О, часу ночному не верьте!
Берегитесь злой красоты.
В этот час мы все ближе к смерти,
Только живы одни цветы.
З. Гиппиус («Цветы ночи»).
I
Лиза проснулась c глубоким вздохом, как от нехватки воздуха. Сон растворялся, таял, Лиза хваталась за его обрывки, что-то пыталась припомнить, но не могла, она чувствовала только какое-то непонятное ей волнение, чувствовала, как сладко замирает в груди сердце, как слегка кружится голова, и ей даже казалось, что в комнате витает легкий, почти неуловимый, аромат чего-то необыкновенного. Лиза боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть свои волшебные грёзы. «Что это? – думала она, – как хорошо и приятно, а может быть я все еще сплю? Нет, это не сон. Вот я, я прекрасно себя понимаю, вот моя комната, за окном раннее утро, нет, это не сон, но почему, почему же тогда мне так хорошо?». Лизу неудержимо тянуло в сад; он словно звал ее, манил, ей слышался мягкий шелест деревьев и тихий шепот травы и цветов. Повинуясь своему порыву, девушка встала, накинула на плечи платок и осторожно, чтобы никого не разбудить, выбралась через окно своей комнаты на улицу.
Сад у Подольских был большой и особенный (чего в нем только не росло!), он был своеобразной гордостью семьи и особенно бабушки, Марии Кондратьевны. Это она выписывала из разных мест диковинные цветы и деревья. Лиза очень любила вместе с Кирюшей, своим младшим братом, играть там в прятки или просто гулять, наслаждаясь красотой и благоуханием цветов, или забрести в самый отдаленный уголок, лечь на мягкую траву, смотреть в голубое, чистое небо и предаваться прекрасным девичьим мечтам. О, да! Она любила сад!
Лиза аккуратно притворила за собой окно и пошла по дорожке. Она не знала, куда идет, просто шла, повинуясь своим чувствам. Солнце еще только-только вставало, шуршал легкий ветерок, сад просыпался. И вот Лиза услышала вокруг себя тихий шепот:
– Лиза, это наша Лиза идёт. Здравствуй, Лиза! Доброе утро! – раздавалось то там, то тут.
Девушка остановилась, ей было чудно и невероятно слышать, как приветствуют ее цветы, травы и деревья.
– Доброе утро всем, – наконец решилась она произнести.
– Как спалось? – услышала Лиза и, повернувшись на голос, увидела, что с ней разговаривает великолепная Белая Лилия.
– Хорошо, спасибо, – неуверенно проговорила девушка.
– А я видела такой забавный сон, – продолжала своим серебряным голоском Лилия, – будто я вовсе не Лилия, а маленькая девочка…
– Уймись, балаболка, – строго сказал величественный Нарцисс, – кому интересно слушать твои глупости.
Лилия обидчиво хмыкнула и повернулась своим прекрасным цветком в другую сторону, продолжая распространяться о своем сне Фиалкам. Лиза была поражена, она всегда думала, что цветы разговаривают только в сказках.
– Типичное людское заблуждение, – откликнулся на ее мысли Нарцисс. Лиза открыла от удивления рот. – Да, да, – продолжал он, – мы умеем говорить и даже читать мысли, только вот люди перестали нас понимать, они слышат лишь шелест, шум и дуновение, больше ничего.
– Почему? – спросила Лиза.
– Потому что мы этого больше не хотим, – ответил Нарцисс.
– А как же я? Что со мной случилось? Почему я чувствую себя так непонятно и хорошо? Почему я понимаю вас? – сыпала вопросами Лиза.
– Ты – особенная, – просто ответил Нарцисс.
– Что значит «особенная?» – но цветок погрузился в какие-то свои размышления, и вопрос остался без ответа.
Лиза пошла дальше, и всюду она слышала голоса: вот Клен что-то шепчет Березке, и у той от смущения слегка дрожат листочки; вот тоненько хихикают над чем-то Голубые Незабудки; вот отчаянно спорят, выставив шипы, две Чайные Розы; а вот поют на своем непонятном языке Голландские Тюльпаны. Лиза дивилась и шла всё дальше и дальше вглубь сада, она чувствовала, что непременно должна пойти туда, в самый отдаленный уголок, кто-то звал ее оттуда, кто-то шептал ей нежно в самое ухо: «Лиза, иди ко мне, Лиза, иди же!» – и она повиновалась этому сладкому голосу. Сначала он звучал где-то внутри нее, потом стал раздаваться громче и отчетливее, и вот Лиза услышала его уже совсем близко:
– Я здесь, Лиза. Я так долго тебя ждал, милая!
Девушка остановилась и ахнула, прямо перед ней оказался великолепный, огромного размера Алый Пион.
– Я ждал тебя, ждал так долго, – повторил он. – Я видел тебя во сне, ты так прекрасна!
Лиза почувствовала, как земля уходит у нее из под ног, еще мгновение и она упала бы в обморок. Слишком много странного и неведомого пережила она в это утро, но Пион: его красота и его слова чуть совсем не свели бедную девушку с ума. Лиза застонала, схватилась руками за голову и, собрав оставшиеся силы, побежала к дому. Последнее, что она услышала, это был глубокий, исполненный печали вздох великолепного цветка.
II
А между тем в доме уже проснулась прислуга, и Мария Кондратьевна, привыкшая вставать довольно рано, вовсю отдавала распоряжения относительно завтрака и предстоящего дня вообще. Пять лет назад она схоронила здесь, в Залесовке, своём родовом поместье, мужа, Петра Семеновича, а два года назад и сына Антона. Антон Петрович служил в Петербурге, был женат на младшей дочери генерала Верхоянова, Алевтине Сергеевне. Воспитывали они двоих детей: сына двенадцати и дочь семнадцати лет. И всё у них было хорошо, только занемог однажды Антон Петрович, а через неделю и скончался. Каждое лето приезжала Алевтина Сергеевна вместе с детьми из Петербурга в Залесовку. Она была женщина мягкая, добрая и прекрасно находила общий язык с Марией Кондратьевной, которая души не чаяла в невестке и внуках. Сегодня Мария Кондратьевна распорядилась подать к завтраку блинчиков с черничным вареньем, столь любимых Кирюшей и Лизой, сдобных булочек и кофе с молоком для себя и Алевтинушки (так Мария Кондратьевна ласково называла невестку). Решено было устроить завтрак на веранде, и в тот самый момент, когда она отдала последний приказ, на открытую уже веранду влетела Лиза. Она остановилась перед бабушкой и уставилась на нее невидящими глазами. Мария Кондратьевна испугалась: она никак не ожидала увидеть внучку, к тому же девушка была бледна и ее бил озноб.
