в замке они иногда болтали у камина или бродили по лесу. У каждого была своя жизнь, свои интересы и друзья, а близко их почти ничего не объединяло. Разве только то, что они вволю могли говорить на его родном языке. Иногда ему казалось, что Джейн хочет ему что-то сказать, но ее фраза обрывалась на полуслове, и на этом все и заканчивалось. Пару раз они встречались и в его кампусе. Она приезжала в их библиотеку, за какими-то редкими изданиями. Она изучала литературу славянских стран, и говорили, что была уже довольно известна своими публикациями в научных журналах. После вручения диплома все отправились в замок на торжественный прием, который решили закатить в честь его окончания. Он долго сопротивлялся и хотел отметить его в отеле «Мариотт», но все его потуги окончились ничем. Стол был накрыт в главной столовой замка. Фамильное серебро и хрусталь вместе с тончайшим фарфором делали стол просто сказочным. Блюда были изысканы и легки, как и вина, которые подавались в тот вечер. От всех ему преподнесли прекрасный портсигар с эмалью, позолотой и небольшим кобашоном, вставленным в кнопку портсигара. Подарок был по-настоящему царским. После обеда женщины пошли в оранжерею, а мужчины отправились в кабинет к Джеймсону. Когда все расселись в кабинете и налили себе виски, Джеймсон поднялся и подошел к Зимину, посмотрел на него очень внимательно и сказал:
-   Наш дорогой выпускник, мы все искренне рады, что вы с  успехом закончили столь непростой курс в Кембридже и сейчас вполне самостоятельно можете выбрать свой путь в жизни. Но прежде, чем вы покинете нас, нам бы хотелось кое-что вам рассказать. Мы видели, как порой вас мучил вопрос, почему мы опекаем вас, и что нам, в конце концов, от вас надо.
Посмотрите на картину, которая висит на стене. Это Ян Ван Меер. Именно это полотно привело всех нас в эту комнату, а потом и накрепко связало наши непростые судьбы. Нам удалось разгадать тайну, которая была в ней, а потом привела нас и к камню, который находится здесь, в замке. Встреча с ним кардинально изменила все наши судьбы. Я вам вкратце расскажу то, что мне доверено поведать о нас. О нас с Ирвином. Вы многое знаете, но это, пожалуй, только самая малость из нашей длинной фамильной истории. Вы, наверное, заметили, что Ирвин намного моложе меня. Эту молодость ему подарила та встреча с камнем. Я же бессовестно богат, и никакие кризисы не могут сломать мою финансовую империю. Энн счастлива в браке с Ловсоном, а сам Ловсон безумно рад тому, что его дочь с ним. Айвен хоть и выглядит довольно молодо, но вы вряд ли бы узнали его тогда, когда его лицо было просто безобразным. Это то, что я могу вам кратко рассказать о нас. Потом, все, возможно, захотят с вами побеседовать отдельно и рассказать свои истории подробнее.
Сейчас, что касается вас и почему вы здесь. Буквально перед концом войны нам было открыто дополнение к завещанию нашего дяди. Там говорилось, что нам будет дана еще одна тайна камня, если мы найдем его вторую половину и его хранителя, который укажет, где она спрятана. Ориентиром должен был служить амулет с пиктограммой камня. Так мы вышли на вас, когда узнали, на ком был  тот амулет, принесенный нам с ограбленного солдата. Кстати, та пиктограмма, что зашифрована на вашем амулете, звучит просто – хранитель. Вне всякого сомнения, то, что вы были почти все время около камня, носили амулет у себя на груди, является доказательством того, что вас выбрали в хранители. Кто и почему это сделал, на этот вопрос у нас ответа нет.            
