«З глебы взенты, до Бога пшиенты, до Неба взенты…»
Год 1621.
В нескончаемом шлейфе польско-турецких войн Цецорская 1620 года вновь принесла в жертву сынов Речи Посполитой, а матерям слёзы и боль утраты. Это была жестокая рубка. Кто не убит беспощадным турком в неравном бою, тот оказался в плену, испытав коварную жестокость лукавого татарина.
Кравчий литовский, тридцатилетний Кшиштоф Веселовский с сотней рейтеров, что до последнего оставался с гетманом коронным Станиславом Жолкевским, возвращался по весеннему распутью из татарского плена. Весёлые лучи мартовского солнца озаряли бескрайнюю ширь, просыпающейся от зимней спячки, стылой степи. Широко расправив крылья, парил высоко в небе, зорко выискивая добычу, одинокий орёл. Ослабив поводья, Кшиштоф дал волю коню.
Но тот не спешил на простор, словно понимая, что всаднику не до радости от его резвого бега, не до азарта от свиста в ушах бесшабашной скачки. Не бодрил хмурого всадника и запах, что знаком каждому воину, вернувшемуся домой-запах родного отечества. Не проскакав галопом даже с пол версты, чуткий конь добровольно перешёл на размеренный ход.
Грустная думка владела мыслями молодого пана:потомок дворянского рода герба «Огенчик» не сможет продолжить его. На то была особая причина. Нет, Кшиштоф не болен. Саблей турецкой даже малой царапины на теле его не оставлено, и татарская стрела плоти его не коснулась. Острое лезвие ножа было причиной мрачных мыслей Кшиштофа.
Когда в неравном бою схлестнулись с врагом на берегу Прута близ молдавской Цецоры, Кшиштоф свято верил в победу. Лихо свистела, считая головы янычар, его острая карабела. Отряд войска польского отбил не одну смертельную атаку. Не прятался за спинами отважный гетман Жолкевский, сражаясь в самом эпицентре битвы. Старый вояка умел предвидеть исход боя, но в этот раз чутьё подвело его.
Искандер-паша, беглербек силистрийский, оказался изощрённей и предусмотрительней своего противника. 10 тысяч отборных янычар выслал он на встречу 8 400 воинам гетмана. 600 воинов молдавского князя Гаспера Грациани, что сражались плечо к плечу с поляками, были уничтожены турками практически сразу же. Польские храбрецы стойко держались и продолжали биться до последней капли крови.
Опытный в делах воинских, Искандер-паша, верный пёс султана ОсманаII, предусмотрительно оставил в засаде своего союзника, многотысячное войско Крымского Ханства под предводительством Кантемир-мурзы. Хитёр, как лис, ядовит, как змея Искандер-паша. Знал, в какой час напасть и ужалить противника.
Сытая и хорошо отдохнувшая в молдавских лесах 25-тысячная конница Крымского Ханства окружила поредевшее и ослабшее в битве с янычарами войско Речи Посполитой, зажав его в смертельное кольцо. Однако с оставшейся в живых половиной своего войска гетман Жолкевский сумел вырваться и скрыться от неприятеля. Отступление не сулило лёгкого перехода домой. Это был путь борьбы и сражений, пролегающий сквозь нехоженые лесные дебри.
Тёмной ночью осени 1620 года татарская конница подобралась незаметно к лагерю коронного войска и подло исподтишка напала на изнурённых горными переходами спящих поляков. Схвачен и казнён гетман Жолкевский. Его отрубленная голова с саблей и седлом, в качестве драгоценного подарка турецкому султану от преданного вассала Османской Империи Кантемир-мурзы, были спешно отправлены в Стамбул.
Почти полгода провёл Кшиштоф в татарском плену. Убивать его не собирались, не было надобности. Знал Кантемир-мурза:за единственного сына ясновельможного пана, маршалка великого литовского Петра Веселовского, преданно отслужившего королю Речи Посполитой, пришлют богатый выкуп. Цехинами золотыми австрийскими, талерами серебряными немецкими, польскими злотыми и драгоценными каменьями пополнится казна татарская.
-Пан Кшиштоф!-думку кравчего прервал гонец-Совсем плохо пану Вадынскому. Еле дышит. Того и гляди, богу душу отдаст. Зовёт вас.
Огрев нагайкой своего и без того разгорячённого коня, он умчался по срочным делам.
Ян Миколай Вадынский, командир лисовчиков и воевода подлясский пленён татарами, будучи тяжело раненым. Родственники не скупились, послав Кантемир-мурзе щедрый выкуп. Да не копами грошей, а золотыми дукатами. Ими же оплачен и послан в плен к воеводе медикус, но сколь ни старался сей учёный муж, облегчения умирающему воину его знания не принесли.
