«37, пистолет, Дама»
К повести Пушкина «Пиковая дама»
«Истинные мистики не прячут тайн, а открывают их. Они ничего не оставят в тени, а тайна так и останется тайной». (Честертон). Повесть «Пиковая дама», вероятно, самая мистическая у Пушкина. Он приоткрывает «тайну» шаг за шагом, и читатель оказывается в роли Германна, который стремится узнать секрет трех карт до конца и боится, что повесть вот-вот закончится, а он так и не поймет, в чем же дело.
Пушкин сам дает ориентиры для понимания образа, он повторяется в некоторых деталях (а таких повторений достаточно) – это явный акцент. Для раскрытия «тайны» он оперирует и словами, и числами, как символами, тасуя их как одну колоду.
Для меня один из первых маячков-ориентиров – определение личности Германна. По словам Томского, у него «профиль Наполеона, а душа Мефистофеля». Данте упоминается в повести дважды (второй раз в связи с Лизаветой Ивановной), чтобы подчеркнуть значимость отсылки к «Фаусту». Но Германн не Фауст, а Мефистофель. Он ничего не продает, поскольку изначально сам стремится приобрести душу, под которой можно понимать везение во всех делах, полная независимость и покой.
Тогда кто же Фауст или потенциальный продавец? На эту роль несколько претендентов. Лизавета Ивановна? Но ее душа, жаждущая тихой семейной жизни, для Германна не ценна, она слишком легко достается. Старуха графиня? Та сама продала душу еще в молодости за три карты, и эти же три карты «назначила» Чаплицкому (вот он-то действительно потерял душу, умер рано и в нищете). Наконец, богатый покупатель – миллионер Чекалинский? Однако он очень опытен и научился прятать свою душу за «неизменной» улыбкой. Взять его невозможно ни выигрышем, ни проигрышем, его игра всегда пойдет «своим чередом».
Существует еще одна загвоздка. У Германна недостаточно денег, чтобы совершить такую покупку. Но он и не покупает душу, он хочет выиграть ее.
Он вступил в игру гораздо раньше, еще не сев за стол. Стоял возле него и наблюдал, как играют другие. Так же потом стоял он под окном Лизаветы Ивановны, и в кабинете графини, поджидая ее с бала, а потом и в очереди к ее гробу.
У него на руках изначально были три верные карты, как он сам говорит: «расчет, умеренность и трудолюбие». Но ими ли он играет на самом деле? Расчет – да, несомненно. Холодный расчет присутствует в любом его шаге. Умеренность – до поры до времени. Германн крайне умерен в жизни и сдерживает свою страстную натуру. Но как только замаячило перед ним шальное богатство, он меняет расклад. Умеренность заменяется упорством, Германн влюбляет в себя Лизавету Ивановну, добивается свидания, проникает в покои графини, вымаливает у нее тайну (пусть уже за рамками реальности, но тайна открыта). И про третью карту «трудолюбие» забыто начисто.
Германн проиграл именно здесь, вытянув не ту карту. Но есть еще и везение. Фортуна. Она в карточной игре главный распорядитель.
Фортуна – полуглухая, подслеповатая, капризная, своенравная, бесчувственная старуха. Она катается каждый день в карете, на которой и вертится ее «колесо». К ней ходят на поклон. Она знает, какая на улице погода, даже не глядя в окно (это ее воспитанница все время смотрит). Ей читают вслух романы, а она дает им свою оценку. Она манипулирует тайной. Выуживает ее у одного своего фаворита, передает другому. Германн не фаворит, но ей «велели» открыть и ему. То, что продолжение их разговора происходит в видении Германна, говорит о метафорической природе этого персонажа.
В реальном мире Германн и старуха-графиня не понимали друг друга в силу отсутствия чувств, они не могли объясниться на этом уровне, значит, не могли и договориться. Германн умоляет графиню открыть карты, взывая к ее самым сильным чувствам, совершенно неподходящим в такой ситуации – чувствам супруги, любовницы, матери. Но у старухи остались лишь обрывочные эмоции: любопытство к постороннему мужчине, стертая память о событиях давних лет. Страх смерти при виде пистолета превзошел все эти чувства.
Чтобы выиграть, надо быть избранником фортуны, чем-то соблазнить ее. Изначально Германн даже хотел стать любовником графини, и ее возраст смущал только в том смысле, что она может внезапно умереть, не успев открыть ему карты. Но когда он увидел в окне Лизавету Ивановну, «участь его была решена». Решена она была еще и в том плане, что к богатству прикладывалась любовь – неизменная составляющая любого счастья.
Лизавета Ивановна не могла не почувствовать его страсть, но она отнесла ее исключительно на свой счет, в то время как в них выражались «непреклонность его желаний и беспорядок необузданного воображения» вследствие того, что страсть теперь он делил на два предмета.
Итак, «фортуна очарована». В том смысле, что все-таки она открыла ему другие три выигрышные карты. Германн даже взял на себя грех, поскольку столь крупный успех всегда сопряжен с грехом. Более того, на его совести он не один, а целых три. «Три злодейства на душе» – обман Лизы, смерть графини и последующие откровения Германна, переложившего вину за эту смерть на Лизавету Ивановну. Ведь надо было чему-то открыться в ту ночь, и если не карточной секрет, то хотя бы злодейство должно было выйти наружу. Недаром Чайковский в одноименной опере утопил Лизавету Ивановну в Зимней канавке. Пушкин сжалился, позволив ей выйти замуж.