Зимин ошалевшими глазами смотрел на сидящих перед ним людей и откровенно ничего не понимал. Сказка, какая-то, вертелось у него в голове. Амулет, камень, чудесные превращения, разве такое может быть в нормальной жизни? Да и он еще в должности хранителя. Бред, да и только. Он встал и стал ходить по кабинету, не обращая внимания на сидящих людей. Ему казалось, что, наконец, он сможет зажить простой нормальной  жизнью и, возможно, жениться и завести семью. У них с Джейн в последнее время сложились очень теплые отношения. Они много гуляли, делились планами на будущее. С этой девушкой ему было хорошо и просто, чего так не хватала ему. И вот опять жизнь преподносит ему новый поворот. В комнате наступило неловкое молчание. Первым прервал его  Ловсон.
-  Мы понимаем, как вам сложно переварить то, что вы сейчас услышали. Но все это так оно и есть. К сожалению, ничего поделать нельзя. Возможно, вы могли бы просто послать нас куда подальше и уехать, но это спасло бы вас только на некоторое время. Вы говорили, что вам кажется, что за вами кто-то следит. Айвен проверил. Так оно и есть. Ему можно верить. Он в этом деле большая дока и когда-то служил в очень известной фирме. Кто это такие, мы пока только догадываемся. По всей видимости, это соратники Хорста. Мы думаем, что он знал о камне и его свойствах. Дело в том, что камень может делать как добро, так и  зло. Но, как и когда происходят эти изменения, никому не известно. И какое влияние они оказывают, и на кого, этого тоже мы  не знаем. То, что нам подарил камень, это лишь небольшая часть того, что он может. Причем, насколько мне известно, он выполняет не все просьбы. Честно говоря, из трех моих просьб он выполнил только одну. К сожалению, мы не можем вам  показать плиту, так как вход закрыт и может быть открыт только, когда будет найдена его вторая  половина. Но по вашему описанию, она похожа на ту, что была около вашего стола. Это она, а амулет у вас на шее с пиктограммами - такими же, что выбиты  на нашем камне. У нас есть к вам одно предложение. Джейн собирается работать в  нашем посольстве в России, и мы могли бы и вас порекомендовать туда же на место консультанта. Мы не хотим от вас ничего скрывать. Нам срочно надо выяснить, где находится камень. Вы единственный можете указать то место. Это то, что от вас потребуется. Никаких игр в шпионов и джеймсбондов нам не надо. Подумайте до завтра и дайте нам ответ.

                Глава восьмая



Этот город встретил его шумом и запахами, от которых он давно уже отвык. Хмурые люди с вечно озабоченными лицами и плохо одетые, сильно отличались от тех, с которыми он прожил последние годы. Единственно, что его радовало, так это то, что было возможно говорить на родном языке. Он жил в этом городе уж месяц и все не мог насладиться улицами и парками города, в котором прошла его юность. Ему так хотелось, чтобы кто-нибудь окликнул его по имени и похлопал от удивления по плечу. Но разве можно было узнать в этом холеном господине в импортной одежде и дорогих очках того паренька, который ходил здесь до войны. Он попытался разыскать своих родных, но в адресном столе ему сказали, что такие люди в городе не прописаны. Да и на что он надеялся, даже если бы их и нашел! Как бы он мог им объяснить, откуда он приехал, где был эти долгие годы, и кто он сейчас. Работа оказалось до тошноты рутинной и, если бы не Джейн, то он умер от скуки. Они часто ходили в театры и даже подружились с некоторыми людьми из посольства, хотя близко так ни с кем и не сошлись. Им вполне хватало общения друг с другом. Однажды гуляя на Воробьевых горах, Джейн вдруг стала рассказывать о себе. 
- Я никогда не верила в сказки. Почему - не знаю. Наверное, потому что меня воспитывал папа, а он все больше занимался наукой и историей. Я была предоставлена себе и постоянно находилась в окружении старых книг, картин и людей, говоривших на темы, далекие от детских забав. Но однажды все резко изменилось, и я стала верить в неведомые, почти сказочные силы. Моего отца послали за границу, и он там, как мне сообщили, погиб. Мир для меня потерял все краски. Жизнь стала пресной и тяжелой. Времена тогда были страшные, и я все время чувствовала, что еще немного и окажусь в застенках.