– Лиза, Лизонька, – тут же всполошилась Мария Кондратьевна, – что с тобой, где ты была, почему ты вся мокрая? Господи, да что же это? Она взяла Лизу за руки – руки была ледяные. – Да ты вся холодная! Бабушка быстро укутала внучку своим платком. – Горячую ванну, чаю с малиной, сухую одежду, – скомандовала она прислуге.
– Это ничего, – пришла в себя Лиза. – Я в сад ходила, не спалось мне, а там…
– Потом, потом расскажешь, – перебила бабушка.
Отогревшись в ванной и напившись чаю с малиной, Лиза почувствовала себя значительно лучше. Она лежала в постели, укутанная по самый нос одеялом, страх и холод ушли, тепло живительными струями разливалось по телу. Девушка приводила свои мысли в порядок: «Как странно все, что со мной сегодня случилось, – думала она, – и чего я так испугалась Алого Пиона? Ведь я же не побоялась разговаривать с Нарциссом. Да, но Пион говорил такие странные слова: «Я ждал тебя, ждал так долго! Я видел тебя во сне, ты так прекрасна!» – вспомнила Лиза. «Надо же, цветы и травы разговаривают! Удивительные вещи происходят на свете», – продолжала размышлять девушка. «Я непременно днем снова пойду в сад». Вместе с этими мыслями начал подкрадываться к ней сон, Лиза уже чувствовала его прикосновение, она знала, что он будет волшебным, и вот начала она растворяться в нем, но тут дверь ее комнаты распахнулась, вошли бабушка, (лицо ее было строгим) и встревоженная Алевтина Сергеевна. Сон мгновенно оставил Лизу, она покорилась вторжению.
– Вижу, тебе уже лучше? Прекрасно! – отчеканила бабушка. – А теперь потрудись объяснить нам, что все это значило!?
– Лиза, ты так нас напугала, как можно делать такие вещи! – укоризненно проговорила Алевтина Сергеевна.
– Простите, милые, я никого не хотела пугать, – начала Лиза. – Я проснулась очень рано, солнце еще только вставало. Было так хорошо и тихо, мне не хотелось больше спать, и я решила пойти в сад. Чтобы никого не разбудить, я ушла через окно. Я гуляла, дышала свежим, ароматным утренним воздухом, думала и не заметила, как зашла в самую отдаленную часть сада, и вдруг мне показалось, что за кустом кто-то есть и сейчас набросится на меня, – схитрила Лиза (да и разве могла она рассказать, как все произошло с ней на самом деле, кто поверил бы ей?) – Я ужасно испугалась и побежала домой. Я больше не буду так делать, простите меня, пожалуйста!
Слова Лизы успокоили бабушку и мать. Обе знали, что никто чужой в сад проникнуть не может (так уж Мария Кондратьевна устроила), а, следовательно, Лизе всё померещилось, вследствие раннего часа и впечатлительности ее натуры. Они попросили девушку пообещать, что она не будет больше ходить в столь ранний час в сад, а также ничего не расскажет брату, чтобы он не забоялся там играть, что Лиза и обещала. Все три обнялись и расцеловались, инцидент был исчерпан. Бабушка и мать ушли, а Лиза мгновенно заснула глубоким, здоровым, без сновидений сном.
III
Лиза проснулась в полдень с намерением после завтрака пойти в сад. Она чувствовала себя прекрасно: не было никаких волнений, всё было в ней спокойно, мирно; Лиза твердо знала теперь, (откуда, она и сама не могла объяснить, но знала точно), что страх больше не потревожит ее, он исчез навсегда. Девушка спустилась в столовую, когда вся семья уже заканчивала завтрак.
– Мы не стали тебя будить, Лизок, – ласково проговорила Алевтина Сергеевна. – Как ты себя чувствуешь?
– Всё в порядке, мамочка, – усаживаясь за стол, ответила Лиза. – Блинчики! – воскликнула она. – Бабушка, какая ты душка, что велела испечь. Ах, как я люблю блинчики! Лиза с аппетитом начала кушать только что поданные ей горячие блины, не забывая, конечно, обильно намазывать каждый черничным вареньем.
Мария Кондратьевна любовно смотрела на внучку:
– Ешь, ешь, – говорила она, – вон, Кирюша целых пять штук съел.
– Угу, – гордо подтвердил мальчик, допивая молоко.
Глядя на то, как Лиза с удовольствием завтракает, как подшучивает над братом и весело смеется, Мария Кондратьевна и Алевтина Сергеевна думали об одном и том же: «Слава Богу, с ней все хорошо».
Лиза закончила завтрак и попросила разрешения пойти в сад. Девушка так хотела вновь услышать голоса цветов и деревьев. Она вышла, и… ни единого звука не донеслось до нее, кроме шороха ветра и шелеста листьев.
– Ничего не понимаю, – пробормотала она.
Лиза шла дальше, но всё безмолвствовало. Девушка решила пойти к Нарциссу. Она нашла его без труда и приступила к нему с расспросами:
– Добрый день, уважаемый Нарцисс! Скажите, почему теперь никто из вас не разговаривает? Почему, а? Вот и Вы молчите, почему?
Ответа не было. Нарцисс лишь качал в такт дуновениям ветра своей роскошной махровой шапкой. Лиза досадовала: «Да не пригрезилось ли мне, в самом деле, всё утром?» «Нет, – ответил ей внутренний голос, – тебе не пригрезилось, ты знаешь – они разговаривают». Некоторое время девушка стояла, задумавшись, потом развернулась и решительно направилась в самую отдаленную часть сада, туда, где видела она Алый Пион.
Лиза шла и прислушивалась – никто не звал ее, ничего, кроме ударов своего сердца, не слышала девушка. Всё ближе и ближе подходила она к тому месту, всё чаще и чаще стучало сердце, вот оно замерло, Лиза раздвинула ветви березы, и… Пиона не было. Сердце куда-то упало, вихрем закружились мысли: «Где же цветок? Он был тут, я точно это знаю! Его, вероятно, велели срезать!» Лиза ужаснулась. Быстрее антилопы побежала она домой, чтобы расспросить бабушку, зачем та велела срезать цветок и где он. Однако через мгновение девушка опомнилась и, как ни сильно было ее желание поскорее узнать всё о судьбе прекрасного Алого Пиона, она принудила себя идти шагом, дабы не перепугать опять своих домашних.
Бабушка и Алевтина Сергеевна сидели на веранде.