В родном Волковыске с нетерпением поджидала Яна Миколая супруга, молодая красавица Александра Марианна, а по-домашнему просто Олечка. Ждала возвращения отца и маленькая дочь Гризельда от его первого брака. Нежная и болезненная её мать Дорота Красиньска умерла, оставив малютку на попечении отца. Гризельда росла такой же трепетно-нежной, внешне похожей на свою мать и очень набожной. «Анёлком моим малюсэньким» называл свою единственную наследницу-красотулечку любящий отец.
«Что будет с девочками после смерти моей? Сиротой жить любимой Гризели-участь незавидная, даже, если ты богатая наследница. Вдовой остаться прелестной Александре тоже радости мало. Кто сможет защитить их от напастей?»-терзалось заботливое сердце раненого воина.
-Януш, друг верный, звал?-склонился над ним запыхавшийся Кшиштоф. Горбатый старик-возница опустил вожжи, кони послушно встали. Старик понимающе отступил в сторонку:»Эх, степь вокруг весенним бременем разрождается, а жизнь человеческая угасает, вырождается…»
-Смертный час мой пришёл, а боль, Кшись, нестерпимая боль сердце рвёт-серый, словно сермяжное полотно, Ян с трудом приоткрыл веки. Взгляд его туманился, синюшные губы подёргивались.
-О, Матко Боска, что несёшь, Януш? Ты ещё поправишься, только шрам на память останется. Придёт время, и будем вместе ходзоный с паненками на балах отплясывать-Кшиштоф старался подбодрить друга.
-Помолчи, Кшысь. Трудно говорить, сердце льдом сжимает, и воздуха не хватает. Послушай внимательно, о чём просить стану-еле слышно прошептал Ян.
Вдруг со всей ясностью, Кшыштоф осознал, что это последние минуты товарища и последние в жизни его слова. Вцепившись в повозку, низко склонился над лицом умирающего.
-Знаю тебя, Кшись, как благородного рыцаря, храброго воина и человека чести-с трудом давались слова слабеющему воеводе-Прошу, возьми под защиту семью, женись после смерти моей на Александре Марианне, Олечке ясноглазой. Светлая у неё душа, что у голубицы в чистом небе. Я-то не успел всю любовь, что в сердце имею, ей передать. Ни драгоценными подарками, ни венецианским бархатом внимания к любимой женщине не заменить. Ты же ведаешь, я всё в походах да в войнах пребывал. Редко видел мою Олечку, розу нежную, послушную и преданную. Она и тебе верна будет. Вот увидишь, погорюет, поплачет немного да, узнав о завещании моём, и тебе солнышком улыбаться станет.
-Матко Боска! Прости, Януш. Не дам я обета клятвенного, не могу я жениться. Ты же знаешь цену моего выкупа!-с отчаяньем прокричал кравчий.
-Знаю, Кшиштоф.-превозмогая боль, согласно кивнул воевода-Бесчестно так поступать с пленником, за которого уже получен богатый выкуп, подло. Коварство злого татарина не ведает предела. Досадить Речи Посполитой тем, что её молодые сыны возвращаются живыми, но не оставляющими потомства, это верх цинизма. Бесплодны останутся жёны мужей, вернувшихся из татарского плена.
Обречённо вздохнул Кшиштоф, вспоминая глумливый взгляд татарина, держащего в руке наточенный нож.
-Потому и прошу, что добрая Олечка моя всё поймёт и примет тебя таким, каков ты есть.
Ян умолк, собирая последние силы. Предсмертный хрип вырвался из растерзанной вражеской саблей груди, но губы успели выдохнуть:Боль мою…забери… доченьку Гризель… воспитай…как родн…
«С глебы взенты, до Бога пшиенты, на Небо взенты…»-перекрестившись дрожащей рукой, снимая шапку, прошептал сокрушённо привычной скороговоркой седой, повидавший не мало смертей на своём длинном веку, горбатый возница.
Посреди весенней степи, где гуляют вольные ветра, да смыкается на горизонте земля с небом, Ян Миколай Вадынский, воевода подлясский, белостокский, волковысский из древнего шляхетского рода покинул бренный мир.
«Януш, клянусь, я заберу твою боль.»-мужественно сдерживая рыдания, прошептал другу кравчий. Шальной ветер трепал гривы быстроногих коней. Просыпалась земля от зимней стыни. Пройдёт совсем немного дней, и, согреваемая лучами солнечного света, пробьётся на проталинах зелёная поросль. Превратится распутица в твердь, дороги покроются пылью, и начнутся новые войны…
Равнодушно взирал на людей, паривший в голубой выси, степной орёл.
Примечание: «З глебы взенты, до Бога пшиенты, на Небо взенты…» (польск.- Z gleby wzi;ty, do Boga pszyj;ty, na niebo wzi;ty.) С земли взят, богом принят, до неба взят). Присказка, услышанная и записанная в деревне Романовцы Гродненской области.
Продолжение - http://www.proza.ru/2016/07/04/833