Но вот в один «прекрасный» день меня вызывают в органы, дают паспорт и билет и, не говоря ни слова, отправляют за границу, где я чудесным образом встречаюсь со своим отцом и начинаю жить под другим именем. А вообще-то, меня зовут Люба, - сказала она почти шепотом. - А в то, что со мной и моим отцом произошло, можете верить или нет. Это случилось после того, как мой отец был в контакте с камнем, который находится в замке. Все те, кто вошел в контакт с камнем, потом сильно изменились. Их судьбы стали совершенно другими, а некоторые изменились и физически. Особенно это заметно по Айвену. Его лицо было изуродовано в катастрофе, а потом чудесным образом все шрамы и ожоги исчезли и, кроме того, он сильно помолодел. 
На следующей неделе, как мне сообщили, мы в составе гуманитарной помощи поедем в тот город, где вы были во время войны. Это продлится почти неделю, так что времени у нас будет достаточно, чтобы отыскать то место...
Через неделю их небольшая делегация, которую усиленно опекали хмурые люди в штатском, прибыла в город. Это было тяжелое зрелище. Города фактически не было. Остались лишь одни руины, да и жалкие халупы, в которых ютились оставшиеся в живых жители. Их разместили в небольшом деревянном домике, который усиленно охранялся. Пару раз они прошлись по городу, но Зимин ничего не узнавал. Да и трудно было что-то разобрать в этих грудах битого кирпича и стекла, какое это было здание. Через несколько дней с ними встретился Айвен, представлявший тут английскую газету, которую заинтересовала эта гуманитарная  миссия. Они рассказали ему о том, что ничего пока узнать о местонахождении здания не удалось, да и вряд ли удастся в этом хаосе разрушенных строений.
- А вы, может,  вспомните хоть, как называли ваши боссы между собой то место, где вы находились.
- Да было такое название. Они звали это место прибежищем Луизы. Никогда не задумывался, почему такое было название. Может, кодовое название операции по экспроприации отобранных ценностей, а может, просто прихоть начальства.
Айвен пропал надолго и, наконец, опять появился у них в конторе. Фактически деятельность миссии была закончена, и они должны были через пару дней возвращаться в столицу. Сидя в убогой комнате за колченогим столом и наливая себе чай из огромного самовара, Айвен рассказывал, что ему удалось узнать.
- В конце войны город нещадно бомбили союзники. Потом эту работу по уничтожению города продолжили советские войска, когда штурмовали город. И сейчас мы  имеем то, что имеем. Руины и развалины. Но вот что удалось узнать. Оказывается, в городе была кирха памяти королевы Луизы. По всей видимости, ваша контора и находилась в том помещении. Я там недавно был, сделал несколько фотографии и чуть не погиб, когда от меня буквально в двух шагах упал огромный камень, отломившийся от одной из стен кирхи. Сам ли он упал, или ему кто-то помог, не могу сказать. Знаю только, что за мной постоянно следят. Наверное, нам завтра надо всем вместе туда сходить, так как послезавтра вы уезжаете.
Они еще немного посидели вместе и договорились сходить на то место ранним  утром. Зимин вызвался проводить Айвена. Тот жил совсем недалеко почти в полуподвале. Всю дорогу они молчали. И только возле дверей Айвена тот остановился, закурил и, посмотрев на Зимина, заговорил, 
- Вам, наверное, уже что-то рассказали обо мне. Я когда-то в этой стране жил и даже был большим боссом. Так уж случилось, что та картина, что висит в замке, принадлежала мне. Оказалось, что в ней зашифровано одно таинственное послание. Пришлось приложить просто титанические усилия, чтобы узнать, что за тайну скрывает картина великого живописца. Как часто бывает, когда надеешься, что прикоснувшись к непознанному, ты принесешь в мир счастье и покой. В конце концов, мы добрались до раскрытия тайны картины, получили доступ к волшебным вратам счастья, но то, что, в конце концов, они сотворили, оказалось на уровне простых житейских просьб. Я обрел свое лицо, которое было страшно изуродовано, но мне не вернули мою дочь, которую я так хотел обрести. Да и другие, которые получили доступ к своим кусочкам счастья, были одарены по-своему. Соркин вернул себе дочь. Энн вышла замуж за Соркина, а Джеймсон и Ирвин обрели финансовое спокойствие и комфорт. Ну, пожалуй, это и вся краткая история той чудесной эпопеи. Завтра, я думаю, будет ее второй акт, который неизвестно чем закончится.