– А, вот и ты, мой ангел, – сказала Мария Кондратьевна, – нагулялась, душенька? Садись, посиди с нами.
Бабушка указала Лизе на пустое кресло рядом с собой. Лиза села. Момент для расспросов был удачный. Лиза приступила.
– Бабушка, а зачем ты велела срезать Пион? Он ведь у тебя один рос и такой красивый! Куда его поставили? – спросила девушка.
Мария Кондратьевна и Алевтина Сергеевна внимательно и с некоторой тревогой посмотрели на Лизу.
– Какой еще Пион? Друг мой, у меня никогда не было Пионов, не люблю я их.
– Как это не было, – ничего не замечая, продолжала девушка, – я видела утром, в дальней части сада, он один там был, такой прекрасный, такой алый…
– Лиза, это – правда, у бабушки никогда не было Пионов, разве что сам посеялся? – перебила дочь Алевтина Сергеевна и вопросительно глянула на Марию Кондратьевну.
– Это легко проверить, – отозвалась та на взгляд невестки. – Парамон, – кликнула она бывшего неподалеку садовника, – поди сюда.
Садовник немедля подошел, поклонился.
– Скажи-ка мне, Парамон, не появился ли случайно в нашем цветочном хозяйстве непрошеный гость – Алый Пион? Вот, Лизавета Антоновна говорит, что видела в дальнем саду. Что скажешь?
– Помилуйте, барышня, – забасил садовник, – нет у нас Пионов, вы должно быть напутали. Нет у нас Пионов, – повторил Парамон, обращаясь уже к Марии Кондратьевне и Алевтине Сергеевне, – я свое дело хорошо знаю, раз говорю, что нет, значит – нет.
– Хорошо, ступай.
Мария Кондратьевна верила Парамону, как самой себе. Это был исправный работник, служил у Подольских уже 25 лет и знал в саду каждую травинку.
– Но…, – начала, было, Лиза, – хотя возможно мне всё приснилось во сне. Я пойду к себе, хочу почитать, – придумала девушка.
На самом деле ей нужно было побыть одной и обдумать все приключившиеся с нею странности. Она была в глубоком смятении.
– Что с ней происходит? – недоумевала Алевтина Сергеевна, – эта прогулка чуть свет, а теперь еще какой-то Алый Пион выдумала? Не понимаю!
– Успокойся, Алевтинушка, – отвечала Мария Кондратьевна, – это всё девичьи грёзы и фантазии. Лизонька такая впечатлительная у нас, романтизма в ней куда больше здравого смысла, вот и путает, где сон, а где явь. Это пройдет со временем. Вот выйдет замуж, и всё встанет на свои места.
– Дай Бог, чтоб было так, как Вы говорите.
Далее разговор их перетек на хозяйственные темы, а потому не станем его передавать.
IV
«Наверное, так начинают сходить с ума, – думала Лиза, – говорящие цветы, Алый Пион…, совсем запуталась». И в сотый раз девушка спросила себя: «Да не привиделось ли мне, не прислышалось ли?» «Не-ет, сколько можно повторять, – уже с отчаянием снова вмешался внутренний голос, – всё было!» «Было!? тогда почему сейчас нет?» – приставала Лиза. «Оставь меня в покое, – отозвался внутренний голос, – тебе говорят одно, а ты, знай, твердишь другое». «Точно, схожу с ума, – решила Лиза, – уже сама с собой спорю». Она хмуро задумалась. Но вдруг лицо ее начало постепенно проясняться, глаза хитро прищурились, и на губах заиграла самодовольная улыбка: «Ну конечно, – протянула девушка, – конечно, в этом-то всё и дело и почему это мне сразу не пришло в голову! Они просто или не могут говорить днем, а только ночью, или днем со мной что-то происходит, и я их просто не слышу. Конечно!» – радостно подытожила Лиза. «А Алый Пион? – тут же задала она себе новый вопрос, – где он, по-твоему?» Этому она не могла, как ни старалась, найти хоть какое-нибудь объяснение. Стук в дверь заставил Лизу вздрогнуть. Слуга доложил, что кушать подано и барышню ждут.
– Да, да, – отозвалась девушка, – сейчас спущусь. «Ночью непременно в сад» – окончательно и бесповоротно решила Лиза.
В столовую она спустилась вполне довольная собой, хотя и в легком волнении, которое, впрочем, ей успешно удалось от всех скрыть. К ужину у Подольских собралось небольшое общество: была близкая знакомая Марии Кондратьевны – Анна Ивановна Панина с мужем Борисом Потаповичем, был доктор Иван Иванович Жуков, и был студент Дмитрий Сергеевич Краснов. Всё общество находилось в самом прекрасном расположении духа. Лишь Иван Иванович шепотом заметил Лизе, что она сегодня несколько бледна, что, впрочем, к ней идет. После ужина Лиза и Дмитрий Сергеевич вышли на веранду подышать свежим вечерним воздухом. Надо сказать, что господин Краснов оканчивал курс в университете, ему прочили прекрасную карьеру по части юриспруденции. Дмитрий Сергеевич был действительно умён, в меру горяч и самолюбив, но главное, был без памяти влюблен в Лизу. Он полюбил ее с первой встречи и твердо решил, что женой его может быть только она и никто другой. Тогда, год назад, он не открыл ей своих чувств, но теперь он знал, что пришла пора.
– Елизавета Антоновна, – начал Краснов, – мне необходимо поговорить с вами, давайте присядем.
Лиза села в предложенное кресло.
– Слушаю Вас, Дмитрий Сергеевич.
– Елизавета Антоновна, Лиза, – Краснов взял ее руку, – я люблю Вас, люблю давно. Лиза залилась краской. – Весь мир для меня – это только Вы, – продолжал, всё более волнуясь, Краснов. – Скажите мне, Лиза, любите ли Вы меня, хоть немного, согласитесь ли стать моей женой? Если да, я самый счастливый человек, если нет …, – он осекся.
Лиза подняла на него взгляд, пунцовый румянец играл на ее щеках, она посмотрела прямо ему в глаза и прочитала в этих глазах всё: они светились, как никогда раньше, в них было столько неподдельного чувства, что девушка задохнулась. Лиза не знала, что ответить ему, она никогда еще не задавала себе вопроса: любит ли она его? Любит ли кого-нибудь вообще, как женщина любит мужчину? Но она чувствовала, что слова Краснова сладко взволновали ее, что сердце бьется часто-часто, что слегка кружится голова, и ей очень приятно, что он держит ее за руку.