Заполучив таким образом тайну, оставалось «вынудить клад у очарованной фортуны». Германн меняет свои «расчет, умеренность и трудолюбие» на тройку, семерку и туза. Три злодейства, три ставки. «Бог троицу любит». Это первая карта.
Семерка исконно счастливое число. В повести много значимых цифр, оканчивающихся семеркой. В 27 графиня узнала свою тайну трех карт, княгиня Дарья Петровна лет 7 как умерла, самой графине 87, первая ставка Германна и его же капитал, доставшийся от отца – 47 тысяч рублей, в Обуховской больнице его помещают в 17 нумер. Наконец, 37 – сложение тройки и семерки, роковое число для самого Пушкина, в 37 он будет стреляться из-за Дамы. А у Германна пистолет, как известно, не заряжен.
Семерка это еще и та карта, на которой он остановился в выигрыше. Атанде (из эпиграфа к главе) – надо было больше не ставить. Семерка – та самая «умеренность», вторая карта, но в другой колоде.
Три карты для Германна – это еще любовь, долгая жизнь и богатство. Он играет любовью Лизаветы Ивановны, жизнью графини и своим капиталом. Он представляет тройку «в образе пышного грандифлора» или стройной девушки, семерку – «готическими воротами», она связана со временем и входом в потусторонний мир. Туз – пузатый мужчина, паук, держащий в своих сетях богатства.
Эти три карты снова образуют душу, которую продают, покупают или выигрывают.
Но и Лизавета Ивановна «делает свою игру». Германн вытащил даму вместо туза, поскольку не были доведены до конца его отношения с Лизаветой Ивановной – посредницей фортуны. Германна вернули к Даме, напомнив про чувства, про условие жениться на Лизавете Ивановне, высказанное призраком графини (при жизни графиня не знала о его связи с воспитанницей).
«Две неподвижные идеи не могут вместе существовать в нравственной природе…». В голове Германна не могли ужиться несыгранные карты графини и нерешенный вопрос о женитьбе на Лизавете Ивановне. И за столом, эта вторая идея и вылезла наружу, в виде пиковой дамы, которая означала «тайную недоброжелательность» (эпиграф к повести). Означала сама карта, а не ее интерпретация, и тайной она оставалась до времени открытия.
Но надо заметить, затея с выигрышем с самого начала была блефом. Любых денег не хватило бы на жизнь, тем более нажитых таких путем – Чаплицкий умер в нищете, промотав миллионы. Он был обречен, даже если бы выиграл, поскольку приступ одержимости все равно бы повторился. И потом, Германн выбрал неверную карту еще в доме графини, очутившись в ее спальне. Перед ним было две двери: справа – в кабинет, слева – к Лизавете Ивановне. Он выбрал правую. Такую же по положению карту он выбрал и у Чекалинского, совершенно бессознательно, поскольку сознательный выбор был раньше, а сейчас только его подтверждение. Правой оказалась Дама.
Вся игра уже была сделана до того, как Германн сел за стол. Карты выбраны и сброшены, взяты другие. За карточным столом лишь открывалась одна сыгранная карта за другой. Игра, говоря образно, открыла ему значение всех карт. И «тайная недоброжелательность» для Германна стала явной.
В таком азартном деле, как жизнь, где кажется, что многое подчинено фортуне, случаю, главное – оставаться верным своему изначальному выбору, не пасовать и «не жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее». А Германн пожертвовал всем, даже тем, чего добился в ходе своей затеи (любовью Лизаветы Ивановны). В итоге он так и не находит своего Фауста. Остается без души, а душевно больным место в лечебнице.
В повести присутствует еще один план – образ совершенства, воплощенного в три выигрышные карты, способные устроить счастье всей жизни. У Германна сильно развито воображение, на это Пушкин указывает несколько раз. Он – натура романтическая, стало быть, творческая. Любой творческий человек стремится к идеалу, к его созданию.
Достижение идеала дает любовь, бессмертие, богатство (высокое положение), и одним расчетом, умеренностью и трудолюбием здесь не обойтись. Молодая женщина, как муза, пробуждает чувства, старая – расчет. Расчет в творчестве никак не может быть на первом месте. Германн хотел рассчитать и чувства тоже, но «обдернулся». Ему указали, в конце концов, на Даму.
Германну снизошла божья «троица», улыбнулась удача в виде счастливого числа «семь», но он не готов был для старшей карты – его потопили грехи, за которые он хотел купить счастье, и зависимость от фортуны, от своих трех карт. А истинный творец должен быть свободен от любых навязчивых устремлений. Пожизненное счастье есть блеф, на него всегда найдется своя Пиковая (т.е. черной масти) дама.
Совершенства в мире нет. Поэтому, если хочешь достичь совершенства, надо это признать, что его нет и отступить на два шага назад. Именно на два. На один шаг будет выглядеть, как случайность, оторопь. Именно так Германн оступился перед гробом графини. От испуга. И упал навзничь.
От туза до пиковой дамы как раз два шага. Нужно было сделать их осознанно, а Германн бессознательно выбрал даму в доме Чекалинского, потому снова упал и уж больше не поднялся.