Они молча расстались. Утром русские объявили, что вечером состоится прощальный банкет или, как они это называли – отвальная. Стол решили накрыть в одном из недалеко стоящих зданий, которое неплохо сохранилось. Каждый принес, что мог. Здесь была и простая русская еда, и заграничные деликатесы, собранные Джейн со всех иностранцев. На столе рядом с пузатыми иностранными бутылками стояло несколько огромных бутылей с мутноватой жидкостью – самогоном. Свой поход все трое решили осуществить во время этого застолья, когда все уже крепко выпьют, и не так силен будет пригляд за иностранцами со стороны органов. Айвен заранее постарался спрятать недалеко от кирхи то небольшое оборудование, что им было необходимо в их экспедиции.
Незаметно покинув веселье, которое прерывалось тостами за Родину, за Сталина, они вышли в темноту, которая сразу накрыла их. Как оказалось, найти нужное здание сразу не удалось. Если днем в этих развалинах можно как-то ориентироваться и понять, где находишься, то ночью все резко изменилось и поменяло свой цвет и образ. Говорили, что в разрушенных городах есть своя мистика. Можно иногда долго кружить на одном месте, словно блуждаешь в лесу и не находишь нужную тебе дорогу. Такое, видимо, случилось сейчас и с ними.
Время уже приближалось к полуночи, а они все блуждали в потемках. Внезапно лунный свет пробился сквозь тяжелые тучи, и они увидели, что находятся почти возле храма. Очень странно, что здание не было разрушено войной, но, как говорили военные, оно было своеобразным ориентиром для стрельбы по городу.  Вокруг кирхи были многочисленные воронки, ямы с протухшей водой, из которых поднимался тошнотворный запах разложения гнили. Они вошли в здание и в углу нашли снаряжение, оставленное Айвеном. Все было в целости и сохранности. Здесь были лопаты, ломики, фонари и солдатские плащ-палатки с касками из арсенала советской армии. На вопрос, где все это сумел достать, тот с кривой усмешкой ответил, что места надо знать.
Едва они начали медленно продвигаться по помещению, как на них с грохотом посыпались куски штукатурки и камней, а пол стал предательски пошатываться и скрипеть. На некоторое время они в нерешительности остановились. Операция оказалась намного труднее, чем это представлялось при первом осмотре здания. Решили, что Джейн должна будет ждать их у входа, но та наотрез отказалась, сказав, что здесь намного безопаснее, чем стоять у гнилых воронок.
Зимину вдруг показалось, что он совершенно точно знает, куда им надо идти. Они прошли несколько десятков метров, когда он остановился и стал ломиком постукивать по стене. Раздался глухой стук, который мрачным эхом разнесся по зданию. Все невольно вздрогнули, словно тут кроме них могли находиться и другие люди. С огромным трудом удалось открыть старую, оббитую железом дверь, которая вела в подвал. Медленно спускаясь по лестнице, они наткнулись на стену. Сложно было понять из-за слабого освещения – то ли это завал от взрыва, то ли специально сделанная преграда. Ничего не оставалось, как  браться за ломы и начинать крушить стену. Час шел за часом, а дело двигалось очень медленно. Джейн сидела на ступеньках лестницы и смотрела, как двое крепких мужчин вгрызались в камни, стараясь попасть туда, где, возможно, и нет ничего, кроме старого церковного хлама. Порой ей казалось, что время здесь замерло и исчезло навсегда, и они находятся тут всю жизнь, борясь с каким–то невидимым злом. Внезапно где–то вдали прозвучал сильный взрыв. Все встрепенулись и удивленно посмотрели друг на друга, словно были под каким–то сильным гипнозом. На часах было почти пять утра. Они обессиленно сели на груду камней и стали тупо смотреть на труды своей безумной работы. По всей видимости, на сей раз им, наверное, не суждено прорваться к этому заветному камню, и надо будет покидать это довольно жуткое место. Все медленно стали подниматься по лестнице, когда Зимин со злостью бросил свой лом в проклятую стену. Та вдруг стала странно оседать и завалилась, открывая им, словно театральная кулиса, сцену следующего театрального действия. Они с изумлением смотрели на это фантастическое представление, не веря, что такое может происходить в реальной жизни. Осторожно пробравшись сквозь завал, очутились в огромном сводчатом зале.