– Дмитрий Сергеевич, – голос Лизы слегка дрожал, – я буду честна с Вами.
– О, да, ради Бога, да, будьте со мной совершенно откровенны!
– Дмитрий Сергеевич, Ваши слова… Я не думала, что Вы… Я не знаю, что Вам ответить. Пока не знаю. Постарайтесь меня понять, Дмитрий Сергеевич, я никогда не спрашивала себя: люблю ли я Вас или другого. Вы были моим другом… Мне нужно время, чтобы понять свои чувства к Вам. Вы замечательный человек, и я должна быть уверена, что смогу сделать Вас счастливым. Прошу Вас, дайте мне немного времени. Когда я буду знать наверняка, я тотчас дам Вам ответ.
Лиза закончила. Краснов смотрел на нее с нежностью и чуть заметной грустью.
– Благодарю Вас, – прошептал он. – Я всё понимаю, я буду ждать.
Краснов прильнул к ее руке долгим, страстным поцелуем.
V
Как только все разъехались, Лиза попросила разрешения уйти к себе. Она, не раздеваясь, бросилась на кровать. Новые, доселе неведанные чувства, как океан, бушевали в ней. Она впервые думала о мужчине. Лиза вспоминала объяснение Краснова: ее сердце то сладко замирало, то неслось вскачь, то вдруг краска мгновенно бросалась в лицо, а руки становились холодными, как лед, то вдруг вся она начинала дрожать, как будто в ознобе, но это была другая дрожь, внутренняя, которую испытывает девушка только в момент прикосновения к ней ее первого мужчины. В этой дрожи всё: стыд, робкое желание, страх и смущение, зарождение первого чувства ее. Лиза погрузилась в эти сладкие грезы и потеряла счет времени. Она очнулась только тогда, когда услышала тихое и уже знакомое: «Лиза!»
Девушка приподняла голову и стала прислушиваться. «Лиза, иди ко мне, милая Лиза», – снова прозвучал в ее голове ласковый знакомый голос. Она медленно поднялась с кровати и увидела, что за окном уже совсем ночь, но такая ясная, такая светлая, какой девушка еще никогда не видела. Лиза распахнула окно, лунный свет хлынул в комнату.
– Какая волшебная ночь! – восхищенно прошептала Лиза.
– Прекрасная, как ты, дорогая! Иди же в сад! – просил голос.
Девушка выпрыгнула из окна и тихо пошла по дорожке. Вокруг нее кипела жизнь: цветы и травы не спали, они жили своей странной ночной жизнью, которая давала им совершенную красоту и огромную силу. Лиза чувствовала это какой-то ей самой неведомой частью своей души. Она знала, что сейчас эти цветы совсем не такие, как днем, она видела их изнутри, она понимала, что они могут убить ее на месте, но не было страха в ее сердце, только восхищение, поклонение перед великой силой Ночных Цветов. Лиза подошла к Нарциссу и вежливо поздоровалась.
– Здравствуй, здравствуй, – Нарцисс протянул ей для пожатия листок. – Знаю, чем ты весь день мучилась и постараюсь кое-что тебе объяснить.
– Будьте так любезны, уважаемый Нарцисс, скажите, что со мной происходит, что вообще происходит, почему вы ночью совсем другие? Вы прекрасны в лучах солнца, но в лунном свете вы совершенны. Ах, – вздохнула Лиза, – мне так трудно выразить свои чувства, но я думаю, Вы понимаете меня.
– Не тревожься, – успокоил девушку Нарцисс, – я все знаю про тебя, я расскажу. Все верно, по-настоящему мы живем ночью. Ночь – наша добрая, милая мать, которая дарит нам силу и беспредельную власть. День же отнимает у нас почти все, оставляя лишь жалкое подобие истинно прекрасного, однако людям этого достаточно, чтобы восхищаться нами. С каждым часом приближения рассвета, мы теряем свои силы, потому-то днем ты и не слышишь нас. Ночью ты беспрепятственно можешь общаться с нами, даже мысленно, даже в своих снах.
– Почему?
– Всё очень просто. Мы выбрали тебя и открыли великую тайну силы и могущества Ночных Цветов.
– Но почему я?
– Ты прекрасна. Ты восприимчива и романтична, чиста душой, ты отличаешься от других людей, и скоро мы поможем тебе обрести совершенство, ты познаешь вечность нашего мира, ведь ты этого хочешь, правда?
– Да, – тихо ответила Лиза, слова Нарцисса действовали на нее гипнотически.
– А теперь иди, Он ждет тебя, – мягко, но повелительно сказал Нарцисс.
И в ту же секунду девушка отчетливо услышала:
– Лиза, милая Лиза, где же ты?
– Я иду, иду, – прошептала она.
Всё дальше и дальше вглубь сада уводила Лизу дорожка. Она медленно шла и с изумлением замечала, что всё вокруг не так, как было вчера в утренний предрассветный час: Лилия не стала рассказывать своих снов-видений, она раскачивалась на легком, ласкающем ветру мраморно-белая, гордая и величественная, она пела о далекой стране, где вечная ночь и нет предела Власти Цветов, и слаженным хором подпевали ей иссиня-фиолетовые Ирисы и черные, как сама тьма, Тюльпаны. Долго слушала Лиза их пение и не могла наслушаться, и щемящая тоска по прекрасному краю из песни проникла в ее душу, завладевала сердцем.
– Лиза, Лиза, – вновь позвал ее голос, – идешь ли ты, милая? Ожидание так томит меня!
Послушная, зачарованная, двинулась девушка дальше, по знакомой дорожке к заветному месту. Он был там, где видела его Лиза вчера. Она застыла в изумлении и немом восторге, это был Он и не Он. Ее Алый Пион в лунном сиянии казался живым существом. Он протягивал к девушке свои листья, он притягивал ее всё ближе и ближе, еще ближе; наконец Лиза оказалась в его мягких нежный объятиях.
– Я люблю тебя, моя прекрасная Лиза! – шептал Пион. – Ты создана для меня и нашего мира. Я люблю тебя, милая! Нет, не говори теперь ничего, – остановил ее порыв Пион, – я все знаю. Ты станешь моей королевой в царстве Ночных Цветов, мы будем счастливы, тебе откроются такие тайны бытия природы, которые никогда не будут доступны людям! Слышишь, Лиза, никогда! Ты полюбишь меня, ибо ты – моя вторая половина, дающая мне жизнь. Ничего сейчас не говори, ступай, скоро рассвет. Я буду ждать тебя здесь завтра.
Пион взял листьями, как ладонями, лицо девушки. И она увидела его глаза – глубокие и бездонные, как ночь.
– Ты придешь завтра, любимая! – повторил он.
Сердце Лизы куда-то упало, на мгновение остановилось, (она побледнела), затем яростно толкнулось, краска хлынула ей в лицо, и она прошептала:
– Да! Я приду к тебе завтра!
В ту же секунду Лиза ощутила, как на ее губы лег долгий нежный поцелуй. Девушка целиком отдалась во власть этого поцелуя и потеряла контроль над своими чувствами, мыслями и всем происходящим вокруг.
VI
Лиза открыла глаза и ничего не могла понять: где-то неистово стучали, раздавались голоса: мужские, женские, потом крики. «Что происходит? Где я? Почему так кричат?» Сознание никак не хотело служить ей, в голове был какой-то ватный туман.
– Лиза! Лизонька! – доносилось откуда-то – Открой дверь! Это бабушка!
– Лизавета Антоновна! Что с вами?
– Господи, Боже мой, пошлите немедленно за врачом!
– Парамон, голубчик, ломай эту проклятую дверь.
«Я где-то слышала эти голоса, вот только где?» Лиза силилась вспомнить и не могла. Сильнейший удар в дверь, такой, что задрожали стекла, заставил девушку вздрогнуть, туман моментально рассеялся, Лиза поняла, наконец, всё, что происходит, вскочила с кровати, опрометью кинулась к запертой двери, открыла.
На пороге ее комнаты в страшном волнении оказались Мария Кондратьевна, Алевтина Сергеевна и домашняя прислуга во главе с вооруженным топором Парамоном. Мгновение никто не мог опомниться: все в немом ужасе смотрели на Лизу, Лиза в недоумении смотрела на всех. Первой пришла в себя Мария Кондратьевна:
– Лиза, что случилось, мы битый час не можем до тебя достучаться!?
– Я ничего не понимаю, бабушка! Я спала! Что тут происходит? Почему вы все кричали? Парамон, ты что, хотел ломать дверь?!
– Именно ломать, – очнулась и Алевтина Сергеевна. – Лизонька, ты опять нас так напугала! Ну, посуди сама. Мы все встали, собрались в столовой, ждем тебя к завтраку – тебя нет. Решили, что ты вчера допоздна зачиталась какой-нибудь книжкой и верно еще не просыпалась. Завтракали без тебя. В первом часу уже послали Настасью узнать, как ты. Она прибегает и говорит, что Лизавета Антоновна не встают, на зов не откликаются, на стук не отворяют. Вот мы и забеспокоились. Пошли к тебе, да стали звать-стучать, а в ответ – тишина мертвая. Лиза, Лиза! Как же ты нас напугала! Мы ведь даже за Иван Иванычем послали. Ну, скажи нам, Лизонька, ну неужели ты ничего не слышала?! Ведь это невозможно. Мы такой тарарам устроили.
– Я правда ничего не слышала, – задумчиво проговорила Лиза. – Простите меня, пожалуйста, что заставила вас так тревожиться. Теперь вы видите, что со мной все в порядке, я жива-здорова, чувствую себя хорошо. Я скоро спущусь. А сейчас, пожалуйста, оставьте меня одну, мне надо немного отдохнуть.
– Отдохнуть!? – в голос воскликнули Мария Кондратьевна и Алевтина Сергеевна, – да ведь мы тебя только что еле-еле разбудили! Лиза, что с тобой случилось? Ты не заболела ли? Мария Кондратьевна пощупала лоб внучки – холодный, даже слишком.
– Ну-с, что у нас тут произошло? – в дверях стоял Иван Иванович Жуков со своим неизменным саквояжем.
Женщины рассказали, как не могли разбудить Лизу. Сама девушка уверяла всех, что ничего страшного с ней не случилось, ну не слышала она стука. Лиза на ходу выдумала, что долго вчера не могла уснуть, всё лежала и думала о своей жизни, что заснула только на рассвете крепким сном без сновидений.
Доктор попросил всех успокоиться, уложил Лизу в постель, измерил ей температуру – 35,6, послушал ее – не обнаружил никаких посторонних звуков, посчитал пульс – 58 ударов в минуту. «Несколько странно, – подумал Иван Иванович, – для такого эмоционального пробуждения».
– Скажите Лизавета Антоновна, – обратился он к девушке, – не чувствуете ли Вы какого-либо недомогания: головокружения, скажем, или легкого подташнивания, головной боли?
– Нет, Иван Иваныч, ничего такого, разве что слабость сегодня какая-то чуть-чуть. Но это должно быть от неправильного сна. Ведь так?
– Да, да, несомненно. Скорее всего, Вы просто перенервничали из-за чего-нибудь вчера или пережили сильный эмоциональный всплеск, ну и как следствие – бессонная ночь и тяжелое забытье под утро. Это пройдет. Но всё же Вам следует быть осторожней. Пойдемте, – обратился Жуков к Марии Кондратьевне и Алевтине Сергеевне, – пусть Лизавета Антоновна одевается и спускается вниз, ей нужен хороший завтрак.
Как только они покинули комнату Лизы, женщины приступили к доктору с расспросами, что он на самом деле думает о состоянии девушки: приключился с ней какой недуг или же в ее возрасте такие вещи нормальное явление.
– Я уверен, – отвечал им Иван Иванович, – что с Лизой ничего серьезного. Она девушка впечатлительная, немного нервная, с ней подобное вполне может происходить. Конечно, несколько странно, что она не слышала, как вы кричали и стучали, но, знаете, человеческий мозг – вещь тонкая, практически неизвестная, ее сознание, измученное какой-то мыслью, вполне могло не воспринимать звуки внешнего мира. Я, признаться, немного обеспокоен ее низкой температурой и пульсом, к тому же, я заметил это еще вчера, она как-то слишком бледна, но не будем делать поспешных выводов. Понаблюдайте за ней эти дни, как она будет есть, как будет вести себя. Я загляну к вам вечером. Не беспокойтесь. Пусть Лиза хорошо позавтракает, пойдет прогуляется, подышит свежим воздухом, ей это будет полезно. Лучше ей гулять в приятной компании. А вот, кстати, и компания, – Жуков увидел идущего по аллее к дому Подольских Краснова. – Очень милый молодой человек, уж он не даст Лизавете Антоновне скучать. Ну-с, разрешите откланяться, милые дамы. Дела, дела.
Через пару минут в гостиную Подольских вошел Дмитрий Сергеевич.