- Ну, что, Зимин, узнаете свое рабочее место? - ехидно спросил Айвен.
Но тот не слушал его, а медленно обходил все помещение, заглядывая во все углы и закутки.
- Идите сюда. Я нашел его. Посмотрите, Айвен, похож ли он на тот, что находится в замке?
Камень из черного базальта был небрежно брошен под старым тряпьем. Его с трудом бы удалось найти. Помог торчавший из-под хлама кусок камня, о который споткнулся Зимин. В тот  момент, когда произошло их соприкосновение, амулет, висевший у него на груди, странно завибрировал, стал теплым, почти горячим, но, как ни странно, кожу не обжигал, а просто давал ровное тепло, которое лилось по всему телу. Айвен осторожно вытащил камень и внимательно его рассмотрел. С каким–то трепетом несколько раз его погладил, потом отошел, сел в нескольких шагах и стал зачарованно смотреть на него, словно хотел проникнуть в суть этого таинственного предмета.
- Да, несомненно, это он. Очень похож, словно близнец. Сейчас мы его опять аккуратно накроем, и уже другие люди увезут его отсюда. Они прилетят с нашей миссией гуманитарной помощи. А сейчас нам пора уходить, а то как бы нас не хватились.
Внезапно Айвен остановился и попросил Зимина показать ему свой амулет. Он долго вертел его в руках и вглядывался в буквы, написанные на нем.
- Знаете ли что, мой дорогой. Как на этом камне, так и на том есть небольшое углубление наверху. Мне кажется, что они по размеру точно совпадают с вашим талисманом. Попробуйте его туда засунуть. Возможно, в нем скрывается какая-то тайна, а возможно, и ключ к расшифровке некоторых знаков.
Зимин с недоверием посмотрел на Айвена, но подошел к камню и вложил в небольшое углубление свой амулет. Долгое время ничего не происходило, и все решили уходить, когда вдруг стало появляться свечение. Оно все ярче и ярче и стало таким, что невольно пришлось прикрыть глаза и отвернуться от этого всепроникающего света. Внезапно оно исчезло - так же быстро, как и таинственно появилось. Когда Айвен и Джейн открыли глаза, то увидели лежащего Зимина, распростертого на земле. Камня не было. Он испарился, исчез, словно фантом или летучий голландец.
Пришел Зимин в себя только на улице, куда его с трудом удалось привести. Обескураженно сидели они на ступеньках кирхи и с трудом понимали, что произошло. Что же на самом деле случилось, могли как-то объяснить документы в замке, но туда был длинный, далекий и, как им уже показалось, опасный путь. Слегка пошатываясь от усталости, держась друг за друга, пошли по направлению к своим домам. Утро наступало, и небо окрашивалось пурпурно-багряным светом. Остановились и стали смотреть на этот апокалипсический восход солнца, которое медленно выползало из руин мертвого города. Их всех внезапно охватило странное чувство страха и неуверенности, которое еще больше усилилось при виде приближающейся к ним группы людей в камуфляжной форме.
Подошедший к ним военный осведомился, кто они такие, потом подозвал солдата с рацией, что-то туда сообщил и объявил:
- Вы все арестованы за хищение армейского имущества, вторжение в запретную зону и кражу достояния нашего государства.
Из-за угла выехала машина - фургон с надписью «Хлеб», в которую арестованных бесцеремонно и затолкали. Фургон же неспешно поехал навстречу занимающемуся рассвету.

Рига

2006 – 2009 гг.