VII
Лиза не спешила вставать. Она уселась в подушках на своей кровати, ей необходимо было срочно обдумать, как так случилось, что она абсолютно ничего не помнит о своем возвращении в дом. Как она шла, как оказалась в кровати? А поцелуй с Пионом, его черные бездонные глаза? – это сон, бред или явь? Девушка даже еле слышно застонала при воспоминании об этом чудесном поцелуе, закрыла глаза, поплыла куда-то в тёмную неизвестную даль, куда манил ее прекрасный Алый Цветок…
– Лизавета Антоновна! Лиза очнулась, на пороге комнаты стояла горничная Настасья. – Барышня, Дмитрий Сергеич пожаловали. Они в гостиной с Вашей матушкой и бабушкой. Вы спуститесь?
– Да, да, Настя, скоро спущусь. Вели подавать одеваться.
Горничная вышла. Лиза встала, прошлась по комнате, остановилась у окна, устремив задумчивый взгляд в сад.
– Нет, Дмитрий Сергеевич, – проговорила она тихонько, – я не люблю Вас и никогда не стану Вашей женой.
– Что вы сказали, барышня? – Настасья внесла кувшин с водой.
– Ничего, Настя. Это я так, сама с собой.
– А-а. Дмитрий Сергеич с букетом пожаловали.
– Ах, оставь, пожалуйста, эти разговоры, – недовольно перебила Лиза, – иди, я сама справлюсь.
Горничная вышла, про себя удивляясь поведению барышни, которая раньше всегда охотно говорила о Краснове.
– Лизавета Антоновна спустятся через несколько минут, – доложила Настасья в гостиной.
– Ступай, распорядись насчет чая, – приказала Алевтина Сергеевна.
– Так вот вообразите, Дмитрий Сергеевич, стучали-колотили, еле-еле добудились, – рассказывала Мария Кондратьевна утреннее приключение с Лизой.
– Не стоит так беспокоиться, – успокаивал их Краснов, – с Елизаветой Антоновной всё будет в порядке, вот увидите.
– Дай Бог, дай Бог, она нас чуть с ума не свела. Лизонька, – увидела Мария Кондратьевна входящую в гостиную внучку, – наконец и ты. А мы тут беседуем с Дмитрием Сергеевичем.
– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич.
– Добрый день, Елизавета Антоновна, – Краснов поднялся, подошел к Лизе. Она протянула ему руку. «Как холодна ее рука, как Лиза бледна сегодня, – с беспокойством подумал Краснов, – что же происходит, что всё это значит? – он пытался заглянуть ей в глаза, но девушка опустила их, – Лизонька, что же случилось? – спрашивал его взгляд».
Лиза чувствовала волнение Краснова, но не могла заставить себя посмотреть ему прямо в лицо. Девушка села в кресло рядом с матерью. Она выбрала это место не случайно. Чтобы посмотреть на нее, Дмитрию Сергеевичу нужно было немного повернуть голову в сторону. Но как только он это делал, солнечный свет моментально слепил его, Краснов жмурился и опускал глаза.
Разговор с приходом Лизы как-то не клеился. Девушка к всеобщему удивлению была сегодня на редкость неразговорчива.
– Лизонька, – не выдержала наконец Мария Кондратьевна, – а не прогуляться ли вам с Дмитрием Сергеичем по саду? Погода прекрасная, да и Иван Иваныч сказал, что тебе прогулка на пользу будет, а?
– И правда, Елизавета Антоновна, – поддержал Краснов, – не хотите ли пойти в сад?
– Пойдемте, – согласилась девушка.
Они вышли. Некоторое время молчали. Краснов был сильно взволнован, хотел начать разговор, но не знал, как лучше это сделать. Ему не давали покоя те перемены, которые он увидел в Лизе сегодня. Он не знал, чему их приписать. Да, вчера она не дала ему положительного ответа, но и не оттолкнула, она позволила ему говорить о своих чувствах, позволила надеяться. Он собственными глазами видел тот яркий румянец, который залил ее щеки в момент их объяснения, вчера она прямо смотрела ему в глаза, и в этом взгляде он читал пока не любовь, да, но симпатию. Что же случилось за ночь? Почему так холодна она? Почему едва только взглянула на цветы, которые он с такой любовью выбрал утром в лавке? Почему теперь так упорно молчит, тогда как еще вчера говорила с ним обо всем на свете? Что же, что же произошло? Все эти вопросы жестоко мучили Краснова. Он хотел их задать Лизе и не мог начать.
А она? О чем думала сама девушка? Она была далека от мыслей о Краснове. Ее всецело поглотил сад. Она шла и прислушивалась к шорохам, шелесту и дуновениям, пытаясь угадать их смысл. Всюду девушка видела своих друзей, улыбалась им, зная, что они-то прекрасно ее понимают. Так дошли до беседки. Наконец, Краснов не выдержал:
– Лиза, я хотел бы с Вами поговорить, это очень важно.
Дмитрий Сергеевич посмотрел на нее и понял, что она где-то далеко-далеко и совсем его не слышит.
– Елизавета Антоновна, – позвал он снова.
– Что!? Простите, Дмитрий Сергеевич, я задумалась.
– Нам нужно поговорить. Давайте присядем.
Они сели. Это была самая дальняя беседка. Занятые своими мыслями, молодые люди не заметили, как ушли в самую глубь сада, в самую таинственную его часть. Если бы Лиза не была так задумчива, она непременно поняла бы, куда они зашли и что это за беседка, но Лиза… Ах, Лиза, Лиза ты слишком рассеянна сегодня!!
– Елизавета Антоновна, – собравшись с духом начал Краснов, что с Вами случилось? Вы так холодны со мной. С того момента, как я увидел Вас сегодня, я мучаюсь и теряюсь в догадках. Краснов взял девушку за руку. – Как холодна Ваша рука, – он поднес ее к губам, поцеловал, прижал к своей пылающей щеке, пытаясь согреть. – Я очень люблю Вас Лиза, – шептал Дмитрий.
– Дмитрий Сергеевич, – Лиза тихонько, но настойчиво, высвободила руку, – я прошу Вас не беспокоиться. Со мной всё хорошо. Я провела сегодня беспокойную ночь, не более того. Я думала над Вашими словами и приняла решение.
– Какое же? – еле слышно проговорил Краснов, опуская глаза и смутно догадываясь об ответе Лизы.
– Вы очень хороший человек, Дмитрий Сергеевич, Вы заслуживаете быть счастливым, а я не смогу дать Вам счастья. Я не люблю Вас, а потому не имею права стать Вашей женой. Простите меня и постарайтесь понять.
Краснов глухо застонал, обхватив голову руками. Его отчаяние было велико. Лиза сидела рядом молча, ей было жаль Краснова, но она ничего не могла с собой поделать. С этой ночи она абсолютно точно знала, что всем сердцем любит другого и ради того другого готова на всё.
– Лиза, – позвал Краснов. Послушайте меня. Вы вправе принять любое решение, я понимаю. Вы ничего мне вчера не обещали. Но вчера у меня была надежда, а сегодня Вы ее отнимаете. Я вижу, что с Вами что-то происходит, Вы изменились за эту ночь, очень. Я не вправе настаивать на объяснении причины Вашего решительного отказа. Я лишь прошу Вас, милая Лиза, подумайте еще раз над моим предложением, не делайте поспешных выводов. Я люблю Вас, и счастлив могу быть только рядом с Вами. Может быть я напугал Вас вчера своим пылким объяснением? Простите. Я полюбил Вас с первой минуты, как увидел. С первого мгновения я знал, что женой моей можете стать только Вы. Я окружу Вас заботой и вниманием, у Вас будет всё, что пожелаете, Вы будете счастливы со мной, Лиза. Прошу Вас, подумайте, спросите себя еще раз, действительно ли нет для меня места в Вашем сердце?! Глаза Краснова светились, лицо пылало, он стоял перед девушкой на коленях.
– Дмитрий Сергеевич, я не изменю своего решения, – тихо ответила Лиза. Я не люблю Вас и не выйду за Вас замуж.
– Но почему, почему же? – в отчаянии вскричал Краснов, вскакивая на ноги.
– Потому, – проговорила Лиза, поднимаясь со скамейки, – что я люблю другого.
Не успела она проговорить это, как разразилась страшная буря. Дико взвыл бешеный ветер, склоняя макушки деревьев почти к самой земле, поднимая на садовых дорожках огромные вихри из пыли и листьев, вдавливая в землю цветы и травы. На небе, заслонив собой весь божий свет, возникла громадная черная туча, стало темно, как в самую глухую полночь. Лиза в ужасе прижималась к Краснову, Дмитрий одной рукой крепко обнимал трепещущую от страха девушку, а другой судорожно цеплялся за край скамейки. В этот момент земля рядом с ними разверзлась, и из черной глубины вырос огромный Алый Цветок. Он устремил на Краснова полный жгучей ненависти взгляд своих бездонных глаз. Лиза вскрикнула и лишилась чувств, выскользнув из объятий Дмитрия. Краснов же был словно прикован, он не мог оторваться от горящих глаз Алого Гиганта.
– Она моя, она принадлежит мне и только мне, – услышал Краснов ужасной силы голос.
– Господи, Боже мой, – прошептал Дмитрий, чувствуя, как жизнь покидает его.
VIII
Лиза пришла в себя. Она лежала на кровати в своей комнате. У окна на стуле дремала Настасья.
– Настя, – позвала девушка слабым голосом.
Горничная открыла глаза, бросилась к постели Лизаветы.
– Барышня, миленькая, очнулись, радость-то какая!
И не успела Лиза ничего сказать, как Настя вылетела из комнаты, оглашая дом криками: «Барышня очнулись!» Через пару минут подоспели доктор Жуков, Мария Кондратьевна и Алевтина Сергеевна. Заплаканные лица женщин светились улыбками. Иван Иванович опустился на край кровати.
– Как Вы себя чувствуете, Лизонька? – ласково спросил он.
– Не знаю. Очень сильно болит голова и слабость, такая слабость. А что произошло, Иван Иваныч? Что со мной? Я ничего не помню. Почему вы плачете? – обратилась Лиза к матери и бабушке.
– Ничего, – ответил за всех доктор, – ничего страшного не случилось. Ты заболела, но теперь уже все хорошо и ты скоро поправишься. Тебе не стоит сейчас так много говорить. Тебе нужно поспать.
Иван Иванович сделал девушке укол, и Лиза заснула глубоким сном.
– Пойдемте, – обратился он к женщинам, – она проспит до утра. Кризис миновал, она выживет. Вам обеим тоже следует отдохнуть. Идемте.
Они тихо вышли. В гостиной Мария Кондратьевна и Алевтина Сергеевна снова плакали, но уже от счастья, а доктор Жуков снова сидел в кресле у камина, но уже не капал им успокоительные капли.
Оставим доктора и женщин на время, они порядком измучились за эти дни. Вернемся повествованием в день страшной бури, такой, которой старожилы Залесовки не могли припомнить не то что на своем веку, так даже на веку своих пра- прадедов.
Как только Дмитрий Краснов замертво упал на землю, Алый Пион исчез, туча растворилась, словно ее никогда и не бывало, ветер стих в долю секунды. Было такое ощущение, будто какой-то всесильный маг, решив показать свое мастерство и силу, возвестил: «Да будет буря!» И буря разразилась, а затем, довольный произведенным впечатлением, скомандовал: «Утихнет буря!» И в мгновение ока бури не стало. Когда случилось это несчастье, Алевтина Сергеевна и Мария Кондратьевна были дома. Они не смогли ничего предпринять по розыску Лизы и Краснова. Посланная ими спасательная экспедиция во главе с могучим Парамоном не смогла выйти на улицу: устрашающей силы порывы ветра не позволили никому выйти из дома. Умирая от беспокойства, всем пришлось ждать, пока непогода утихнет. Наконец, всё кончилось, и экспедиция смогла отправиться на поиски. Через полчаса Лизу и Дмитрия нашли и принесли в дом. Девушка была без сознания, а Краснов – мёртв. Четыре дня Лиза не приходила в себя, состояние ее было критическим. Иван Иванович неустанно дежурил в доме Подольских, худшее могло случиться в любую минуту. Четыре дня никто здесь не знал покоя. Лиза лежала в жесточайшей горячке. Она не бредила, не металась и не приходила в чувство ни разу за все четыре дня. Такое течение болезни пугало даже самого доктора, однако он просил домашних не терять надежду на лучшее. И вот сегодня девушка очнулась и заговорила.
– Пойду, проверю, как там Лизавета.
– Да, да, Иван Иваныч, сходите, – утирая слезы, попросила Алевтина Сергеевна.
– Самое главное, Алевтинушка, – успокаиваясь, сказала Мария Кондратьевна, – что теперь она выживет. Женщины обнялись, расцеловали друг друга.
– Жар спадает, – констатировал доктор. Она поправляется на глазах, это просто чудо.
По прошествии еще двух дней Лиза уже сидела в кровати, от горячки не осталось и следа.
– Так что же случилось со мной? – приставала Лизавета к матери.
– А ты не помнишь?
– Нет. Помню только, что мне снились волшебные сны про цветы, и я никак не хотела просыпаться.
– Ты заболела и лежала в горячке без сознания четыре дня.
– Четыре дня? Но как я заболела? Я не помню, чтобы плохо себя чувствовала.
– Ты пошла на прогулку в сад, там тебе стало плохо, – схитрила Алевтина Сергеевна.
– Надо же, а я совсем ничего не помню.
– Горячка – болезнь жестокая. Какое счастье, что уже всё позади. А теперь поспи немного, тебе надо набираться сил, а сон – лучшее лекарство.
Алевтина Сергеевна вышла от дочери в беспокойстве. «Странно, что она ничего не помнит, – думала женщина, – хотя, может быть это и к лучшему. Такой ужас, какой пережила бедная моя девочка, не дай Бог никому пережить».
Решено было не рассказывать Лизе подробностей того страшного дня. Под страхом смерти Мария Кондратьевна запретила всей прислуге обсуждать происшедшее, особенно смерть Дмитрия Сергеевича. Приказано было не упоминать о Краснове. Если же Лизавета Антоновна вспомнит его и спросит, где он, велено отвечать, что господин Краснов уехал за границу продолжать обучение и вернется не скоро. Это была необходимая ложь. Все опасались, что правда о Дмитрии вызовет рецидив, и Лиза не переживет еще одного потрясения. Но она не вспоминала о Краснове, его образ и само имя будто стерли из памяти девушки. Не вспомнила она и сам тот день: утро, когда ее не могли добудиться, бурю, ничего. Доктор Жуков объяснял это следствием болезни, хотя и признавал, что подобного никогда нигде не наблюдал. Вскоре провал в памяти Лизы перестал беспокоить домашних, пришла другая беда.
IX
Девушка поправилась, однако болезнь сильно изменила ее: она стала очень задумчивой, грустной, часто оставалась в своей комнате и вообще предпочитала, чтобы ее не беспокоили. Она оживлялась только к вечеру, на закате солнца. Лиза выходила на террасу, садилась в кресло, взгляд ее устремлялся в сад, она с упоением вдыхала его прохладный аромат, глаза ее светились счастьем, она чему-то мечтательно улыбалась, и просиживала так одна долго, долго. Ее поведение повергало в отчаяние мать и бабушку, они неустанно заботились о Лизе, старались быть всегда рядом, расшевелить ее, но ничего не получалось. Девушка с каждым днем отдалялась, часто даже раздражалась и просила оставить ее в покое. Доктор Жуков не находил объяснения, он не обнаружил у Лизаветы никаких признаков какой-либо нервной болезни или депрессии. Иван Иванович советовал везти девушку в Петербург и показать лучшим специалистам. Лиза встретила решение о возвращении в город агрессивно и наотрез отказалась ехать. Такой эмоциональный всплеск до смерти напугал Алевтину Сергеевну и Марию Кондратьевну. Остались в Залесовке, опасаясь, что переезд повлечет за собой новую болезнь. Доктор посещал Подольских каждый день. Ситуация становилась критической.
Но что же, спросите вы, случилось с милой, доброй Лизой? Что за странный недуг поразил бедняжку? О, это всё Его вина, Проклятого Прекрасного Цветка. С того самого мгновения, как девушка упала без чувств в страшную бурю, Алый Пион не покидал ее. Цветок полностью завладел ее сознанием, душой и чувствами. Он рассказывал и рассказывал ей о прекрасной Стране Ночи, о беспредельной власти Ночных Цветов о своей к Лизе любви. Он называл ее милой и единственной, целовал ее, и так нежно смотрели в самое сердце девушки его волшебные бездонно-черные глаза, и так ласково спрашивал его тихий голос: «Любишь ли ты меня, милая Лиза? Пойдешь ли ты со мной?» «Я люблю тебя, – отвечала она, – но я еще не готова уйти с тобой». Вот почему спустя четыре дня девушка пришла в себя. Но она уже не могла стать прежней. Алый Пион приходил к ней каждую ночь и уносил в волшебный рай бесконечной ночи. И не было ни сил, ни желания сопротивляться. И постепенно день стал ей в тягость, она с нетерпением ждала прихода темноты, а с ней и своего любимого. Общество матери, бабушки и брата стало невыносимым, разве могли они сравниться с ее возлюбленным? А этот дом, казавшийся еще недавно самым лучшим на свете, разве он мог соперничать с Прекрасной Страной из грез? И вот сегодня, сидя на террасе, Лиза в последний раз провожала закат, она знала, что для нее больше не наступит другой день, счастливая улыбка играла на ее губах.
– Я люблю тебя, мой милый Пион, я готова идти с тобой, – шептала Лиза. – Я готова умереть для тебя.
– Да, любимая, да! Как я ждал этого. Пойдем со мной, – звал Цветок, – умри для меня.
Девушка чувствовала, как холод тонкими струйками заползает ей внутрь, сковывает ее.
– Не бойся, ничего не бойся, милая Лиза, я с тобой, – шептал Пион, – просто отдайся мне, прими власть Ночных Цветов. Тебе не о чем жалеть, не о ком помнить. Я царь и бог в Стране Ночи, и мне очень, очень нужна твоя жизнь. Я стану еще сильнее, могущественнее и приблизиться время вечной власти Ночных Цветов. Умри же для меня! Умри!
Лизу нашли утром, на террасе, в ее любимом кресле. Нет слов, чтобы описать горе и отчаяние, постигшее дом Подольских. Лишь спустя семь лет после трагических событий уже повзрослевший младший брат Лизаветы Кирилл уговорил семью снова выехать на лето в Залесовку. Дела в имении шли хорошо, всё было в порядке под чутким присмотром верного Парамона. Всеми овладело смутное чувство: было тяжело и в то же время приятно вернуться под своды родового поместья, где каждый уголок дышал тихой грустью воспоминаний и одновременно предвкушением чего-то нового. После ужина разошлись. Кирилл долго не мог заснуть, ворочался, вздыхал, ему было душно. Юноша встал, распахнул окно. Из сада повеяло спасительной нежной прохладой. И как прекрасен был он, залитый серебристым лунным светом. Кирилл никогда раньше не видел такой красоты. Жадно втянул, сколько позволяли легкие, пахнущий тонкими ароматами воздух. Голова слегка закружилась. Он лег и сквозь подступающую дремоту услышал ласковый, манящий голос: «Кирилл, иди ко мне»…